Из всей мебели в моей комнате есть только кровать, стул и крепкий дубовый стол. Больше мне ничего не нужно. Эти вещи живут; они обрели некое единство с моей комнатой и мной в частности. Эта связь со временем крепчает. Стул, например, старый и ветхий, каждый раз, когда на него садятся, приветствует седока довольным скрипом своих деревянных суставов. Стол же разговаривает посредством легких шорохов и едва слышных стуков, в которых можно разобрать отдельные звуки, а при сосредоточении слуха - и слова. Стол, если его внимательно слушать, ведает свои уединенные размышления или же догадки по поводу погоды. В основном его голос доносится из-за бумаги, на которой я пишу. Кровать, наоборот, - как и свойственно кроватям, всегда молчалива. Она представляет собой металлический остов, матрац которой представлен большой дубовой доской, которая немного пахнет елью и смолой, что способствует крепкому сну. Мне предлагали заменить мою постель на более мягкую, но я всякий раз отказывался. Путаясь в этих простынях и утопая в подушках, которые, к тому же, вечно собирают пыль, возникает неприятное чувство объятий, которое лишает ощущения свободы.
* * * Посетителю я могу подолгу рассказывать о своей комнате, о мебели, об углах, которые при внешнем сходстве кроме расположения относительно других вещей обнаруживают ещё и различия в характере и настроении. При этом я всегда нахожу что-то новое, никогда не повторяясь. Например, угол, который находится над моей кроватью, особенный: две стены и потолок, обнявшись за плечи, держат в своих руках паутинку — дом для паука, ещё одного жителя комнаты. При посторонних паук всегда неподвижен и молчалив. Также я могу показать прекрасный вид из единственного окна, перед которым расположен стол. За окном видны деревья, кусты и грунтовые дорожки, по которым гуляют люди. Если оно отворено, то комнату заполняет аромат цветущих под ним цветов. Посетитель, впрочем, никогда не задает вопросов по поводу того, почему мой дом находится посреди парка. На этот случай у меня заготовлен ответ: «Не дом находится посреди парка, но парк окружает мой дом». Кое-кто может сказать, что эти утверждения взаимодополняют друг друга, или же вовсе не заметить разницы, но она ощутима, если не поддаваться обманчивым иллюзиям вроде гуляющих людей. Я, к слову, стараюсь их не замечать. Куда лучше наблюдать за улитками, ползающими по стеклу окна после дождя, или за птицами, которые поют, либо чистят перья в своих гнездышках.
* * * Мой паук жил здесь, сколько себя помню. Даже не могу сказать, кто первым вошел в эту комнату. Мы с ним сразу условились не мешать свободе друг друга: я у себя на койке, он — на паутинке. Паук относится ко мне терпимо и даже не против моего соседства. Он понимает меня, я понимаю его. Он мне нравится тем, что, в отличие от людей, лишен всякой лживости и не заботится о сокрытии правды. Люди боятся пауков так же, как боятся знать правду. Питается он случайно залетевшими в комнату насекомыми. Завидев жертву, он прячется в свою воронку, сложив лапки, и выдает себя лишь блеском множества глаз. Иногда я по своей воле кормлю его, принося с улицы чешуекрылую. Поначалу он относился к моим приношениям недоверчиво, но теперь уже сам с плохо скрываемым нетерпением вылазит на край паутины или качается на ниточке, пока я отсутствую в комнате. Когда я возвращаюсь, неся в сосуде ладоней лакомство, он нервно шевелит лапками и неотрывно смотрит на мои руки, чтобы, когда я раскрою ладони, поднеся их вплотную к нему, быстро выхватить добычу. Я долго сомневался в том, правильно ли я делаю, обрекая бабочек стать едой для моего паука. Но, так или иначе, если паука не покормить, он может умереть. А я к нему уже привык. Приходится выбирать.
* * * Чаще всего меня навещает один пожилой человек с толстыми очками и куцей рыжей бородкой. В отличие от других моих посетителях, которые кутают себя в пальто белого цвета из очень тонкой ткани, этот человек неизменно приходит в костюме. Мы с ним подолгу разговариваем, причем в основном рассказываю я, а он слушает с интересом, иногда задумчиво кивая и гладя бороду. Иногда он приносит фрукты или печенья, и я ухожу за чаем, а когда возвращаюсь, то вижу, как он стоит возле моей кровати и рассматривает паука. Когда мы беседуем, я сижу на кровати, а он на стуле за столом. Иногда он начинает что-то записывать, чтобы не забыть, и при этом полуобернувшись уточняет у меня какие-то мысли. Сначала он приходил редко и задерживался ненадолго. Но после одного нашего разговора он стал приходить почти каждый день, беседуя со мной по несколько часов кряду. Мы тогда разговаривали о счастье и страданиях, и, помню, он спросил меня, счастлив ли я. Я ответил, что душа, расширяясь от страдания, достигает невероятной емкости: то, что некогда заполняло её всю, разрывая изнутри, теперь едва покрывает дно. Помню, он сделал легкое движение челюстью, неопределенно кивнул и, поправив очки, долго что-то записывал.
* * * Поскольку я иногда покидаю комнату, я встречаюсь с людьми. В большинстве своем они не представляют для меня никакого интереса, но, даже больше, они вызывает у меня стойкое отвращение к ним, поэтому я стараюсь проходить мимо, не говорить с ними и даже не смотреть на них. Проползя змеей между людей сквозь бесчисленные корридоры, можно скрыться в другой комнате. Вообще, я люблю комнаты. Люди сами по себе представляют две категории: «корридорные» и «комнатные». С первыми лучше не иметь никаких дел. Они вечно спешат, вечно топчут тебе ноги, говорят, суетятся, дергают за одежду и требуют чего-то, не умея объяснить, при этом нервничают, злятся, обижаются. Такие люди вбирают в себя все качества своей среды, своих корридоров, они так же выглядят голыми и пустыми. Вторые намного лучше и интереснее. Они спокойны, прекрасно понимают, где находятся, где что лежит, куда пойти, как сделать, их речь размерена и нетороплива. Они не бывают назойливы и надоедливы. Такие люди создают хорошую ненавязчивую атмосферу, под власть которой попадаешь, входя в чужую комнату. Сколько комнат, столько и атмосфер, которые просто отсутствуют у корридоров.
* * * Приходил человек в белом пальто. Потом пришли и другие в белых куртках. Ничего не сказав, они начали выносить мебель. Я протестовал и хотел узнать, в чем дело, но мне не отвечали. Потом один человек с веником приблизился к паучьему углу. Я преградил ему дорогу, но другие взяли меня под руки и вывели. Отвели меня в другую комнату. Здесь окно выходит на кирпичную стену, кровать на пружинах, а пластмассовый стул не подает признаков жизни. Углы пустые и одинаковые. Здесь плохо.
Мне понравилось. Рваный стиль произведение подчеркивает (ведь я правильно понял?) атмосферу психиатрической лечебницы. Записки сумасшедшего, единственным и последним другом кторого является паук. Но потом отбирают даже его. Как итог определенно хорошо написанное произведение. Мне было интересно, спасибо!