Темное помещение освещалось небольшим количеством свечей. Отчасти, это компенсировалось их толщиной (фитили в таких были объёмнее), но света хватало лишь на то, чтобы едва рассмотреть окружение. Набежавший под эти свечи воск говорил о том, что стоят они зажженными долгие дни. Несколько светочей поменьше тускло светили на огромный квадратный стол, над которым хаотично были рассыпаны некие карты, ровно четыре стопки. Большие и малые, нарисованные давным-давно, а так же те, что сделаны наспех, совсем близко к сегодняшним годам. Выбитые из камня и гранита плитки так же украшали этот стол, на них были насечены и накрашены метки, кое-где на них рисовалась искусная работа кистью. Внимательный глаз мог бы отметить, что все они обозначали не то вещи, не то обстоятельства, при которых эти вещи происходили. Там же, рядом были беспорядочно разбросаны фигуры, отдаленно напоминавшие шахматные, но гораздо более многочисленные и через чур разных форм, отливов и материалов. Лежали они на кусках потрескавшегося пергамента, что едва держался в силу своего возраста. Несомненно, на этих лоскутах старой кожи было нечто важное. Но использовали их сейчас как подставку, не более. Комната была очень большой, а разглядеть внутреннее убранство не представлялось возможным. Лишь некоторые силуэты понятных разуму вещей находили свое отражение в тусклом свете пламени.

Тут был угольно-черный камин, вместо поленьев в котором находилась тьма. Напротив него стояла пара кресел, видавших лучшие дни многие десятки лет назад. Выцветшие и помятые, они давно не осязали своих хозяев. Во всех углах комнаты на стенах виднелись не то полки, не то стеллажи, полностью заставленные книгами. Количество их уходило далеко во мрак, и казалось, проходило даже дальше. Пол был застелен коврами, что поглощали свет, исходящий от малочисленных огоньков. Высокий потолок упирался в деревянные окна, из которых ничего не было видно. А ещё там была тишина. Много тишины.

Так бы оно всё и оставалось, если бы не сидевшие за столом фигуры. Всего их было четыре. Замотанные в балахоны, они не шевелились, руки каждого из них лежали на столе. Старые, морщинистые руки. Тонкие, наверняка хрупкие. Некоторые сжимали карты, другие держали что-то в сжатых кулаках. Рассмотреть что именно, было совершенно невозможно. Так же, как и услышать. Было настолько тихо, что было слышно само пламя на свечах. Такая тишина продолжалась в этой комнате уже несколько месяцев, внимательный человек, без сомнения, смог бы почувствовать, что огонь свечей не обжигал, а воск перестал таять. Смог бы заметить, что обойдя кресла, их форма сжималась так, словно они были объемны лишь с двух сторон, куда падал взгляд со стола. И, несомненно, увидел бы, что в окнах нет ничего. Ведь всё это незаконченная работа. Недорисованная картина, в разуме четырех людей. Имеет ли она форму по-настоящему? Можно ли ее пощупать? Лишь самый внимательный мог это узнать. Но, к сожалению, здесь находились лишь четыре странных человека. И они проснулись.

Пламя на свечах внезапно зашипело от закипающего воска, словно не ожидало пробуждения своих хозяев. Крохотный огонек вспыхнул в камине, хотя там не было ни единого, даже самого чахлого дровишки. А сверху, из окон, вдруг посыпался мягкий ночной свет.

Дряхлый кулак расслабился, костяшки пальцев разомкнулись. На стол с характерным цокотом упали три игральных кости. Одновременно все четыре фигуры пришли в движение. Стало слышно, как старые сухожилия разжимаются и сжимаются, как похрустывают косточки в их телах. Отрывистыми движениями, словно были куклами, подвешенными за нити, фигуры осмотрелись вокруг. Раздался скрипучий больной голос, прерываемый хрипом.

-Мы всё еще…здесь. – начал первый из них, балахон его был самый оборванный, а шея хрустела громче всех.

