Последний полет.

Полдень. Палящие лучи выжигают мир. Живое стремится в прохладу, спешит забиться в укромный уголок и переждать жар неистового светила. Только неугомонный жаворонок раскрашивает идиллическую тишину своей песней, да кузнечик наигрывает стрекотливую мелодию.

Небо налито ультрамарином, словно выплеснули, не жалея, слишком яркую краску. Стада облаков застыли причудливыми фигурами, легкий, едва ощутимый ветерок с ленцой играет воздухом тяжелым от запаха разнотравья и полевых цветов.

Вдалеке, в безукоризненный цвет синей выси, вмешивается черная клякса. Она стремительно приближается и, взмахивая крыльями, оглашает мир гортанным: "кру-ук, кру-ук". Это старый ворон, в последний раз, облетая угодья, летит домой.

Как упоительно чувство полета! Ветер, играющий перьями и бездонная синь неба. Ползут расчерченные делянки полей, массивы лесов, дороги и змеи рек. С высоты ворону видны далекие старые горы. Космической черноты оперение вспыхивает, отражая полуденные лучи.

Старик устал. Он мастерски гасит скорость, крылья растопыриваются пальцами перьев, хвостовое оперение разворачивается веером и птица садится на макушку дерева. Неторопливо поворачивает голову, мудрые глаза внимательно изучают поляну внизу. Там, не обращая внимания на жару, двое лисят сцепились в игре. Совсем еще щенки. Хитрые рожицы, рыжая шерстка и толстые пушистые хвосты, с белыми кисточками на концах. Они словно два солнечных зайчика, мечутся, скачут. Их мать на охоте, а малыши вовсю резвятся в траве, играя в салки. Смешно тявкают, подражая взрослым.

Сколько таких вот лисят видели глаза за жизнь. Двести лет немалый срок, а ведь когда-то, едва встав на крыло, выкручивал в небе фигуры достойные аса, пьянел от полета и бесконечной свободы, раскинувшейся до горизонта!

Отдохнув, птица резко оттолкнулась от ветки и тяжело взмыла в воздух. Нет уже былой скорости и реакции, осталось одно мастерство. Ворон знает, что песок в часах жизни на исходе. Долгим был полет Старика, многое хотел повидать, оставить в душе образ родного края, но куда бы, ни летел, мысли все чаще дома: "Ты глава, царь стаи, а владыкам негоже умирать вдали от гнезда. Как там они, все ли здоровы, встал ли молодняк на крыло?"

Продолжив полет, ворон оставил позади лес и устремился к старым горам. Вот расселина, вот приметное деревце, каким-то чудом уцепившись корнями за скалу, отчаянно, уже который год сражается за жизнь.

Ворон спикировал в ущелье. Дом. Молодняк, увидев вожака, летит к нему и, пристроившись в хвост, с почетом сопровождает его.

Старик устало садится в гнездо, выложенное пухом и перьями. Вокруг жизнь кипит, сородичи, тут и там, взмывают в небо и садятся в гнезда, на уступы. Приятный уху гомон заполняет воздух. Почему так хочется закрыть глаза? Он через силу, в последний раз, смотрит на мир. Тяжелые веки медленно опускаются, всё тонет во тьме.

По ущелью мечется эхом скорбный гомон. Кру-ук-ру-ук-крук!!! Недаром ворона люди прозвали "круком". Это галки каркают, и мечутся как бесноватые. Ворону не пристало так себя вести…

Стая провожает в последний полет вожака. Он слышит их и одновременно, чарующей песней, раздается зов предков. Они ждут... Из тьмы медленно проступает белая точка, она все ближе и ближе. Старик очарован грацией и мастерством полета белоснежного гостя. Необъяснимое спокойствие разливается в душе и только эхо скорбного крика в последний раз касается слуха.

Белый садится рядышком  и, молча, взирает на Старика.

Долгий полет был у ворона. Двести лет. Хватит. Пора. Две птицы, одна чернее тьмы, а другая белее снега отправляются в путь.