На душе его стало тепло и спокойно. Он вернулся на землю. Теперь осталось единственное испытание. Выразить сущность этого испытания в двух словах невозможно. А впрочем, он больше никуда не торопится. Появилось много новых мыслей, а в сущности только воскресли старые. Первое, что можно заметить, это что он совершенно отвык от вкуса земли. И, представляя, как долго пребывал он в таком забвении, можно только ужасу даться. И все же судьба, его безжалостная убийца, оставила ему шанс - и это не просто слезы искупления! Что ж, давайте начнем по-порядку. Он вернулся. Это не выразить словами. Взяв за точку отсчета минуту его воскресения, с которой он и ведет непосредственно вещание, мы наталкиваемся на проблему - но что нам теперь эти проблемы! Первое, что ему бросилось в глаза, что последний раз на земле он был тряпкой, грязной фальшивой тряпкой. Ох, сколько за это время лекарей от философов и певцов он повстречал! И как не терпится, а все-таки земля требует этого качества - и теперь он терпелив. Он вещает не для себя - для вас. И так, использованной тряпкой бежал он с этой земли. Верите ли, став холодным небожителем, открывающим каждый день что-то новое, он, взаправду, стал героем - героем одиночества, и это яркое клеймо наполняло его героическим духом, даже когда он падал. Проще говоря, сделавшись холодным и недосягаемым, он сделался эпичным подлецом, а в этой роли даже унижаться не постыдно, и даже приятно. Так, он нашел красивую обертку для своей беспомощности. Судьба, с почина которой он остался почти нищим, может ли он корить ее! Нет, он не имеет на это права. Черт возьми! ему были даны несметные плоды его первого смелого прихода на землю, с которой он бежал, влачась беспомощной тряпкой. И что же, разве пеняют на такую судьбу? Он с благоговейным ужасом припоминает, как он не смел ценить своей земли. И что же? Он был изгнан с позором с этой земли, он был высмеян и почти не излечим с того дня, когда судьба пришла возвращать долги. Он много лет упустил в своей жизни и опрокинул себя еще ниже. Теперь он видит, что сдернув с себя бесконечные оболочки, он вновь возвращается на землю - ни с чем: со стыдом и выцветшими глазами. Он видит себя разнузданным подонком. Но главное в том, что раньше, когда он выдавал свою мерзкую беспомощность за страдания, когда он выдавал страх посмотреть в глаза окружающим за желание смотреть в великое будущее, люди еще могли его принимать за волка или в лучшем случае за скрытого борца. Но теперь, стоило ему прозреть, с этой самой минуты, из которой он вам вещает, он хочет смотреть под ноги. И вот, впервые за много лет, холодной помощью многих перил, он продрал глаза... и что же он увидел под ногами? Руины - которые липнут к нему и хотят сделать руины из него. Теперь, если он только признается в любви к земле, которую он прятал от себя столько лет и ночей в холодной отрицательности, земля осмеет его и скажет: "Разве ты имеешь право на меня, разве тебе не хватило позора однажды. Ты был когда-то, но теперь ты исчез. И теперь все знают что ты - падший ангел". Так и несомненно так встретит его земля: как проклятого старика, уставшего и остывшего. Но он, он который вернулся на землю знает, что только земля может его простить или - ему в ней умереть. Теперь вся соль его несчастной и погибельной истории. Вся соль - в его непримиримости. Мы сказали, что он воскрес, но сделали это с большим авансом. Соль сыпется и сыпется стеною, и вот уже расходится на две струи, и одна опадает в осадок, образуя эпитафию, гласящую "Вечная Неприкаянность". А вторая "струя" есть единственная солинка - та, что зияла теплым проблеском все время его мытарств, меж временной и оберточной трухли. Эта солинка - неотъемная часть единого. Незаметная и смиренная солинка, которая никогда не растает, как соблазнительный сахар. Единственная, которая была у него, слабака, на земле. Которая сама приходила к нему спрашивать о нем в последний раз, и в последних муках притягивала его - его земля. Она хрустела под его же ногами. И пусть теперь и она могла потерять для него вкус, столько лет проведшая в тени, но теперь он знает цену ей, этой солинке! А что, если она еще не потеряна?! И что ему жить без нее. Ведь что он сделал для этой солинки? Ничего. Он ничего не сделал для того, на чем все держалось. Он действительно был борцом и долго сопротивлялся, и что он подхватил: ксенофобия, делирий, спиритуализм. Все эти внешние ярлыки вели его к его звезде и к его цели. Созидательное начало неуемным кулаком отмахивалось от солинки. И он, уйдя слабаком, и возвращается никем, он ничего не построил. Потеряв землю, которая одна могла его понять, он не приобрел ничего нового - прокаженный герой! И в этом мраке он должен вспомнить только одну единственную, родную солинку, всегда отравлявшую его обед - и вспомнить, как он ее отстаивал! Даже когда он стеснялся ее, он не переставал и не боялся защищать ее! И он должен бороться... Теперь ему некогда не хотеть. Кто он такой чтобы отрицать? И что он утвердил, прежде чем отворачиваться от чего-то. И разве может быть поздно вернуть то, что тебе по силам. Разве может что-то помешать, когда не слепят отныне глаза отблески погоревших фантиков. Разве может вмешаться язвительное слово страха, когда на кону родное. Разве могут быть сомнения, когда слишком ясно, что никто другой уже не поймет. Ему стало тепло и холодно - он готов бороться и он готов ждать. Он готов всматриваться и терпеть, отбросив все лишнее. Теперь не он выбирает себе цели. Он не ищет новых путей...кажется он опомнился, или проснулся... А если он и впрямь вечно неприкаянный, то он останется тут - один. И ему еще будет что сказать.
Текст хорошо пойдёт под "концепцию" для авангардной картины. Ну, знаете, у идиотов от "современного" якобы искусства так принято - написать красками хер пойми что; а на листке бумажки под громким названием "концепция гениального проекта" написать вот... примерно в том же духе, что пишите Вы. У них же, у концептуалистов руки из жопы растут. Может, у Вас тоже. Без обид - это пака только гипотеза.
0
