Стыдно, конечно, но что поделать?

Покачиваясь, поезд плавно несся по монорельсу. Близился вечер.
Где-то в глубине черного неба, сверкало множество крошечных звезд, рассыпанных там, казалось бы, случайным образом, а на горизонте нежно пульсировали сгустки нежного синего света, пробивавшиеся сквозь статичные горы рыжего пара.
Повернувшись лицом к окну, юноша провел по нему пальцем, а потом задержал взгляд на своем отражении. Острые скулы. Крупные карие глаза. Уложенные гелем, каштановые волосы. Парень поправил воротник кожаного плаща, после чего попытался улыбнуться, но неожиданно его взгляд сделался каким-то туманным, печальным и далеким.
За окном простиралась поверхность Кельф-А, густо затянутая облаками красных, желтых и коричневых цветов. Пары неслись с огромной скоростью, кружили, вихрились, смешивались друг с другом, создавая сотни различных оттенков. Где-то, то и дело, бил гейзер, выпуская наружу столб голубой дымки, высотой в тысячи метров. Его существование исчислялось считанными минутами, так как порывы ветра размывали его границы, а в итоге разламывали на части и уносили их в разные стороны.
Совсем далеко, на фоне голубой пелены неба, выстроились десятки еле различимых черных небоскребов, но по сравнению с миллиардами пустующих километров – это скопление выглядело удручающе одиноким и недостижимым. Поезд оставил их позади.
Стало темнеть, и зажглись огни.
Уважаемые пассажиры. Через десять минут поезд прибывает на станцию Такиро. Спасибо. – сквозь помехи приемника раздался приятный женский голос.
Юноша развернул голову в сторону дверей. Электронные часы над ними безжизненно показывали – 20:34. Точки, разделяющие числа, ритмично моргали, демонстрируя, как быстро способны уходить секунды.
За окном то и дело стали появляться небольшие облака, а через некоторое время, поезд вошел в зону темно-багрового тумана.
Многие слышали, что в Такиро находятся источники, выделяющие высокомолекулярные органические пары, но это легко могло оказаться лишь слухами.
Из-под пола, из сердца поезда, стало раздаваться шипение, которое обозначало, что машина теряет скорость, готовясь к предстоящей остановке. Поезда нового образца были способны развивать огромные скорости, потому не редко торможение занимало значительное время.
Разглядеть, что происходит вокруг, становилось все затруднительней, и снаружи, по бокам вагонов, зажглись мощные прожекторы, расправляя лучи света, как многоножка расправляет свои лапки.
Сопровождаемый гудением, шипением, свистом, глухим скрежетом металла, поезд встал на месте, и его двери изящно открылись, впустив в салон прохладный ветер и пьянящий аромат.
Приподняв голову, парень посмотрел на ряды передних сидений, после чего, высунувшись в проход, оглянулся назад. Во всем вагоне, кроме него, сидело лишь двое мужчин и одна женщина, и никто из них, по всей видимости, выходить не собирался.
Женщина читала газету, на обложке которой была фотография смеющейся девочки лет восьми, часть тела которой закрывала огромная желтая цифра - 65%.
Интересно, подумал юноша, что там? Но дама находилась так далеко, что заголовки статей было невозможно разобрать. Ее голову покрывала объемная черная шапка, а лицо было обильно украшено косметикой в попытках скрыть первые морщины. Рот сжался в недовольную щелку, глаза быстро скользили со строки на строку.
На соседнем сидении находилась большая черная сумка, с огромным количеством карманов на пуговицах, молниях и липучках.
Перед открывшимся дверьми вагона, вдоль всей длины поезда, простирался узкий шершавый перрон, выложенный из бетонных плит и каким-то образом зависший в воздухе.
И от его края, куда-то вниз, была скинута веревочная лестница, которая трепетала на ветру, словно извивающаяся змея. Она была такой длинной, что у юноши даже промелькнула мысль – не доходит ли она до того уровня, когда атмосфера сгущается до состояния жидкости? Но потом он выкинул эту идею из головы – зачем? В таких условиях, как там, ничего живого нет.
