отпечатки прошлого Степень критики: критикуй меня полностью
Короткое описание: Почему приемные родители временами оказываются жестоки к детям, которых принялись воспитывать? (По мотивам приходящим из США сообщениям, которые не утихают и по сей день)
— Завтрак готов! Спускайся! — Сьюзи звала его. Когда то Джон был готов все отдать, чтобы женщина, которую он мог назвать матерью, звала его на завтрак, но не сейчас. Игры в «дочки-матери» закончились, наступила непосильная для многих родителей реальность. Разве он виноват, что слишком мал и глуп, виноват, что не до конца привык к незнакомой стране и незнакомому языку? Нужно спускаться, если он не сделает этого немедленно, станет только хуже. Шаг в сторону — влево, вправо, промедление — гнев Сьюзи. Глубоко вздохнув, Джон поднялся с кровати и замер перед отражением в заляпанном зеркале, вгляделся в бледность детского лица — выплаканные глаза хранили разочарование, и вместе с тем, мудрость взрослого человека. Это несмотря на то, что ему было всего 7 лет. Спускаясь по лестнице увидел, как в окне мимо дома Дикстров пронесся школьный автобус. Джон уловил выражения лиц выглядывающих из большущих окон ребят, невольно улыбнулся — они светились от счастья! Первый день в школе всегда праздник, всегда, но только не сегодня, и только не для Джона. — Джон! — Иду мама! — Поспешил ответить мальчик. Закупоренные окна просторной светлой кухни, несмотря на летний зной закрыты тяжелым тюлем. В кастрюле что-то кипит, наполняя без того спертый воздух духотой. На обеденном столе расставлены несколько тарелок с приборами — для него, для мистера Альберта Дикстра, приемного отца, и миссис Сьюзи Дикстр, чей колкий взгляд уловил Джон. — Почему так долго? — Безразлично спросил мистер Дикстр, шелестя газетой. — Я… — Ты заправил постель, милый? — Поинтересовалась миссис Дикстр. Сдирая нагар со сковороды, пытаясь перекричать скрежечущий звук металлической щетки. — Да, миссис Дикстр… Джон не обратил внимания на лязгнувшую об раковину сковороду, скрипнув стулом, уселся за стол и уставился в пустую тарелку. Он привык к подобному поведению миссис Дикстр, знал, что пока это не сулит ничего плохого, однако, с этого момента следует правильно отвечать на поставленные вопросы. — Джон, разве мы не договорились? — Сьюзи вытерла жирные руки о кухонное полотенце, губы норовили сомкнуться, с трудом выводя фразы, шевелились через силу: — Ты должен называть меня «мамой». — Прости мама. — Ты голоден? — Нет. — Соврал Джон, хотя накануне был лишен обеда и ужина за проступок, который, по мнению миссис Дикстр, «аморален и первый признак разлагающейся семьи». К двери в своей комнате мальчик прикрепил плакат альтернативной рок-группы, выменянный у соседского мальчишки за коллекцию крышек из под газировки. — Не корми его, Сьюзи. — Сквозь газету пробасил мистер Дикстр. — Кажется, Джон не достаточно голоден, чтобы перестать привередничать! — Я хотел сказать, что очень голоден! — Быстро поправился Джон. — Вот так, будь хорошим мальчиком. — Миссис Дикстр улыбнулась, выложила на тарелку яичницу с беконом, села напротив. Стала напоминать о себе суровым взглядом, если Джон начинал есть слишком быстро. — Почему я не иду к учителям?! — Набравшись смелости, спросил Джон. — В школу! «Не идешь в школу»! Болван! — Не сдержался Альберт. — Именно поэтому — пока не научишься толком разговаривать, не видать тебе сверстников и школы! Хочешь опозорить Диксторов перед учителями? Хочешь, чтобы над нами смеялись?! — Нет, я не хочу этого! Я стараюсь, честно! — А мы помогаем стараться, и поверь, позже ты нас отблагодаришь нас за это! Наступила тишина, прерываемая стуком вилок о тарелки и вдумчивым бормотанием отца семейства. С лица Сьюзи не сходило напряженное выражение, тут она выпрямилась, с видом озаренного человека спросила мальчика: — Ты заправил постель? Джон засуетился, глаза настороженно забегали по столу. Он решил отложить заправку на более позднее время, после