Случилась сия история давным-давно, на одной далёкой-далёкой обочине далёкой-далёкой галактики. Световых сатисфаеров и стильных юзеров Силы не будет, потому что сказ пойдет о правителе. Правителе?

 

«Начало моей жизни было молниеносным, словно существование сима в максимальной перемотке. Чуткие руки, раскрасневшиеся от январского мороза, принимают меня, пока ещё не согретого переплетом «всенародно любимого акта справедливости и мудрости», о которой уже шепчутся придворные псы, кутающиеся в темноту кулуаров. Что такое мудрость? С Афиной нас роднит способ рождения, что немного лестно. Не дав вволю надышаться воздухом родины, те же самые руки спешно несут меня в колыбель. Пальцы, сверкающие перстнями, крепко сжимают и создают ощущение безопасности — папа любит меня и сделает всё, чтобы защитить.

 

Вокруг золото и упакованные в мусорные мешки люди. Кривой шёпот раций, каменные лица — моя колыбелька хорошо охраняется. Руки осторожно укладывают на перину. Влажный поцелуй в щёку — в душе взрывается граната, начинённая радостью. Мне несказанно повезло с отцом.

 

Лица, десятки лиц. Сытые, довольные. При виде меня радостно агукают и еле сдерживают слезы гордости. Папа говорит, что их можно считать семьёй. Бережно качает меня, затем передает остальным. Они трепетно принимают, восторженно рассматривают со всех сторон. Так и кочую по лесу толстых рук, да заглядываю в пустые светила души. В поисках… Чего? Наконец, кривая тропка выводит обратно к родителю. Лыблюсь беззубым ртом и пускаю слюни.

 

Времени, как оказалось, на раскачку нет. Спустя несколько дней колыбель сменила удобная постель ноутбука. Началось знакомство с реалиями. С моей страной. Родиной. Папа рассказывал о сложных временах, о своей роли и обязанностях, об обстановке внутри. Пока он вещает, обращаю внимание на массивную рамку, в которой заточено фото старшей сестры. Как я слышал, народ бесконечно обожал её. Ревность — доселе не приходившее чувство — режет с мастерством хирурга-садиста. Я точно буду лучше! Сам того не замечая, слова срываются вслух. Папа ласково улыбается и кивает: «Да, ты точно будешь лучше. Они всё поймут и примут». Я впитываю и преисполняюсь.

 

Лица, сотни лиц. Все они — мои учителя. Каждый приходит с шоколадным кирпичиком-предложением. Я не боюсь диатеза и лопаю, лопаю, лопаю. Самые вкусные оказались у шамана с позолоченной пращой, обильно сцеживающей языки дыма, и женщины-первопроходца, заглянувшей за край панциря черепахи, на которой мы неистово мчим до конечной. Они такие ласковые, такие милые. Моя семья. Нет, деточка не лопнет.

 

Волнуюсь. Первое свидание с моим народом. Утираю пот со лба и вываливаюсь на пляж у бескрайнего моря со звучным именем Интернет. Налетают чайки-новостники и таскают куски. Осторожно погружаюсь. Реакция неоднозначная. Чувствую, что недовольство растёт. Часто упоминают её. Будь она проклята! Я все равно лучше! Папа не станет врать.

 

Близится день, когда всё решится. День, ради которого я был создан. Состояние на грани паники. Так скоро, так скоро. На периферии сознания полыхает пожар незнакомой инфекции, которая может всё отменить. Чепуха. Мне не стоит волноваться. Всё пройдет, как положено. Положено папой.

 

Долгожданная встреча с ней. «Сестрица, здравствуй. Спасибо, что заглянула. Выглядишь неважно, если честно. Потасканный кафтан, потухший взгляд и осунувшееся лицо. Где тебя носило, родственница?»

 

Стараюсь погасить высокомерные нотки, но это так сложно. «Сводная сестра, посмотри, что мне подарили. Разве не прелесть?» Короткий миг знакомства в преддверии вечного единства.

 

Мне стыдно за истерику. Стыдно за слёзы, недостойные правителя. Стыдно за вопли и гнев, который застилает глаза до сих пор. Мой день маячит миражом далеко впереди. А я рвусь и стараюсь прыгнуть выше головы, чтобы догнать».

 

Пожилой джедай (ОБМАНУЛ ТАКИ) отодвинулся от голокрона и устало почесал голову. Затем потянулся и встал.

«Когда-нибудь ты увидишь свет. Или тьму».