-Да-а-а – ответил ему сидящий напротив затихающим шепотом.

-Сколько…с последнего раза? – спросил третий причмокнув, губы его ссохлись уже очень давно, и на их месте просто зияла пустота и дряблая кожа. Когда кожа приподнималась, то открывала рот с торчащими зубами. На удивление их было очень много, почти все сохранились и даже не сгнили.

Повисло молчание, все четверо что-то обдумывали и озирались по сторонам.

-Предположить…сложно. – заторможено сказал вновь первый.

-А узнать наверняка – невозможно. – заискивающим тоном заключил третий. Остальные со скрипом кивнули этому выводу.

-Но почему сейчас?– медленно спросил второй. Его капюшон упал на плечи, когда он придвинулся к столу, и тусклое пламя как могло, осветило его лицо. Точнее то, что от него осталось. Ведь почти вся кожа на нём потрескалась и частично осыпалась, даже сейчас маленькие ее частички падали ему на балахон, а открывающиеся на месте кожи мышцы вместо красноватого цвета стали неожиданно темными, словно вся кровь давно загустела внутри его тела и окислилась. Челюсть его едва шевелилась при речи, а половина зубов отсутствовала. Те, что остались - стали острыми и маленькими, иглоподобными. И каждый раз, когда его челюсть смыкалась, они впивались ему в остатки плоти во рту. Но он, как и все присутствующие – уже давно не ощущал боли. Лишь глаза его сохраняли огонь жизни, едва светясь в полумраке заревом свечей.

- Зачем будить нас? – дергано вновь вопросил он.

И тут, взгляд всех четверых устремился на стол. Тонкой костлявой рукой, четвертая фигура постучала по столу, за которым они сидели. Глухо, но звуки слышно. Звук был важен для понимания ими своего положения. Звук означал, что стол настоящий. Медленно четвертый человек перевел взгляд на каждого из товарищей, пока наконец не замер. В другой руке у него находились карты. Время вскрыть их. Время сказать. Но, тем не менее, он решил сохранить молчание.

-Игра подскажет. – сказал первый.

-Должна. – подтвердил третий.

-Они все нам должны! – эмоционально выдавил второй, хотя всем было ясно, что ему плевать на этих самых *всех*. Как и любому, сидящему за этим столом.

И пламя свечей вспыхнуло еще ярче. Осколки памяти стали возвращаться к ним с новой силой, каждый из них стал вспоминать чуть больше, чем минуту назад. Занавес грядущего приоткрывался для них. А прямо над ними, в окнах, неожиданно загорелся свет ночной луны. Мрак потихоньку рассеивался, а луна становилась все больше. Намного больше. И продолжала увеличиваться, словно приближалась к ним. Или…они к ней.

Каждый из четырех собрал свою колоду карт, теперь уже было очевидно, что они каждый раз играли на этом столе. Но во что?

Какое-то время ушло на воспоминания о том, как правильно составить поле для игры. В итоге лоскуты пергамента, а где его не хватало – папируса, соединялись в одно целое. Получался большой прямоугольник, состоящий из множества позиций и слоев. Затем настало время фигур, и хотя большинство из них отказывалось занимать свои позиции, буквально не даваясь в руки, многие остальные встали на начальные позиции. Далее шли плитки, они служили переходами между некоторыми лоскутами. Одни были вроде доминанты и объединяли такие части, другие – были гораздо более мелкими и с трудом могли соединить два лоскута.

-Что дальше? Кто-нибудь помнит? – сложив руки на столе, хрипом произнес первый.

И они начали рыскать глазами по столу, восстанавливая обрывки памяти. Искали они недолго. Вот она, последняя вещь, необходимая для начала. Игральные кости. Костлявая рука потянулась к трем кубикам из черного дерева. Обозначений на этих кубиках не было совершенно. Это были просто кубики. Рука схватила их и начала жадно разглядывать, очень старая память подсказывала первому, что он должен просто бросить их, но непонятное и забытое чувство тормозило его. Любопытство его продолжалось бы и дальше. Но сидящие рядом товарищи стали торопить его.

