“Сколько мне тогда было? Кажется, тридцать или тридцать два, но я не уверен. Как странно — о тебе помню каждую деталь, а собственная жизнь превратилась в аннотацию. Моя Лýна... Своенравная и свободная. Словно море, на фоне которого я увидел тебя впервые. Хранишь ли ты воспоминания о нашей первой встрече? Помнишь, как сидела на самом краешке скалы и что-то говорила самой себе? Странная девушка, подумал я тогда.
На тебе было белое льняное платье, кожаные босоножки, обхватывающие шнурочками тонкие щиколотки и несколько серебряных браслетов с маленькими подвесками — они звенели в такт энергичной жестикуляции. Я уже собрался уйти прочь, как вдруг кивнув головой (будто с чем-то согласившись) ты поднялась с земли и развела руки в стороны. Потом... Даже не знаю, как написать... Легким движением развязала белую ленту и распустила волосы - жидким золотом они заструились по твоей спине. Сорвавшийся невесть откуда ветер растрепал их и тут же унесся прочь — на мгновение мне показалась, что ты улетишь вместе с ним в сторону заката. Ты сделала шаг в сторону пропасти... И я испугался. Поддавшись порыву, подбежал к тебе — хрупкой, нежной, неземной и... Обнял. Прижал к себе так сильно, как только мог и гладил, гладил твои волосы, чувствуя, как напряжение медленно покидает твоё тело, как опускаются плечи и слёзы впитываются в мою рубашку.
- Где же ты был? - а я и сам не знал. Не мог поверить, что жил без тебя, не видел твою улыбку, не слышал голос. Казалось, мы были знакомы целую вечность — и эта же вечность нас разделяла. Я любил тебя. И люблю. И буду. Ты ведь это знаешь? Поэтому и ушла. Хотела, чтоб я сохранил в памяти такой, как увидел впервые.
Эгоистка. Не смотри так удивленно, не надо! Ты не имела права решать, что я смогу выдержать, а чего — нет. Думала только о себе, правда? Не могла представить, что больше не сможешь быть свободной, нырять в бушующее море, бегать под теплым летним дождем, играть на фортепиано. Не хотела видеть собственное тело неподвижным, непослушным, немым, похожим на холодную каменную статую. Не хотела жить такой жизнью, даже рядом со мной. Моя единственная, моя Лýна...
Я брал бы тебя на руки и танцевал под шум прибоя и крики чаек. В самую ненастную погоду сидел бы у твоих ног и читал вслух книгу или рассказывал очередную выдумку, наблюдая за огнем в камине. Я нашел бы способ вернуть улыбку, заставил бы сердце биться быстрей, я бы переубедил — если б ты дала мне шанс. Хоть один. Но всё это нужно было мне — не тебе. Не осталось даже фотографии — только твои тоненькие браслетики, которые поблескивали под солнечными лучами на краю того обрыва. На них было пять подвесок — нота, ласточка, якорь, сердце и полумесяц; мне досталась только последняя. Что случилось с остальными? Ты забрала их с собой? Наверно, да - как и те четыре года, которые мы успели провести вместе.
Мне невыносимо одиноко, веришь? Моя Лýна, моя милая... Я приеду, вернусь через год и напишу еще одно письмо — оно станет двадцатым... Или двадцать первым? Оставлю здесь и уйду. Пусть ветер уносит его, читает, а потом пересказывает тебе. Я устал, ужасно устал. Возможно, в следующий раз он заберет с собой и меня...”
Мужчина медленно спускался с высокой скалы, оставив на краю выступа несколько исписанных страниц, перевязанных белой лентой. Он так и не увидел, как атласные кончики затрепетали и потянулись в сторону заходящего солнца.
Я сам, конечно, не писатель, да и критик с меня никакой, но попробуюоценить Ваше творчество как обыкновенный читатель. Поскольку произведение короткое, я ожидал что меня затянут в него на первых же строках. Однако где-то на 4 абзаце, мне уже хотелось закончить читать. Я не успел почувствовать горе героя, а поэтому это не вызвало у меня никаких эмоций. «Не осталось даже фотографии — только твоитоненькие браслетики, которые поблескивали под солнечными лучами на краю того обрыва. На них было пять подвесок — нота, ласточка, якорь, сердце и полумесяц; мне досталась только последняя. Что случилось с остальными?» - а тут я недопонял, хотя перечитал несколькораз. Похоже на то, что браслет, это что-то абстрактное. Но выглядит как будто это материальная вещь, и герой, вроде как знает, что подвески лежат на краю обрыва. «Я приеду, вернусь через год и напишу ещеодно письмо — оно станет двадцатым... Или двадцать первым?» - вот здесь, если я не ошибаюсь, Вы хотелиподчеркнуть длительность чувств героя, но сделали это слишком явно. «Сколько мне тогда было?» - и вначале он повторяется. Тут уже меня склоняют к математике. И если это действительно 21-е письмо, то оно должно выглядеть как 21-е, вот что бы я прочитал его, и увидел это без дополнительных подсказок. Стиль написание мне понравился! И сама идея хорошая. Но я намеренно написал только отрицательные стороны,в надежде что это поможет Вашему творчеству. Пишите дальше, и у Вас все получится!
А мне понравилось! Особенно первые два абзаца - написано очень красиво, живо и ярко. Но в 4 абзаце начался какой-то сумбур. Пришлось перечитать несколько раз, чтобы понять какую мысль хотел донести автор. Я бы немного изменила 4 и 5 абзацы.
Спасибо, очень приятно, что Вы оставили отзыв! Я попробую что-то изменить, но ничего не могу обещать
Кстати, если Вам понравились первые два абзаца, возможно Вы запомнили - нюхал мужчина волосы девушки или гладил. А то меня тут обвиняют в недобросовестности.
Свидание пораженной болезнью паркинсона с сексуальным маньяком - особенно второй абзац. Зачем же так жест(ь)ока описывать? Как отрывок, вот как здесь, это именно так и воспринимается. В целом, эгоцентризм выше крыши, у всех.
Утрирую, конечно. Но через чур живые описания, что хорошо, накладываются на логику, что плохо. В первый раз увидел девушку, и прижал что есть силы и, вы умничка, уже отредактировали, он стал нюхать волосы ее... Умышленно, а не случайно! И вот про жестикуляцию ее как бы помягче, что ли, особенно при том, что она разговаривала сама с собой.
0
