Зависть

Настало то время года, когда дни становятся всё короче и короче, недавно разноцветная листва превращается в мрачно коричневую, и покрывает собой вечно влажную землю, формируя шуршащую поверхность, чей хруст под ногами приносит чистоту мыслей. Каждое утро становиться всё темнее, всё тише, всё безлюдней. На том же пути к школе, который должен вечно оставаться одинаковым, начинают замечаться одинокие, даже пасмурные изменения – например кошка, вечно сидящая на подоконнике дома, больше нигде не видна, или старая парочка, всегда попивающая свой утренний кофе на террасе, предпочитает оставаться внутри, давая знать о себе только ярким жёлтым светом из окна на кухне.

Вдыхая прохладный утренний воздух и завязывая по крепче шерстеной шарф на горле, Серафим шагал по безлюдной улице. Он шёл этим путём с тех самых пор, как начал учиться в старшей школе. За последние два года с хвостиком, не было ни одного раза, чтобы он как-то изменил свой маршрут. Таким уж был он человеком – привычки. Путь от дома к школе был совсем не длинным. Ему нужно было пройти несколько улиц с жилыми домами, после чего сделать выбор: идти вдоль теннисных кортов или сквозь парк для животных, который больше даже походил на лесок с широкими тропинками. Пусть он точно знал какой дорогой пойдёт, каждый раз подходя к развилке между двумя путями, он останавливался. Серафим не прекращал идти от того, что не был уверен, которой дорогой идти. Нет. Он предвкушал своё скорое пребывание среди деревьев, словно смаковал запах лесного воздуха, как ароматное вино перед тем как выпить. Останавливался он лишь для того, чтобы попрощаться на ненадолго с каменным и фанерным миром, из которого собирался выйти. Эта развилка была для него как порталом, как дверью, через которую он проходил каждое утро по дороге к школе, в необъяснимый лесной мир.

Однако, подходя к своему «проходу меж мирами», он увидел то, чего там раньше никогда не видел. Лучше даже сказать, что это было не что-то, а кто-то. Там стояла девушка.

Худая, но приятная глазу фигура была укутанная в длинное, бежевое шерстеное пальто, из-под которого выглядывали лишь тонкие ноги в черных чулках и блестящих башмачках. Черный берет прятал часть серых, покрашенных волос, что спускались до белоснежной шейки. Из-за длинной блестящей пряди, ему не удавалось целиком разглядеть лицо – лишь румяный бугорок щёк и покрасневший кончик маленького, но острого носика.

Она стояла, скрестив ноги, сжимая в пальцах ручку сумки, и осматривая с верху свой вид, словно пыталась усмотреть неуместный на плавной поверхности пальто волосок, или кусочек сухого листика, для того чтобы тут же их убрать. Смотря на стоящую и ждущую Лану, Серафим невольно остановился.

Вид ожидающей девушки, заставил сердце Серафима на мгновение остановиться. В последние время они начали проводить гораздо больше времени чем прежде, но по какой-то непонятной ему причине, только её ждущая фигура холодным утром, заставила его посмотреть на неё с другой стороны. Без сомнений, она ожидала его. Он нутром это чуял, и когда он наконец подошёл к ней, недавно невидимое для него лицо просияло ослепительной улыбкой, глаза сузились, а щеки окрасились более ярким оттенком красного.

- Наконец ты пришел! Я уже минут десять жду на этом холоде. Ты конечно та ещё копуша. – Она театрально надула щечки, словно обиделась на него, но тут её лицо стало прежним – ярким и счастливым. – Мы через лес идём, верно?

- Для начала – доброе утро. Да. Мы пойдём через лес. – Серафим на мгновение остановился, пристально смотря на её прекрасное лицо, словно хотел получше его разглядеть и закрепить в памяти. – Откуда ты знаешь, что я иду через лес?

- Ой брось. Я считаю себя экспертом по «предпочтениям Серафима». Догадаться, что ты ходишь через лес было не так уж трудно. – Она начала идти по каменистой дорожке, хватая его за шарф и теня за собой.

Серафим отдернул шарф из белоснежных пальцев своей спутницы, укутываясь сильнее в его пушистое тепло.

- Что ещё за «предпочтения Серафима»?

- Вещи которые тебе нравятся. У меня есть способность думать так же, как и ты, и знать то, что тебе нравиться. – Она лукаво улыбнулась и бросила весёлый взгляд в его сторону. Ему и головы поворачивать не пришлось, чтобы знать, что она именно так и сделала. Пожалуй, он мог бы называть себя «экспертом по Лане».

