Час единения юной девы И юноши, что доказал любовь.
Вот луг что идеален для беседы
И любования глаз друг друга под луной.
Но задрожала под ногами суша,
Оскал опасности пронзил дыхание сердец.
С небес на землю падали безжалостные звёзды,
Немые, страшные, несущие конец.

На мягком, упругом животе, обнажённым от жары, выстраивались световые рельсы, образованные от жалюзи. Меж рядами сверкало серебряное кольцо, вбитое в выпуклый пупок.
– Нужно включить свет. — Промолвила девушка накрывая анарексичной рукой пирсинг.
– Тебе нужно что-то найти? — Спросил брюнет, сидевший на краю кровати и разогревающий чайную ложку зажигалкой.
– Нет, нам всем нужно включить свет. Вернее для нас всех. Для всего человечества.
– Опять ты за своё. — Остриё шприца коснулось жидкости в ложке. — О чём снова желает поведать твоё недоразвито-пафосное сознание? — Жижа медленно потянулась, наполняя шприц.
– Мы тараканы. Мы мерзкие, отвратительные твари. Мы ползаем по планете пока не включат свет. Как только реальная угроза даст о себе знать, мы свалим по углам. Только не убежим, а сдохнем по большей части. Нужен всего лишь свет.
Жгут противно заскрипел в зубах. Игла пронзила вздувшуюся вену и выплеснула весь имеющийся хаос в кровеносную систему, как блевоту в унитаз. Уже расслабляет. Жгут снова противно заскрипел. Вата. Нужна вата. Веки юноши потяжелели.
– Ну нет. — Он зажал вату на комарином укусе.
– Почему? Ведь от нас нет абсолютно никакой пользы. Всё наше естество направлено на деструктивное потребление. Мы строим что бы разрушать. — Она пробежала пальцами по обнажённому лобку и подтянула слезший чулок, после сложив обе руки под обнажённой грудью. — Самое лучшее что мы можем сделать как вид это собраться и умереть.
Юноша придавил девичьи ноги лопатками.
– Ты просто не видишь уже поставленный немой вопрос. — Его глаза закатились под веки, а тело периодически содрогалось. — Чем остальные отличаются от нас? Ведь мы просто напросто выживаем. Мы не тараканы, мы муравьи. Мы сбиваемся в колонии, строим дома, прежде всего что бы в них жить, носим туда еду, создаём конфликты, решаем конфликты, учим детей носить в колонию еду и умираем. И так всё время. Муравьи не думают о смысле жизни, так как это тупейшее занятие в мире. Мы выживаем. И это не ради секса. Не думаю что кто-то стал бы думать о пизде с дулом во рту, даже если перед ним сидит эта самая пизда. Но выживая мы развиваемся. Мы деструктивны, но рациональны. Гомофоб, занимающий руководящую должность, так или иначе способен смирится с сотрудником геем, если тот поистине незаменимый профессионал. Но убрать мысли о инквизиционных пытках, связанных с ним, гомофоб так или иначе не может. Но развитие должно пойти дальше. Мысль о геноциде верная, но в больших масштабах. Ведь любая форма жизни будет так или иначе подвергнута развитию. И не на земле, а по всей бесконечности. А это значит что всё вновь и вновь будет повторятся. В том или ином виде. Не важно на сколько умной будет раса или вид. Путь развития без ошибок — переминание на месте с ноги на ногу. Человечество должно развиваться, потому что развившись достаточно мы наконец придём к выводу, что снести нужно абсолютно всё живое. Всю вселенную. — Он убрал вату и кинул её на пол к тысячам таких же. — Нах*й.
Он медленно встал и направился в ванную. Душ смывает грязь накопленную на теле. Но это не помогает, она появляется вновь и вновь. Грязь это лишь следствие. Мы лишь следствие.