С каждой секундой вихри становились все сильнее, неслись сквозь деревни, крутили трещетки, гремели жестянками, ворочали тяжелые лопасти ветхой мельницы, стоявшей у самого горизонта, а потом, взъерошив волосы, пса провалились куда-то вниз, и падали, падали и молчали. И чернота ночи поглотила их.

- Неужели, пришло время? – едва приоткрыв губы, прошептала девушка.
Пальцы бережно сжали кусок разноцветной ткани, а на лице появилась слабая улыбка, едва оголившая зубы.
И тут первый луч, вспыхнув небольшой звездочкой, понесся над полем, безжалостно прожигая ночную тень.

Порывы ветра, рвали травы, и сейчас это все было похоже на огромное море во время бури, которое пенилось, как будто тоже могло любить, кидало черные волны, и это было символом его скорби.

Одинокий маг, пролетая соколом, увидел, как воды расступались. Как среди черноты и ужаса ночных страхов, прорезалась желтая линия, стремилась вперед, обжигала верхушки злаков. Он увидел, как она становилась шире, и за разорванной завесой неизвестности, показывались все новые и новые початки, урожай, которого люди ждали так долго.
Его взору предстали молодые юноши, девушки, они носились друг за другом, пробивая себе путь среди зарослей трав, смеялись, падали на солому, и щурились, когда свет попадал на их лица.

Магу вспомнилась та девушка, которую он любил в юности, но уже успел забыть. Его сердце потяжелело, налилось свинцом и словно стало биться сильнее на пару мгновений, но потом успокоилось. Он нашел место для ночлега в горах, но так и не смог уснуть. Смотрел, как желтые блики резали поверхность скал, приближались к нему, пугали своими образами и картинами, нашептывали воспоминания, которыми он никогда и ни с кем не делился. И с каждой секундой были все ближе, ближе, ближе.

Лишь немногим ранее первый луч упал на ее лицо, и слегка опалил густые каштановые волосы, а в теле возникло непонятное покалывание, то ли тяжесть, то ли легкость, и душа упала куда-то в пятки.
- Ну что? – вдохнула она полной грудью, ощутив легкий запах дыма. – Пора!
Руки поднялись вперед, а пальцы разжались, позволив ветру похитить ткань. Она неслась куда-то вперед, оставляя на желтой полосе поля след своей тени, чтобы потом тоже упасть в бездонную пропасть тьмы. Секунда, удар сердца. Секунда, удар сердца. Уже далеко – светлое пятнышко.

А через пару мгновений сотни других пятнышек стали подниматься в небо. Они словно отрывались от земли, словно были легче воздуха, и старались всплыть, подняться, вздохнуть, неслись выше, дальше, и многим, очень многим, хотелось нестись вместе с ними. Ветер бы трепетал их волосы, упругой струей обдувал бока, руки, лицо, и никогда бы это не закончилось, было всегда. И всегда было приятно.

- Начался еще один год… - сев на надгробие говорила девушка. – Марии – сильного мальчика. Им нужен помощник в семье. Розе – крепкого здоровья. Алисе – карамельных снов. Илона должна пережить гибель мужа, а Том – матери.
Много других имен и теплых слов вылетали из ее уст.
- Вот так и пройдет этот год, - завершила она, к тому моменту, когда уже половина поля налилась живительным желтым цветом. – Все это я вышила на моем платке, и теперь оно непременно сбудется.

Огромный шар уже начал подниматься над горизонтом. Его края изумительно ярко светились, а сам он был кремового и кофейного цветов. Через пару часов он будет ровно в зените, закрыв собой все небо, а к концу дня – скроется с другой стороны, будто ничего и не было.
И теперь ждать его – аж целый год. Пройдет зима, весна, лето и только к концу осени появится он вновь, сообщив всем, что пора собирать кукурузу.
Руки будут с хрустом срывать початки, кидать их в корзины, а когда закончится место в корзинах – заталкивать в карманы, за пазуху, в штаны.
А потом вскипят котлы на оживленных улицах, пронесется аромат острых специй, и начнется самый главный праздник на свете.
Тот праздник, которого ждет каждый взрослый, каждый ребенок, каждый старик. В этот день признаются в любви, просят прощение, дарят подарки и совсем никто не грустит, что бы у него не случилось.
На платках вышиты все сокровенные желания, и если твое вместе с ними – знай, оно обязательно сбудется. Иначе и быть не может.