- И что же ещё мне тогда нравиться, кроме походов через лес по утрам? – Он выпрямился, делая вид что просто подыгрывает её игре, но на самом деле ему было интересно, насколько же хорошо она его знает.

- Ну, дай подумать. – Она подняла глаза на ещё тёмно-голубое небо, обвела взглядом высокие тёмные стволы деревьев, опавшую коричневую листву, и уставилась на рваные лоскуты тумана впереди. – Например и знаю, что почти каждое утро ты идёшь этой дорогой сам. Я знаю, что и пусть наушники в ушах, музыку ты не слушаешь, а просто отстраняешь звуки вокруг себя. Мне известно о тебе намного больше, чем ты думаешь. – Её взгляд наконец выпал из той заворожённой неподвижности, и она взяла его под локоть, прижимаясь к нему ближе, чем когда-либо. – Холодно сегодня, ты ведь не против?

- Нет, всё нормально. И вправду холодно. Зима приходит. – Он слабо улыбнулся, но мысли его были далеко – не там, не в лесу с Ланой. Она ведь была права. Он обожал идти в одиночку сквозь этот лес или парк – неважно. Это был первый раз, когда он проходил сквозь этот иной мир с кем-то другим. Ему было плохо лишь от мысли, что пришлось бы вести беседу идя сквозь лесную утреннюю тишину, нарушая священную молчаливую неподвижность.

Он подловил себя на том, что общество Ланы, словно плывущей подле него, успокаивало его. Её присутствие, пусть и не типичное его обычным походам в школу, в тот момент казалось ему даже более естественным чем одиночество, которым он всегда наслаждался. Её тепло, слабо проходящее сквозь ткань пальто, просачивалось ему под кожу, протекая сквозь вены, и постепенно наполняя всё тело.

Некоторое время они шли молча, поглощая тишину вокруг себя, и отдавая взамен тепло своих движений, тем самым создавая баланс между лесной тишиной и просочившемся шумом остального мира. Они шли так, пока впереди не показался заасфальтированный выход из парка, напоминавший про приближения погружения в ту, каменную реальность.

Шум проезжавших вдалеке машин начал доноситься до них, тем самым постепенно разрушая словно интимное отношение между Серафимом и Ланой, как одним целым, и безмятежностью леса.

Только выходя из-под безлистных корон деревьев, и наполняя лёгкие словно другим воздухом, Серафим, будто проснулся от нежного сна, но вместо слипающихся глаз и желания углубиться в только что ушедшую теплоту, он почувствовал тонкие пальцы, крепче сжимающееся на предплечье.

- Хочешь погулять сегодня по городу, или куда-то сходить после школы? Я могу тебя подождать, если у тебя будут ещё какие-нибудь дела. – Она украдкой посмотрела на него, словно желая узнать его ответ прежде, чем он откроет рот. Тон её показался Серафиму необычайно робким, как у волнующегося ребёнка перед тем как попросить конфетку.

- Прости, – в его голосе звучало искренние сожаление, – я не смогу сегодня. Моя кузина приходит ко мне в гости. Мы договорились вместе пообедать. Так давно уже не виделись, и вот она наконец нашла время меня навестить. А ведь раньше, в детстве, были не разлей вода. – На лице у него промелькнула тонкая улыбка. – В общем не смогу.

Она слабо нахмурилось и отвернула лицо в сторону, так что ему не удалось увидеть другие выражения, которые на нём появились.

- Жалко. У меня как раз появилась уйма свободного времени сегодня. – Лана отпустила его и сжала пальцы, словно пыталась согреть их. – Сходим тогда в другой раз, когда твоя кузина не найдёт свободного времени на тебя.

- Хорошо. Обязательно сходим.

Пусть и выглядела она надутой, руку с его предплечья убрала лишь на мгновения, чтобы схватить его покрепче за ладонь, переплести свои тонкие нежные белые, как вата пальцы с его. Держала она его так, словно говорила: «Можешь видится с какими угодно кузинами, выходить друзьями, гулять вечерами в одиночку, но от меня ты не уйдешь. Не отпущу.»

Так они и шли, отдаляясь от длинных и грустных теней леса, держась за ручки, и наполняясь теплом друг друга.

 

Недавно голубое и чистое небо начало застилаться толстыми серыми тучами, предвещая скорый приход холодного, пробирающего до костей, ноябрьского дождя. Такая погода всегда отбивала любое желание делать что-либо. Больше не хотелось выходить на улицу, страшась промокнуть. Тут же улетучивалась мотивация учиться. В общем, надвигалась депрессивная душевная спячка, оставляющая тело и разум страдать от холода, бесконечных пасмурных дней и приближающихся экзаменов.

