Дабы малость облегчить жизнь тем, кто хотел бы, но ленится номинировать произведения в лучшие, принято решение выкладывать здесь ссылки на те работы, которые обратили на себя внимание в текущем месяце, чтобы в первую неделю следующего уже голосовать за самое-самое.
Из тех стихов, что попались мне на глаза за последние десять дней, особо хочу выделить два:
1) Территории, к сожалению, в настоящее время кем-то выпиленные (автором?)
В связи с тем, что Виталий Афонин, автор Территорий (см. предыдущий пост), любезно поделился своим произведением со мной посредством электронной почты, не думаю, что будет совсем уж неправильным поместить это стихотворение здесь, несмотря на то, что ранее он собственноручно изъял его из рубрики "произведения".
Территории
Не все прорисованы территории На карте: "Здесь могут водиться тигры". Aquila, Aqua Regis, Aqua Vitae, Сколопендра, самум, селитра, Сарацин. В этом сухом сезоне Крестоносцам шьют дело о нападении И разжигании розни, а сонник, Забытый в мечети на коврике, так же открыт Без сил на странице о птицах, и солнце в узорчатых створах Сияет, И солнце в узорчатых створах Горит.
Aquila, Aqua Regis, Aqua Vitae. Солончаки, дохлый скот и смерть. Орёл над песками парит, но, Будь священ, должен пасть. Тихий клерк В тихой келье ведёт свой нехитрый расчёт: "Aquila из смальты – 7 шт. Стандартно, по пфеннингу штука. Фиал Aqua Regis (Игнациус много дерёт – Будь проклята эта наука!), и карта с колодцами" (там могут водиться тигры)
Сколопендра, самум, селитра, сарацин. Сарацин. Holy Roman Empire.
Солнце бьёт в витражи, осеняет двух пыльных мужей: Латы, плащ, булава и пергамент от Папы Отражаются в том витраже, что по правую руку. По левую – раны и кровь. Сарацин. Сарацин. И ещё сотен пять сарацин, где колодец на карте. Aqua Vitae не найдена – вновь! – Хартия Вольностей попрана, первый наследник убит, Наш командир проткнут копьями, а над отрядом летает орёл, Стрел не хватает...
Оскал на лице, контур скул – словно скол. Гляди, как красиво: лицо разноцветное, если смотреть Сквозь стёкол осколки. Самум, сколопендра, селитра и смерть.
Aqua Regis. – Растяпа, Болван!.. В медресе чтобы впредь – ни ногой! Бесценное солнце разлито по мрамору. У колодца в саду математик. Он выгнан за крамолу: Сонник читал (и пролил реагент). Но ему, если честно, плевать. Он вчера видел косинус, солнце и смерть, И сегодня увидит опять, Как отряд под углом наступает на город, их лица оскалены, их командир Впереди, и несётся на копья, и умирает от дыр В животе и груди, От угла остроты. Луч от лат отразится, желтеющий вдаль. В отношеньи сторон, где одна это тигр, А другая дракон, предел функции – сталь. На вершину угла, шевелясь, из песка, Сколопендра ползёт. Шорох жвал ей вторит из пустого виска.
...да проснись, математик, пойди извинись, Опустись на колени, в конце-то концов! И в жару мрамор холоден, а подлецов На твой век ещё хватит. Наставник со спесью орла Всё же лучше, чем служба в песках, и в награду – под сердце стрела. Всё же лучше, чем тигры (драконы) Всё лучше, чем свет, Что за гробом. Хоть попробуй...
Вставай, сучий сын! Игнациус! Где кислота и витражные пробы? Мы ждём уже месяц! Из последних известий – Сарацины разбили отряд. Не вернулся никто. Клирики говорят, Что их подвиг в стекле на века должно запечатлеть.