Ровно одни сутки в году – день не наступает вообще. Приходит свет, но небо остается черным, полным туч – спутник приносит с собой свою атмосферу, полную страхов и страданий. Пролетая над городами, деревнями, монастырями, он забирает все то плохое, что накопилось у людей за год, впитывает в себя, а потом разлагает. В нем гниют отчаяние и боль, которые мы не смогли бы пережить сами. Умершие родители и дети, ушедшие на войну возлюбленные, которым так и не удалось вернуться, и вряд ли удастся когда-либо, образы предателей, созданные нашим обманутым доверием, и все до одного друзья детства.

Поднимаются ветра, скрипят половицы, стучат жестянки на огородах, а кругом идет праздник – жгут костры, варят кукурузу и поют песни.
Сквозь сухой и прогретый воздух ночи протягиваются мифы, легенды, сказания, передающиеся из поколения в поколение, из уст в уста. Краски пламени скачут по лицам, а под тихий треск поленьев десятки голосов воссоздают известные каждому сюжеты.

Она посмотрела на него, все это время стоявшего рядом. Она не могла накормить его горячим ужином, позвать домой, принести вина или молока, дать обмыться или пригласить на ночлег. Она не могла ждать от него ласковых слов, крепких объятий и горячих поцелуев. Он никогда не позовет ее замуж и у них никогда не будет детей.
Они могут лишь встречаться раз в несколько недель, смотреть друг на друга, а потом снова расходиться, ждать этого, и лишь она одна может плакать.

Он стоял рядом и молчал. Его руки были холодными, кожа бледной, взгляд пустым, а одежда ветхой. Светлые волосы падали на молодое лицо, не имевшее ровным счетом никакого выражения, а грудь не поднималась после каждого вздоха. Его сердце давно перестало биться и уже ничего не смогло бы заставить его делать это вновь. Он был статичной фигурой, твердой как камень, запертой среди множества других фигур, которые просто не позволяли сделать ход.
Он был на много лет старше ее, но никогда не давал ей советов, когда что-либо случалось. Только слушал, запоминал, и добавлял это к своему опыту, который был спрятан где-то далеко.

Резко встав с каменного надгробия, девушка подошла к нему, взяла его руки в свои и нежно сказала:
- Вот и начался новый год.
Ее взгляд упал на его лицо в поисках какого-либо отклика, но оно молчало.
- Ладно, - прошептала она дребезжащим голосом, а затем, взяв себя в руки, добавила. – Наверное, пора.

Через неделю, максимум две, начнется зима. Промерзнет грунт, кладбище занесет снегом, и они больше не смогут видеться до первой весенней оттепели. До тех пор, пока веселые ручьи не побегут по грунтовой дороге, а в лесу сквозь сугробы не проклюнутся бледно-голубые подснежники.

Зима – их самая длинная разлука. Она подкрадывается незаметно, чтобы построить прочную стену между ее миром и его миром. Одетая в серый плащ, раскидывает она скрипучие морозы, рисует хрупким инеем на стеклах, топит печи в домах и воет вьюгами за дворовыми воротами. Она заставляет живых жаться друг к другу студеными ночами, вязать шерстяные свитера и печь румяные пироги, в то время как мертвых – укладывает спать, накрывая ледяным одеялом. И лишь одинокие птицы летают среди могил, где растет промерзшая и от того едва сладкая рябина.

Они держались за руки, и она смотрела на него. Пышные кроны деревьев размеренно качались на ветру, рассекая лучи света, летящие прямо на их лица, и когда вспышкам все-таки удавалось добраться, они приподнимали волосы, словно легкие воздушные течения.
- Как красиво, - вздыхала девушка прелый запах сена. – Боже мой! Как красиво!

Спутник все еще поднимался над небом, затянутым черными тучами, где изредка сверкали изумрудные огни. Медленно, грузно, безвозвратно, словно растущий холм, закрывающий собой солнце, выходил он из бездны, такой огромный и тяжелый. Его края источали удивительно яркое желтое свечение, но, попадая на землю – оно смешивалось с тенями, приобретая серые оттенки.

Неужели вся моя жизнь пройдет так – неожиданно подумала, девушка, но вовремя выкинула эту идею из головы. Нечего о таком думать - только лишний груз на плечи положишь, и бессонницу накличешь.

На фоне огромной кофейной полусферы волнами колосились травы – то направо, то налево и снова – направо.

Девушка подвела своего возлюбленного к раскопанной могиле, откуда шел неприятный и спертый воздух, и помогла ему спуститься вниз.