завтрака, тем более, что раньше требования к содержанию постели не отличались суровостью. Неужели, появилось новое правило, придирка, которую он должен был соблюдать в отведенное до завтрака время? Если так, почему он не знал этого раньше? — Нет, — выдавил Джон, нужно было отвечать, и лучше, если это будет правда. — Милый, слышал? — Спросила она мужа. — Твой сын — неряха! — Почему это «мой сын»? Это наш сын. — Суровым взглядом окинув стол, Альберт впервые оторвался от газеты. — Если на то пошло, идея об усыновлении принадлежит тебе! — Но ты согласился! Кто у нас глава семьи? Видишь, что из этого получилось? И дня не проходит без ссоры и всему виной этот маленький негодник! Сьюзен закрыла лицо и всхлипнула. Джон с тревогой наблюдал за ней, понимая, что теперь точно не избежать наказания, — осторожно положив вилку, попытался вылезти из-за стола. — Сидеть! — Рыкнул мистер Дикстр, вздохнув, прошептал Сьюзи: — Если хочешь, он будет застилать постель перед завтраком. Будет делать все, как нужно. Мы даже не будем замечать о его существовании! — Тогда научи его! — С дрожью в голосе проговорила она. — Так, — Альберт стал озираться в поисках кожаного ремня. Джон не хотел смиренно ожидать расправы, поэтому вскочил со стула и застыл в позе затравленного зверька. Лицо мальчика побагровело, подобно диким когтям зверя растопырились пальцы. — Нет! — Вскричал он. — Это не справедливо! Вы придумываете эти правила и не говорите о них! Откуда я мог знать, что именно с этого дня должен заправлять постель перед завтраком? — Незнания закона не освобождает от… — Альберт хотел процитировать любимое изречение, беспроигрышное, часто применяемое им, городским прокурором, чтобы засадить за решетку очередного мелкого воришку или хулигана, выполнив план по наказанию преступников, но запнулся, потому что вспомнил, — перед ним маленький, хоть и глупый, но ребенок. — Как ты разговариваешь с отцом?! Разве мы не говорили, что ты должен во всем слушаться нас?! И никогда не пререкаться! Альберт открыл кухонный шкаф и, не скрывая улыбки, извлек ремень. Теперь Джон виноват в том, что он опоздает на работу. Нет, этого нельзя спускать с рук! Возвысившись над столом, отец семейства произнес: — Признание облегчает наказание. Признай, что ты виновен и получишь только пятнадцать ударов. Тем более, я опаздываю… С застывшим в глазах диким ужасом Джон шагнул к двери и случайно толкнул тумбочку с водруженным подарочным сервизом, привезенным Сьюзен из Франции как напоминание о медовом месяце. Отзываясь сотнями битых осколков, хрупкая посуда посыпалась на пол, подобно громогласной сирене, заставила Сьюзи вскочить на ноги и раскрасневшимся лицом уставиться на мальчика. — Что ты сделал… монстр! — Ты разбил сервиз Сьюзи! Иди сюда, урод! — Крикнул Альберт, замахиваясь кожаной плеткой. Джон понял, что ему не поздоровится, а еще понял, взбегая по лестнице на ватных подкашивающихся ногах, что не хочет новых синяков поверх старых, еще отзывавшихся на спине тупой болью. С него достаточно. Приняв смерть как избавление, он прервет эти мучения раз и навсегда…. Дрожащая рука повернула рукоять затвора, в эту же секунду в дверь что-то врезалось, послышался треск ломающейся под напором мужского тела фанеры. Послышался спокойный голос Альберта: — Открой. Слышишь, малыш? Я не сделаю ничего плохого. Хочешь сходить в зоопарк? Мы пойдем прямо сейчас и я куплю все что захочешь… Голос звучал так дружелюбно, что Джон поверил ему, как и десятки раз до этого. Он протянул руку, чтобы открыть замок, но отдернул, потому что дверная ручка затрепыхалась в бешеном ритме, послышался металлический лязг и она отлетела на паркет. Дверь огласили несколько ожесточенных ударов. — Открой! — Прогремела угроза. Джон ужаснулся своей доверчивости, всепростительности и готовности забыть о неурядицах, лишь бы вспомнить, что такое спокойная благополучная семья. Он хотел спрятаться под кровать, но наказание дважды настигало там. Нет ничего