Неожиданно лестница натянулась, прекратив свои волнообразные движения, но тем не менее – это не мешало ветряному потоку играться ей.
Что-то тяжелое поднималось наверх, и канаты тревожно скрипели, словно собирались предательски лопнуть.
Уважаемые пассажиры. Через две минуты наш поезд продолжит свой путь. Убедительная просьба не покидать вагоны. Спасибо. – нежно сказал все тот же женский голос.
Вдруг, на видимом конце лестницы, показалась небольшая черная фигурка, закутанная в толстое пальто. К ее спине был привязан огромный бумажный сверток, размером, едва ли не больше своего хозяина.
Человек с трудом отрывал руки от дощечек, чтобы хвататься за следующие и подниматься вверх. Было видно, что для того, чтобы удержаться на лестнице в такую погоду требуются не просто колоссальные усилия, а даже, в той или иной мере, - героизм.
Ветер может в любой момент сорвать тебя, пронести пару метров, после чего, отпустив, предоставить возможность лететь вниз, сквозь обжигающие облака и сдирающие кожу вихри, предоставить возможность упасть, барахтаться, и даже захлебнуться в густых спиртах, эфирах и маслах.
Тем не мене фигурка продолжала упорно подниматься наверх, как бы показывая своим поведением, что силы природы – ей не указ, и уж не угроза – тем более.
По мере ее приближения, юноша стал все больше и больше сомневаться, прищурился, схватился рукой, за спинку переднего сиденья, даже хотел выйти на перрон, - неужели?
Среди воронки красных дымов, похожей на кишечник огромного монстра, с редкими черными щелями, по тонкой и хлипкой паутинке – поднималась старушка.
Взгляд юноши упал на желтые цифры часов, - интересно, успеет?
Поезд ходит раз в несколько часов, а то и больше… Неужели ей здесь придется стоять до середины ночи?
Он был и рад выйти, встать в дверях, чтобы в крайней случае не дать им закрыться. Или же побежать к машинисту, чтобы попросить его постоять еще одну минутку. Всего на минутку задержаться. Но по какой-то причине, он остался сидеть на месте, словно облитый водой котенок, и безвольно смотреть.
Сердце поезда загудело, зашумело, заскрипели ржавые механизмы внутри, из труб, расставленных по бокам вагонов – повалил белый пар.
Ногами юноша почувствовал, что пол начал вибрировать. Выходит, через минуту, не больше, - отправка. Успеет?
Где-то сзади женщина свернула свою газету и полезла к сумке. Положив ее на колени, она расстегнула молнию, и принялась искать что-то внутри. Выражение ее лица оставалось таким же недовольным, как и до этого.
Старушка уже находилась на таком расстоянии, что ее черты стали вполне различимы. Широкий нос, нависал над сжавшимся от напряжения ртом, а глаза были словно две ямы, среди морщинистой поверхности кожи. На голову был накинут серый капюшон, но все-таки редкие седые пряди, вываливались из него и путались между собой, в воздушном потоке.
Она была настолько уверена в себе, что можно было подумать – она идет на бой со львом или тигром, а не опаздывает на поезд.
Вот ее небольшая ладошка схватилась за край перрона, вторая, а вот и она сама – спешит к дверям.
Мигом залетев внутрь, она скидывает с себя капюшон и, расправив плечи – вздыхает – уф. И все же успела.
Ее морщинистое лицо с добрыми голубыми глазами расползается в хитрой улыбке.
Тихо закрываются двери. Небольшой толчок – и поезд начинает набирать скорость.
Юноша некоторое время еще смотрел на запыхавшуюся старушку, приоткрыв рот, после чего снова сел ближе к окну.
Красные клубы паров становились все реже и реже, а в конце концов – почти исчезли, снова оголив беззащитную, и немного мягкую на вид, атмосферу планеты, находившуюся далеко внизу – под путями монорельса.