Подарили. Брожу в музее, успокоенном и недвижимом. Много зелени. Всюду зелень – Шишкин, кажется, и Куинджи. Мне пейзажная-натюрмортная и чужая в наследство собственность. Что-то плещется об аорту, и от боли совсем бессовестно. Понимаю: искать – не прятать. Да и надо ли? Можно вырваться и уйти. На комоде скатерть под бумагами. Фотки, лица?! Я подбегаю, смотрю, разложены неизвестные и не жившие; книги лучшие до под ложечкой, фильмы, плаканные под крышей, так похожей на эту. Разве что вряд ли здесь кто-нибудь поселится... Ломтик света петляет празднично на стене. Среди книжек зеркальце; в нем мой глаз и немного пыли. Дальше - больше. Другие комнаты. На полотнах моря застыли, волны вывернуты и скомканы, одиноки. Молю портрет, тот, один, хоть случайно брошенный, может, в спешке забытый где-то в закоулках чужого прошлого, между туфель, лесных полянок, чашек, ложек, часов с кукушкой, строчек Бредбери и Паланика... Облик глупый, почти игрушечный свой встречаю в дурацком зеркале в сероватом пустынном зале. Как уныло меня он сверлит мутнозаспанными глазами! Отвернуться, уплыть. Но теплится – не надежда уже – стремление отыскать то лицо, на сердце отпечатанное. Вне времени - тонких черточек, рваных вех черно-белая в дымке хроника... Вздрогнув: кажется, человек - обрамленный прямоугольником на стене золоченым, ярким. Путь до рамы – прыжками-мерками. И обратно в бессильной ярости: черти, зеркало, снова зеркало!!!
.....
Долгий путь начинаю заново в лабиринте размытых мыслей. Заливает обои зарево. Паутинки-лучи повисли, к потолочным приклеясь балкам, разлепляя ресницы сонные – лезут, лижутся, как собаки, на картины ложатся соснами. Ноги тянутся, взгляд волочится, вкус на деснах чего-то терпкого. Вдоль звериных скульптур и рощиц, прямо к зеркалу, мимо зеркала... Мне бы в руки бы геростратовы спички-палочки! Время за полночь. Я среди антикварных статуй никогда не обрушусь навзничь.
Было ещё одно стихотворение за этот месяц (афаик за этот), про голландца, тоскующего о своей почившей Эпске. Но его снесли; в кэше яндекса - ветер. Так что за весь месяц одно стихотворение на сайте увы, при всём уважении.
Молодой человек живет в маленьком государстве Голландия и скорбит по своей усопшей возлюбленной
Тюльпаны тянут тюрбаны яркие к солнцу В прекраснейшем парке Голландии Кёкенхоф. Эдсгер несет на груди тоску, как питомца, Шаркая тяжко деревом башмаков.
- Элске, была ты краше, чем все тюльпаны! Глаза мои выел, как солью, ярчайший свет. Теперь, без тебя, я, слепец горемычный, канул, Оставленный всеми, в забвеннейшую из Лет.
Сырные дыры валятся в бесконечность Утробы живущего ради жевания для. Эдсгер пустынен, время его не лечит, И манит в объятья разверзнутая петля.
- Элске, любимая, чертится по трафарету Прошлого жизнь, не считаясь ни с чем другим, Плавится сердце по линиям силуэта, Рождая собой пустейшую из картин.
Вертятся мельницы, ветру подставив крылья, Плещутся волны, как прежде, о ту же верфь. Время куда-то идет, чем-то полнясь, или, Может, стоит, давно в себе опустев...
- Элске, ты слышишь, тебя я не позабыл. Как чужестранец брожу по родной земле. О, только б час мой на ней поскорей пробил - Тенью безродной уйти, наконец, к тебе!
Спит в колыбели крошечная страна, По стенам полотна - бессмертный и жуткий Босх. В вязкой тиши утопают слова, слова… Не достигая далеких, далеких звёзд.
Вот, только что нарыл (спасибо автору, что догадался из турнира перенести в "произведения", а то бы я так его и не увидел) - очень достойно: Ева и Кенни.
Аннулирую все предыдущие свои предложения - лучшим поэтическим произведением, выложенным на этом сайте с 1-го по 25-е октября 2011 г., полагаю считать Шёпотом.