Выхожу из автобуса, бывало, почти бегом. И пальто, рубашка, душа нараспашку, красный румянец на мертвой коже и пахну Верой в людей, как духами. Будто купаюсь в ней, мою голову шампунем с запахом наивности и ромашки.
Мое детство прошло легко, все те 4 года, которые я прожила в счастье. Не помню ни бедности, ни ссор, ни горя, потому что глаза были застелены сказкой, как земля снегом, на севере.
А потом пришла весна, но без цветов с вечными заморозками, инеем по утрам.
Мое сердце теперь - лето, но цветы в нем - яд, а птицы поют - воем и криком.
И ведь все началось не в 5 и не 7, тогда я просто не понимала смысла. Маленькое дитя, которое не просто не понимает, а не знает даже, что нужно испытывать. Белый лист, тишина, ноль. Но к сожалению, у общества была только черная акварель. Только нота "До" и отвратительное число "7".
Тысяча переездов сделали свое дело, тысяча людей, а значит тысяча мнений. И каждый пытался быть моим богом. Меня строили, ломали, вертели как куклу, рисовали, что хотели и как, стирали то что было нарисовано до. Настраивали голос и интонации. Писали мою биографию. Но бумага не вечна, бумага стирается до дыр.
Я не стёрлась.
Все началось в 16, продолжается сейчас. Из меня, всеобщими стараниями сделали лабиринт. Хотя, можно признаться, что я построила его сама, имея глупость и привычку придерживаться чужих взглядов. Тысяча разных стен, и моя борьба с ними началась сейчас.
Всю жизнь я была открытым ребенком, у меня не было секретов и я... Мне почему-то казалось, что люди способны принять все что угодно. Это была болтливость и доверие.
Как окна в заброшке не заколоченные ничем. Всех всегда тянет залезть. Депрессия, первый раз, мои месячные. Это до сих пор не являлось для меня секретным. Мне было все равно что они думают обо мне. Я слишком часто срывалась с места. Люди слишком часто уходили. Никто не живёт на заброшке. Какой смысл ждать понимания, если завтра тебя не будет рядом?
И я не понимала смысла скрывать. Не признавала. Но почему-то слишком сильно ценила личное пространство. Потому что была ветром, потому что свободный не отберёт ее у других. Не настаивать и не отвергать. Теперь это одно из правил моей жизни. Но это не приобретённое, я с этим родилась, как птенцы рождаются с клювом.
Я уже сказала, что во мне по мере больше 1000 стен. Однажды я дала романтизму вскружить мне голову. До сих пор этот ураган растворяет меня в себе. Три года я потратила на умение красиво говорить и писать. Для птиц приобретенное было перьями, для меня искусство общения. То что обязательно появляется в жизни и того и того существа.
Однако я не стала писателем, я научилась делать маски и их же распознавать.
Обманы и фразы, манипуляции и лицемерие. Я тот самый человек что использовал материал не так, как это было нужно. Люди создают из гипса статуи красоты, я же делаю обман.
И грустно и весело.
Это умение мне помогло не раз, я так прекрасно притворяюсь, но оно же убило во мне жизнь. Тысяча болезней и все из - за притворства. Анарексия, депрессия, тревога. И теперь притворяюсь здоровой, в попытках прекратить это.
Но страх приводит к страху.
Теперь, показав себя одной, я боюсь открыться.
Мои одногруппники, ох веселые ребята, цветы, те что не яд и без шипов. Сладкая рябина в моем саду, я бы любовалась ими вечно. Как я боюсь открыть им себя, и как же боюсь, что они сами откроют мои черты.
Каждый учебный день как испытание на прочность. Без ошибки в выстроенном характере, глупые шутки что бы закрыть прорехи. Странное поведение. Пусть считают ненормальной, лживой, надоедливой.
Я говорила о своих болезнях всем, пока они были не настоящими, теперь же, так страшно.
Рывками открываюсь людям и сразу горькое сожаление розами расцветает в душе. А вдруг это неправильно? А вдруг не примут?
Как страшно.
Уход в какой-то момент перестал быть страшным. Давно ещё, лет в 14. Много чего тогда перестало казаться страшным.
Но страх остался. А я начала курить, потом пить. Школа, прогулы, колледж, и сразу в колледже алкоголь.
Плохая компания? И нет и да, с какой стороны посмотреть. Людей нельзя винить в своих ошибках.
Тогда же первая сильная любовь. Тогда же научилась делать себя красивой. Поклонники появились, друзья, исчез дом. Смотрела на землю и понимала, слишком неустойчива, что она, что я.
Но это так кружило. Это так вдохновляло. Страдания и счастье, проблемы и успехи. Все было задернуто розовым цветом, все было радужно. Детская вера в то что все будет хорошо.
Не поняла, как сама же себя убила. Как будто пыталась заглушить пустоту одиночества и страха бутылками и пеплом от сигарет, чуть не получила алкоголизм.
Но получила депрессию, оказалась в больнице, почти сошла с ума. Вспоминать тяжко.
Запуталась ещё больше. Ещё сильнее. Ещё глубже в себе. Больница успокоила и добавила страха перед жизнью. Влачила там жалкое существование больной, поняла, надо что то менять или такой и останусь.
Вырвалась.
Была как крыса, только что сбежавшая из клетки. Как птица, которую пытались вылечить от ушиба. Могло ведь зажить само. Без этой тоски заключённого.
Однако ушиб не зажил. Не прошло и двух месяцев как попалась опять, но теперь с суицидом.
Помню, как вчера.
Боль, пустота, таблетки и страх смерти. Ринулась к людям как к последнему источнику спасения. Вызвали скорую, спаслась.
Потеряла жизнь, но мне ее вернули. В больницу не отправили.
Три дня слез и предательство. Которое на удивление пережила с лёгкостью.
Только вот и реанимация не осталась просто ошибкой из детства. Запомнилась, въелась в память как пятно от одуванчиков. Бессонница, подавленность, полиморф.
Сейчас вспоминаю на губах с шуткой.
Суицид невыход. Поняла, осознала, признала. Страх о том, что теперь точно все бросят был не оправданным. Люди есть, люди могут помогать. Вера в человеческую душу вернулась. Искалеченной, но живой. Но стены не исчезли. Переломы не зажили.
Иногда выхожу из автобуса, почти бегом, душа на распашку. Пахну доверием к людям, на него слетаются хищники. На него сбегаются звери. Умираю в часах, на губах с улыбкой, растерзанная и избитая, но люблю и мир, и людей, и слова.
Только страшно порой, как бы не умереть окончательно.
Суицид невыход. Люди не все монстры. Душа существует.
Вывод: жизнь стоит того, чтобы ее жить.