У Серафима каждый год было по-разному. Иногда случалось так, что часть осени и всю зиму он ходил как дождевое облако – вечно пасмурный и уставший, страдающий от ненавистного ему холода. А случалось и так, что в морозное время года он разбрасывал вокруг себя яркие улыбки, как солнышко раздаёт свои лучи, всегда смеялся, радовался жизни похлеще многих. Интересно, каким же он будет этой зимой?

Она опаздывала уже на двадцать одну минуту. Серафим терпеть не мог, когда люди опаздывали, особенно на так много, особенно, когда сами назначали встречу. Время, проведенное в ожиданиях, окупалось лишь тем, что он получал забавные видео от Ланы. Она где-то находила смешные ролики и посылала их ему, словно зная, что он нуждается в отвлечении.

Вскоре послышался скрип металлической калитки и громкий лай собаки. Она наконец пришла. Серафим поспешил к входной двери, цокая по каменному полу своими тапочками, и доставая из маленького шкафчика возле двери другие. В дверь уже начали нетерпеливо стучать, словно стоявший там прождал на холоде не пару секунд, а чуть ли не час. Видимо, нетерпеливость и неприязнь к холоду тоже относились к её характеру, помимо непунктуальности.

- Почему ты так долго не открывал? – С негодующим видом проговорила девушка, отодвигая его в сторону левой рукой и быстро проходя внутрь, словно к себе домой. – На улице такой холод, да и дождь вот-вот начнётся. Побыстрее открывать двери девушкам нужно.

Она сказала всё это тоном, которым обычно говорят одинокие тётушки, или вечно уставшие и чем-то недовольные бабульки. Но исходящие от неё слова давали ей высокомерный вид, даже презрительный. Ей он совсем не подходил. Она была низкой, красивой девушкой – даже Серафим это признавал, пусть он и знал её с самого детства, и она была для него долгое время как сестрой, отчего он никогда не обращал внимания на её привлекательность. Её лицо выглядело изящным, кожа чистой и немного загорелой, глубокие карие глаза и пышные губки. Гибкое но пышное тело двигалось непринуждённо изящно. Без сомнения, многие парни обращали на неё внимание.

- На, повесь куда-то мою куртку. – Она бросила её всё ещё молчавшему Серафиму.

- Подожди, вот, обуй тапочки.

- Дай свои. Они должны быть теплыми, и мне не хочется морозить ноги. – Говоря о холоде лицо у неё брезгливо исказилось.

Серафим не стал бубнить о том, насколько бессмысленно было то, что она говорила, и покорно отдал ей свои тапочки. Уж такой была она, а сориться или обращать внимание на её детское поведение он не хотел. Они пошли на кухню, и Серафим достал из шкафчика печенья, сахар и мёд.

- Будешь чай или кофе? – Он уже поставил вариться чайник и доставал кофейник и жестяную банку с молотым кофе.

- Пожалуй кофе. У вас есть сахар? – Она сидела за столом, смотря в телефон и искажая физиономию перед камерой – утиные губки, выпученные словно от удивления глаза, широкая белозубая улыбка.

- Да, он прям перед тобой. – Серафим взглянул на неё, ожидая порыва смеха и слов «Ой, а я и не заметила», но получил лишь безразличное «Мхм» и вид своей нахмурившейся кузины, смотрящей в экран смартфона.

- У тебя ведь есть «Инстаграм», верно? Ты там что-то не особо активен. Так, давай посмотрим твою страничку. У тебя тут и фотографий нормальных нету. Не хорошо. Давай сделаем одну для тебя. – Она уже начала прихорашиваться, проводя пальцами сквозь волосы и укладывая их набок, увлажняя губы и подводя брови мизинцем.

- Не хочу я фотографироваться, Надь. – Когда он произнёс её имя она серьёзным и словно обиженным взглядом посмотрела на него. – Я просто хотел провести с тобой немного времени, поболтать как в старые добрые… а ты только в своём телефоне и сидишь.

- Во-первых – нехорошо держаться за прошлое и жить, мечтая о нём. Это я прочла на страничке о писателях. Во-вторых – я не понимаю, что тебе не нравиться в том, что я провожу немного времени в «Инстаграме». Это довольно полезная вещь. Отсюда можно многое практическое нахватать. Люди делятся своим жизненным опытом, дают дельные советы. Многие даже деньги зарабатывают через рекламу. – Говоря это у неё засверкали глаза, словно она обсуждала с ним мечту всей своей жизни. – И в-третьих – никогда не говори моё имя таким тоном. Оно мне и так не нравиться. Лучше бы меня назвали как-то красивее. Кайли. Дженнифер. Или Мики.

- Красивое у тебя имя, не волнуйся.