Ветры уже успокаивались, готовясь отойти ко сну, а небо из нежно голубого превратилось в черное, покрывшись дополнительным набором звезд.
- Я присяду, - послышался откуда-то сзади скрипучий, но добродушный старческий голос.
Повернув голову, юноша увидел ее лицо с прищуренными глазами и нежной улыбкой. Серое пальто, облегало полное тело, а дрожащими руками она расстегивала пуговицу воротника.
За окном промелькнула яркая вспышка – значит, проехали дежурный пост. Там всегда стоят фонари.
- Конечно, - излишне часто кивая головой, робко прошептал парень.
- Спасибо, - пробурчала старушка, и как бы оживившись, стала расстегивать пуговицы быстрее.
Странно. Весь вагон пустой. Зачем ей садиться именно ко мне? Наверняка всю дорогу трещать будет.
- Вам до какой станции, молодой человек?
- А? – юноша вновь повернул голову в ее сторону. – Мне до Хадоши.
- Хадоши! – довольно протянула она в ответ. – Это аж три часа езды от Такиро. Это вы сколько сегодня в пути, разрешите поинтересоваться?
- Уже четвертый час.
Уперевшись руками в бока, она рассмеялась.
- Ох! Молодежь. Перелетные птицы.
Улыбаясь, старушка мотала головой из стороны в сторону и в конце концов даже размахалась руками.
Успокоившись, смахнув пот с лица, ловким движением, она сняла сверток со своей спины и, усевшись на сиденье, погрузила его на колени.
Сверток был длинным, похожим на какую-то прямоугольную балку, которую завернули в рыжую мятую бумагу. В такую бумагу обычно заворачивают колбасу или рыбу на рынке. Все это было многократно обмотано бечевкой.
Что там?..
В это время за окном на горизонте промелькнула новая линия мегаполисов. Небоскребы тянулись, кажется, к самим звездам, усыпанные множеством огоньков квартир, витрин, рекламных щитов, спортзалов, театров, офисов. Люди заканчивали работу, и стремились кто куда.
Семейные люди стремились в свои квартиры, где их ждали родные с горячим ужином. Холостяки – разбредались по барам и пивным, чтобы в очередной раз скоротать вечер. А подростки – собирались компаниями и шли громить торговые центры, кинотеатры или клубы.
Жизнь сосредоточилась на этой планете маленькими крапинками, как звезды на ночном небе, и кипела там с такой скоростью, с какой могла. Работали банки, набирали текст программисты, продавцы выкладывали товар на витрины, а актеры – разучивали новые роли. Школьники посещали занятия, врачи совершали операции, и пока все это круглосуточно бурлило, кипело, варилось, словно термоядерные реакции в недрах светила, – большая часть поверхности планеты – оставалась мертвой, пустой, забытой и никогда и никто – не посещал ее. Она была предоставлена сама себе и не знала, что ей делать. Лишь только одинокий монорельс, соединяющий города, порой проносился где-то наверху, над ней, недосягаемый, быстрый, словно насмешка всей этой зудящей цивилизации.
За окном стали появляться другие монорельсовые пути – видимо это место крупной развязки. Они, как нервные тяжи внутри организма, переплетались, какие-то уходили вниз, какие-то наверх, порой сливались, а порой раздваивались, или даже, редко, но замыкались кольцом. Прпрй проносились такие же поезда, моргая своими светящимися в темноте окнами, и так же тихо и романтично шумя.
Юноша очень старался разглядеть хоть чье-нибудь лицо в мелькающих окнах, но скорость поездов была такая огромная, что это было просто невозможным.
Он представлял, что какая-нибудь симпатичная девушка, накинув пиджак на плечи, так же как и он сидит в поезде, и, так же как и он смотрит на летящий рядом состав. И может быть, она тоже хотела бы увидеть кого-нибудь милого ей в проносящемся мимо окне.