-Броса-а-а-й! - шепотом кричал на него второй.

-Не томи нас. – похрустывая челюстью сказал третий.

А четвертый лишь кивнул, поддержав предыдущих ораторов.

Под натиском других игроков за этим столом, первый перевернул свою ладонь, где находились кубики. Они скользнули вниз и обрушились на стол с треском, все замолчали.

Кубики остановили свое движение, но из-за полумрака и того факта, что они были без обозначений, ничего не было видно. Сомнения в правильности последовательности стали закрадываться в остатки мыслей к каждому, кто сидел за столом. Четвертый стал нервно постукивать пальцами по столу, наигрывая одному ему понятный мотив. Второй скривился и пытался отодвинуться от стола, но ничего не получалось. Третий и первый продолжали следить за кубиками. И тут…они засветились синим колдовским цветом. Значения на главных, решающих гранях стали отчетливо видны всем игрокам за столом. Первый кубик выдал значение *три*. Второй кубик укатился чуть дальше к плиткам, но свечение его было настолько ярким, что все увидели *пять*. Третий лежал ближе всех к центру стола – он показал *два*.

Моментально засветились фигуры. Одна крупная и две меньших размером. Та, что была больше, имела форму крылатого змея, именно змея - на этом был сделан акцент: тело фигуры было очень длинным и тонким, а изо рта торчал раздвоенный язык. Две фигуры помельче обозначали людей – бездомный, окруженный крысами и воин с повязкой на глазах, что могло обозначать слепоту. Фигура змея завибрировала и начала методично перемещаться по столу в прямом направлении, пока не заняла плитку в верхней правой части стола. Бездомный и воин с повязкой так же переместились в ту сторону, но оказались ниже и на разных лоскутах друг от друга.

-О-о-о! – озарило вдруг второго, вы тоже ощутили?! – прохрипел он

-Да-а – коротко просипел первый.

-Память. Она возвращается! – радостно шепнул третий.

-Угу. – буркнул четвертый, до этого времени сохранявший полное молчание.

Теперь они вспомнили. Сотни лет. Уже прошли сотни лет. И они уже давно должны были умереть. Но их обманули. Им обещали, что когда игра закончится – они смогут умереть. Но каждый раз они приходили в себя за этим столом, едва помнящие, кто они. Едва знающие, что они тут делают. И каждый раз, каждую новую игру – они вспоминали всё меньше.

Тем временем настала очередь карт. Первый разложил свою колоду столбом и лишь одну карту вывел в отдельный блок. Колода второго расположилась в три горизонтальные линии. Третий использовал лишь половину колоды, он просто повернул карты к остальным игрокам своим номиналом, а вторую часть колоды не тронул. Четвертый скрестил руки и взглянул, что представляет из себя его колода. У него было всего восемь карт. Меньше, чем у остальных. Если предположить, что все эти карты часть одной колоды, то сколько конкретно карт у каждого? Он хотел было спросить, но осёкся. Что-то предупредило его не открывать своего рта. И он послушался. Всё, что ему оставалось, расположить их на столе. Его выбором стала обычная линия по горизонтали.

Итак, все игроки вскрылись, как посчитали нужным. Вскрытые карты стали взаимодействовать между собой внутри колод, формируясь в особых порядках, наслаиваясь друг на друга. Процесс занял около минуты, и когда карты остановились, каждый стал изучать результат.

-Что у вас? – спросил первый

-Невозможное. – дал ответ второй.

-Немыслимое! – подтвердил третий

А четвертый стал мотать головой из стороны в сторону, издавая хруст и извещая таким образом особую за этим столом эмоцию - отрицание.

-Кто бы мог подумать…? – вопросил первый

-Кто мог з-н-а-а-т-ь? – протянул третий

-Кто мог представить? – сокрушился второй

А четвертый лишь свесил голову вниз и отстукивал остатками пальцев грустную мелодию.