глупее, чем прятаться под кроватью, ничего глупее, чем продолжать спотыкаться о свои же ошибки. Почему он не додумался об этом раньше? Дверь трещала, в крики Альберта примешивались новые и новые угрозы, еще страшнее прежних. По выкрашенному дверному косяку поползла лопина, — еще минута и она просто не выдержит! Джон попробовал открыть окно, но бесполезно, — оно заколочено и закрашено, без права быть открытым. Время… неумолимое время заканчивалось... Новый треск приглушил звук разбиваемого стекла. Сжимая ремень, на пороге комнаты появился разгоряченный Альберт. Галстук развязался, рубашка измялась, вылезла из штанов. Подобно обезумевшей фурии, сдувая с носа растрепанные волосы, позади стояла Сьюзи. — Ты разбил окно?! — Вскричала она. — Ты заплатишь за это! Почему ты не хочешь быть хорошим мальчиком? Почему?! То, что хотела миссис Дикстр, давно стало недостижимым идеалом, доступным разве что роботу, или камню, который можно положить куда хочешь и когда захочешь… С окровавленных рук стекала кровь, — не найдя ничего подходящего, мальчик разбил окно замурованным в стекле «альпийским домиком» — словно разбилась мечта когда-нибудь поселиться в таком же… Отчаяние во взгляде сменила решимость: хрустнув осколками, Джон взобрался на подоконник, пытаясь убежать от наполнявшего жизнь ужаса, ступил за оконную раму. — Сынок! — Встревожился Альберт. — Не делай этого! Это глупо! Может, сейчас ты не понимаешь, но когда подрастешь, обязательно поймешь! Дай мне руку и я прощу тебе все! Ты даже можешь не застилать постель после завтрака! Мама была не права. Мы накажем ее! Опять дружелюбный тон звучит как плевок в лицо. Временное проявление доброты и слабости, которое троекратно затмит, компенсируя, гнев и жестокость. Хватит ошибаться и обманывать себя… Вдохнув поглубже, Джон исчез в одно мгновение. В воздухе остался висеть толи рев, толи плач Сьюзи. Послышался звук тормозов, завыла полицейская сирена. Звучный голос лейтенанта полиции звучал как единственный здравый: — Он жив! Вызывай скорую! Кто проживает по Джастед Стрит 43? Не может быть! Присмотри за мальчиком, а я поговорю с Альбертом Дикстером, нашим уважаемым прокурором! Пора развеять миф, что представление закона освобождает от ответственности…
Здравствуйте, автор. Написано неплохо, язык вроде добротный, а вот чувств хоть каких-то, ваш рассказ у меня не вызвал. То ли я такая очерствевшая, то ли у вас это не получилось. Моментами удивляешься просто. К-примеру...
Альберт открыл кухонный шкаф и, не скрывая улыбки, извлек ремень. --- и чего он улыбается, маньяк? А перед этим, вспоминал что ребенок перед ним. Как-то логически поведение отца мне не понятно. Вообще поведение родителей оставляет впечатление наигранности и надуманности. Вот должны они себя так вести, а предпосылок к такому странному поведению никаких нет. Запуганного ребенка, я не увидела, как и ребенка как такового. Плохо он прорисован, мне так кажется. Как взрослый уже рассуждает. А лучше бы как ребенок... Конец, вроде и не к месту со всем.
Здравствуйте. Это часть главы, своеобразное "видение", поэтому у меня не было цели показать реальность. Лишь воспоминание, привидившееся мальчику, поэтому может показаться сумбурным и нелогичным. В наших снах многое не логично. Надеялся прежде всего на то, что эти слова: Игры в «дочки-матери» закончились, наступила непосильная для многих родителей реальность. Разве он виноват, что слишком мал и глуп, виноват, что не до конца привык к незнакомой стране и незнакомому языку? , объяснят поведение родителей. Я хотел показать не разрастание конфликта "с нуля", а его пик со всеми вытекающими последствиями. Чтобы показать весь конфликт в целом, от начала, до конца, нужно как минимум несколько глав, но я не ставил перед собой этой цели. Возможно, если опубликовать вторую часть главы, все станет на свои места, потому что это только причина, а следствие находится дальше и глубже. В любом случае спасибо за критику
0
