Поезд ровно, размеренно гудел. Я продолжал смотреть в её глаза, а она всё так же внимательно водила взглядом по строкам очередной книги. Эту девушку я встречаю в поезде уже целое лето; она проезжает со мной несколько станций и выходит в одном и том же месте каждый день. Наверное, она занята чем-то интересным, в отличие от меня, каждое утро по инерции торопящегося на работу.
   Признаться, я восхищён ей. Она просто сводит меня с ума своей непревзойдённой красотой и эстетичностью. Даже в самый мрачный дождливый день она сможет исправить разорванное в клочья настроение лишь своим присутствием. И в самом знойном и рутинном вагоне электрички становится свежо и бодро, стоит ей запрыгнуть на борт этого ежедневного рейса в своём лёгком, неизменном бирюзовом платье.
   К сожалению или к нашему обоюдному счастью, я воспитан не легендарным мачо из индийских фильмов, и не преступником, живущим по законам оферты. Вот поэтому я и обречён вечно любоваться ей с такого незначительного, но огромного расстояния в пару метров. Мне никогда не доведётся заговорить с этой девушкой, хоть она и не выглядит стервой, способной закатить истерику при любом удобном случае. Скорее совсем наоборот, она до безумия мила, и все её эмоции при чтении книг, которые она приносит, прекрасны. Читая Оруэлла, она едва заметно надувает губки; Брэдбери – слегка улыбается, иногда готовая заплакать; Кинга – немного удивлённо прикладывает ладонь к губам, одновременно оставаясь во власти сюжета. Сидя тёплыми вечерами у себя дома я читаю все эти книги, после того, как их прочитает она. Когда мы открываем для себя это множество книг, мы открываем и наши темы для разговора. Разговора, который никогда не состоится.
   Все мои грустные, в то же время имеющие нотку безнадёжного счастья размышления прервал голос диктора. Она вложила в книгу ленточку, захлопнула многозначительные страницы, прервав всё происходящее в них, и вышла из поезда. Меня впереди ждал обычный день, почти не отличающийся от других, и она – единственное цветное стекло, преломляющее свет на эти серые стены.

   На следующий день она не пришла. Наверное, пока я сидел в вагоне, люди таращились на меня, как на идиота, и не просто так – я всю поездку нервно топал ногой и поглядывал на часы. «Может время перевели, и я просто еду на час раньше? А может что-то случилось? Нет-нет, с ней наверняка всё в порядке». Как сильно можно привязаться к незнакомому тебе человеку, если ты ездил с ним в одном вагоне всё лето? Достаточно, если в малейших движениях его губ, глаз и бровей ты видишь такие возвышенные, но в то же время простые эмоции, подкреплённые огромным смыслом, в отличии от эмоций окружающих. За сегодня я успел столько раз пожалеть о своей излишней, даже всепоглощающей робости, сколько не жалел о содеянном ни один заключённый, сидя на электрическом стуле. Хотя нервничали мы с ним одинаково. Эта девушка стала неотъемлемой частью моей жизни, придавала ей красок, и если с ней что-то случится, то мои дни станут чёрными, как бесконечное космическое пространство. Когда у тебя отбирают хоть и туманную, маловероятную, но последнюю надежду, то ты становишься более подавленным, чем до её появления, и пропасть в душе пожирает тебя изнутри.

   Просидев на работе весь день, на раскалённых ядовитых иглах, я уже смирился с произошедшим. И если честно, то не имею понятия, почему я так разволновался, ведь я даже не знаю её имени. Я сидел на скамейке и пытался разобраться в своей душонке. Благо, дожди не торопились идти в наш город, и этот поздний вечер всё же был тёплым – я мог просидеть здесь сколько угодно. 
   Этой девушки не было всего лишь один день, а я разнервничался так, будто знаю её всю жизнь, хотя первый раз увидел её в начале лета. И с тех пор не прекращал видеть.
Спустя полчаса угрызений совести, я понял, что должен был давно уже всё ей сказать. Всё то, что накопилось в моей голове за эти три месяца поездок вместе с ней. Будучи воспитанным по большей части аутсайдером, я не выражал своих чувств и порывов своей души, а умел только терпеть боль, как физическую, так и моральную. Вторая оказывалась страшнее. Ну, и теперь единственным решением для меня стало только то, что я больше не должен упустить её. Если я встречу эту девушку ещё хоть раз, то обязательно всё ей скажу. Первый раз за все эти годы я стану свободен от оков и дам волю своим чувствам, копившимся в этой пылающей груди всё лето! Вот тут и случилось непоправимое.

   До боли знакомое бирюзовое платье промелькнуло под светом фонаря. «Нет-нет! Не сейчас, я не готов!» Меня всё же дёрнуло вскочить со скамьи и податься к ней навстречу, но уже секунду спустя меня словно ударило током, и я встал, как вкопанный.
Вот я – замер, нервный, жаждущий своего шанса и вновь отпускающий его.
А вот она – оглянулась на меня с удивлением, и, наверное, узнавала во мне своего попутчика.
― Привет, ― сказала она, улыбнувшись