Взяв в руки лопату, лежащую неподалеку, она стала зачерпывать рыхлую землю, после чего кидать ее в яму. Девушка смотрела, как с каждым броском, тело юноши покрывалось очередным слоем грунта, и теперь казалось, будто он был совершенно мертв и неподвижен. Казалось, что он уже больше никогда не встанет, никогда не протянет ей свою холодную руку, и она никогда не прислонится к его беззвучной груди. Вот скрылись глаза, нос, рот, а теперь и все тело. Эти прощальные мгновения, следовавшие после каждой из встреч, были самими кошмарными моментами в жизни девушки. Каждый раз, ее преследовала одна и та же картина. Она приходит, стремительно откапывает тело, работая так аккуратно, чтобы случайно не повредить его, и тут выясняется, что он умер совсем. Ну, как. Он и так мертв, но теперь он умер совсем. Вообще. Уже навсегда.
Холод пробегает по ее спине, и аккуратно разровняв почву, она спускается в овраг, где прячет лопату между камней и омывает свои запачканные в земле руки.

Спутник уже высоко. Он полностью показал свой диск, исчерченный кремовыми циклонами, и лишь маленький участок остался за горизонтом, не успев еще выйти.
А откуда-то со стороны деревни разносится печальная песня про грушевый мед. И удивительное количество скорби умещается в голосах поющих, пробуждая в душе ностальгические воспоминания. Неожиданно ты понимаешь, что видел цветущие груши лишь в детстве, а название страны, где вырос, - забыл.

Она бежала сквозь поле по одной из тех троп, оставленных между посевами, такая маленькая, крошечная, потерянная среди километров кукурузы вокруг. Стебли шептали ей ласковые слова, теплые обещания, просили ее верить, надеяться, сражаться. А она вскрикивала сквозь слезы:
- Перестаньте. Перестаньте!
И в какой-то момент ей показалось, что весь мир – это огромное поле с кукурузой, не имеющее границ вообще. Она смотрела вперед – и видела кукурузу, оглядывалась назад – и вновь кукуруза, кукуруза – с обеих сторон. Кукуруза – везде.
Что же? Что они шепчут? Они просят не отчаиваться? Нет! Нет! О боже! Что это?
Кукуруза преследовала ее и охотилась.
- Облей меня своей кровью, - выли листья на ветру.
- Удобри меня своей плотью, - ворчали корни из-под земли.
Куда же мне бежать? – пронеслось в голове у девушки.
- Никуда, - словно прочитав ее мысли, шелестели сухие волосы початков. – Никуда не убежишь.

Весь мир – кукурузное поле. И в какую бы сторону ты не бежал, как долго бы ты не бежал, - везде будет одно и то же. Будешь спотыкаться о поваленные стебли, запутываться в раскидистых, терять силы, но все равно лететь дальше и дальше. И чувство того, что за тобой следят – никогда не покинет тебя. Густые и высокие заросли способны скрыть любого врага, а шорох листвы – заглушить его дыхание. И мысль о том, что он стоит всего в паре шагов от тебя, а ты даже не подозреваешь о его существовании – сведет тебя с ума. Страшен даже не тот вред, который он может тебе причинить, а неизвестность. Кто он? Как он выглядит? Зачем он несется за тобой? И пока ты будешь думать, в какой-то момент, его скользкая рука со слезающей кожей схватит тебя за плечо.
Лишь бы выйти на пустое поле, - думаешь ты.- Лишь бы увидеть эту неровную линию горизонта.

И почему ты ее никогда не ценил?
Обессиленный, ты свалишься у деревянного шеста, крепко вцепишься в него рукой, всадив десяток заноз, и, бросив взгляд наверх, увидишь разорванные в клочья тряпки, развевающиеся на ветру. Черные лохмотья на фоне круговорота огненно рыжих туч. Мешок-голова, туго набитый гречихой. А рядом, вокруг пугала, растут огромные млечного цвета дыни, настолько огромные, что даже два крепких парня не смогли бы их обхватить.

Вдруг, через пару секунд, на фоне неба возникнут десятки черных силуэтов. То ли люди. То ли птицы. Не поймешь. Они будут безмолвно кружиться, едва хлопая перепонками, протянутыми от боков к кистям рук, и выжидать чего-то, всматриваясь в горизонт.
Эх. Если бы ты мог летать, ты бы тоже смотрел на горизонт. Верно?
Погоди. Что это? Они начинают спускаться. Стремительно захлопнув крылья, они падают вниз. Куда? Что им нужно? Стой. Стой. Куда они смотрят?
Раскрывши глаза от ужаса, ты вскакиваешь и несешься, несешься. Ломаешь стебли, падаешь, встаешь, и несешься вперед. И кукуруза хрустит так, словно это кости.
- Уууу, - холодно протягивает кукуруза. – Ты влип.
Не может! Не может! Это не может быть концом!