Воцарилась полная тишина. По каким-то причинам свечение значений кубиков на столе не прекращалось. Возможно, до следующего броска они так и будут светиться. Карты затихли и лежали спокойно, еще несколько небольших фигур занимали лоскуты на огромном поле, но на них никто не смотрел. Все четверо опустошенно взирали в пустоту. Хриплое дыхание их постепенно становилось все громче, словно они копили остатки эмоций. А затем, все словно оборвалось, и даже их лица изменились от неожиданного сдвига сил в этом месте.

-Контроль. Ослаб? – повернув свою уродливую голову, спросил первый у второго.

-Полагаю, так и есть. – уже более уверенно произнес второй. Его голос немного изменился, стал более…живым. Нет, конечно, это всё еще был голос тысячекратно умирающего старика, но теперь слышались в нём все более осознанные нотки.

-Что же произошло? – поинтересовался третий. Его голос так же приобрел легкую твердость.

Внезапно их внимание привлек четвертый, активно отбивающий на столе знакомый им ритм. Это был мотив из старой песни, которую они, казалось бы, еще недавно пели со своими близкими. Но это было настолько давно, что они забыли ее слова. И лишь название вертелось у них в уме. Песня называлась *Послание*.

Четвертый пытался что-то сказать. Когда он стал точно уверен в том, что все трое зафиксировали своё внимание на нем с нужной искрой понимания, он остановил свой ритм и медленно начал говорить на полузабытом всеми языке их родины.

-Их. Сила. Гаснет. Грядет. Конец. Правления. – вымолвил он с трудом.

-Если это так…то зачем будить нас? Разве мы ещё способны на что-то? – с недоверием произнес первый

-Мы влияем на что-то в этой игре? – спросил второй

-Думаю, такое возможно. Но все ещё непонятно, зачем им будить нас? – кивнул третий.

-Наше. Проклятие. Ослабело. Они. Больше. Не. Контролируют. Ход. Событий. – изрёк машинально четвертый, словно это копилось в нём долгие годы.

-Кто-нибудь помнит, зачем они держат нас здесь? – внезапно осознал третий и спросил, приставив свой тонкий костлявый кулак с вытянутому древнему подбородку.

Но в ответ он не услышал ничего. Тщетно они пытались вспомнить, кто они, и так же тщетно ворошили память в поисках ответа на заданный вопрос.

-Ха. Никто не помнит. Тогда я спрошу - зачем всё еще держать нас здесь? – прохрипел первый

-Проклятие. Не. Контролируется. Оно. Просто. Есть. – развел руками четвертый, в попытке ответа.

-Тогда чем это пробуждение отличается от всех прочих? Они же были? Или это только я помню? – шепнул третий.

-Я помню. Были другие. – нашелся с мрачным ответом первый.

-И я. – просипел второй.

-Были. Другие. Пробуждения. Но. Память. Гаснет. – коротко отрезал четвертый.

-А мы все никак не сдохнем… - скривился в ужасной гримасе первый. – а затем, его источающий оранжевый цвет глаза уставились на стол. – Возможно, если их правлению действительно приходит конец…то это освободит нас. Но чтобы сдвинуть время здесь…придется вновь играть.

-Тогда. Сыграем. – кивнул четвертый.

-Ведь таково наше проклятие. – прошипел третий.

-Таково. – согласился тихо второй.

И все они тихо посмеивались. Ведь это - то немногое, что они вообще способны делать. В этом смехе было что-то печальное, отдающее грустными нотками забвения. И не было никого в этой комнате, кто мог бы оспорить это. Так они и сидели там, где приходится двигать само время, чтобы догнать его ход. Так они и играли, уже многие столетия. Четыре безумных старика. Не способные выйти из-за стола. Не могущие отказаться от игры. Не живые, но и не мертвые. Четыре проклятых, безумных старика.