Кофейник на плите начал булькать. Серафим её выключил, взял розовую кружку, налил в неё осторожно кофе над раковиной, м поставил кофейник на мраморную столешницу возле раковины, чтобы тот охладился.

- Вот твой кофе. – Он поставил кружку перед ней, и принялся заваривать себе красный чай. Раньше Серафим и сам часто пил кофе, но вскоре заметил, что без кофе уже никак не может начать день, что всегда нуждается в нескольких чашечках. От этого и перестал эго пить. И так уже имел зависимость к сигаретам. В другой он совсем не нуждался.

- Спасибо. – Она отхлебнула кофе и тут же сморщила лицо. – Ты что, не ставил туда сахар? – Она придвинула к себе сахарницу, и сыпнула в напиток две чайных ложечки с половиной. – Три слишком много будет.

- Я никогда не любил кофе с сахаром. Слишком сладкий. Просто чёрный самое то. – В голосе его слышались мечтающие нотки, и взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно он вспоминал время давно минувших дней.

- Мех! Черный слишком горький. Странные у тебя вкусы. В детстве, помню, мы с тобой любили все одно и тоже. Даже детей в садике мы не долавливали тех же. – Тут она впервые улыбнулась ему своей настоящей улыбкой, той, которую он помнил с самого детства. Она была не широкой, такой, что белизну зубов было еле видно, однако вместе с губами улыбались и сверкающие глаза.

Тем не менее, улыбка эта просуществовала лишь несколько мгновений, пока она не отвернулась в сторону, чтобы взять сумку.

- Есть сигареты? Мои закончились. Ты ведь куришь, верно? – На лице у неё читалось некого рода раздражение и нетерпение. Серафим предположил, что она уже просто давно не курила. Давно для курильщика.

- Есть. Но не знаю, хорошей ли будет идеей курить на веранде. Я без понятия, когда возвращаются родители. – Меньше всего ему хотелось, чтобы его родители узнали, что он курит. Это был совсем не страх. Нет. Он не хотел, чтобы они об этом узнали потому, что уважал и любил их. Он не хотел огорчать их этой неприятной новостью, заставлять их волноваться ещё и по поводу его телесного здоровья. Они бы начали слишком пристально наблюдать за ним и всё время обнюхивать. В общем, только бы трепали себе нервы. А он этого не хотел.

- Не волнуйся ты. Пошли. – Она взяла со стола кружку с кофе и вышла из кухни. Серафим пошёл за ней. Они прошли через гостевую, парадную кухню и подошли к стеклянной двери. Надя попыталась отодвинуть в сторону дверь, чью ручку уже повернула, но не знала, как сделать это правильно. Она посмотрела нетерпеливо на кузена, как бы говоря: «Чего ждешь? Помоги быстрей!». Серафим взял ручку двери, потянул на себя, потом отодвинул её в право. Надя быстро вышла на улицу, нечаянно толкнув его плечом в спину.

Серафим дал ей сигарету и зажигалку, после чего достал одну и для себя. Надя зажгла сигарету, положив розовую зажигалку подле себя.

- Я часто думаю, как сложилась бы моя судьба, родилась я в другом месте. – Сказала девушка, выдыхая белые клубы дыма.

- Зачем тебе рождаться в другом месте? Разве тут ты не счастлива? У тебя друзья и семья. Тут места, которые ты знаешь, в которых росла и в которых у тебя множество хороших воспоминаний. – Он вопросительно посмотрел на Надю, ожидая что она продолжит, но она молчала. Долго ничего не говорила и просто смотрела отстранённым взглядом в деревянный пол веранды.

- И всё же. Я могла родиться в другом городе или в другой стране. Я могла бы вести белее насыщенную, более яркую жизнь. Конечно, я рада, что у меня есть эти друзья и эта семья, но часто, смотря на жизни других девушек моего возраста, я не могу остановиться. Не могу остановить мысли о том, как круто было бы жить их жизнью, видеть места, которые они видят, общаться с теми же классными людьми, и устраивать такие же вечеринки. – Она замолчала, поднесла сигарету к губам, но курить не стала. Только проводила большим пальцем по розовым пухлым кубам.

Серафим не знал, как правильно на это ответить. Был ли вообще верный ответ? Желать чего-то, чего у тебя нету, нормально – Серафим это понимал. Но вид Нади, говорящей о желании жить иначе, с другими людьми, выводил его из себя. Её слова, её грустящий тон и отстранённый взгляд пробуждали в нём жажду накричать на неё, сказать насколько это глупо. Но он сдерживал себя. В чем смысл пытаться открыть ей глаза, если она всё равно будет смотреть куда захочет?