Интересно, куда она едет? Может быть в его родной Акибару? Может быть, она живет в том же небоскребе, что и он? Это было бы так замечательно! Они смогли бы видеться каждый день и даже, наверное, вместе завтракать в кафе. Ах! Как бы это было замечательно! Он бы отвел ее в ботанический сад на триста восьмом этаже, или даже, лучше, в кинотеатр на шестьдесят третьем. И они могли бы вместе подниматься на крышу и, укутавшись в выдаваемые там за скромную плату пледы, смотреть на небо и искать созвездия по атласу, отхлебывая из термоса горячий яблочный сок, полный острых пряностей. А если бы ему и стало вдруг одиноко и грустно – он бы обнял ее и стоял так – молча.
Как жаль, что они никогда не познакомятся – прошумела промелькнувшая линия фонарей, завершив развязку путей – как жаль.
Составу снова предстояло следовать в одиночестве.
Уважаемые пассажиры. Напоминаем, что на станции Окинаки – поезд не останавливается. Спасибо за внимание.
Остались позади сверкающие пики небоскребов, и взгляду предстала темная, неспокойная, но засыпающая поверхность планеты. Разноцветные оттенки слились в один единственный – мутно-серый цвет.
Ночной Кельф-А, он словно офис вечером… Уходит последний человек, окинув уставшим взглядом компьютеры, столы, стулья, принтеры, мусорные корзины – убедиться, что все в порядке, облегченно вздыхает, а потом выключает свет. И тут же, из глубины огромных прозрачных окон, в глаза бьет чернота ночи, а на ее фоне - витрины, вывески, окна соседних строений, шум взбудораженного города, премьеры, светские вечеринки, оперное пение, звон бокалов – и почему-то становится грустно.
Засыпает планета, накрывшись черной шелковой тканью. Засыпают гейзеры, готовясь к предстоящему дню. А космос, как заботливая мать, баюкает своих детей, баюкает, и все равно, все равно – им тревожно. Он пытается схватить их руками, прижать к своей груди, но между ними миллиарды парсек пустой космической романтики, о которой ласково поют в компьютерных играх, книжках и кино.
Космос – велик. И этим он так заманчив. Он заманчив тем, что заставляет нас верить в существование прекрасных миров, которые могли бы предстать нашему взору, миров, до которых мы могли бы дотронуться рукой, миров – где бы нас ждала смертельная опасность.
Космос – опасен. И, наверное, этим он так заманчив.
Юноша резко отвернулся от окна и посмотрел на свою попутчицу. Распрямившись, она сидела с закрытыми глазами и, покачивая головой из стороны в сторону, мурлыкала какую-то мелодию, то и дело, похлопывая рукой по свертку. Седые, но не поредевшие, волосы были собраны в строгий пучок.
Приглушенно шумел двигатель, и то и дело, моргал свет на резких поворотах.
Женщина, сидевшая сзади, достала небольшой ноутбук и, положив его на колени, быстро набирала пальцами какой-то текст.
Совершенно случайно и внезапно, юноше пришел в голову глупый вопрос, который просто требовал, просто желал быть озвученным.
Он приоткрыл рот, а крупные зрачки карий глаз робко расширились.
Было трудно решиться. Ладони вспотели от страха.
Как-то ощутив, такое случается, что на нее смотрят – старушка прекратила напевать песню и развернулась лицом к парню.
- Да? – улыбнулась она.
Сглотнув, юноша прошептал:
- Скажите… А Вы жили на Земле?..
Старушка вздернулась, и парень уже было подумал, что как-то расстроил ее, огорчил. Свинцовым шаром сердце упало куда-то вниз, и он уже был готов извиняться, слушать разгневанные крики, как…
Морщины разошлись, открыв воздушно-легкие голубые глаза, пронизанные красным рисунком сосудов, а уютный и теплый скрипучий голос искренне удивился:
- А как же? Конечно, жила. Большую часть своей жизни жила.
И тут она расхохоталась, а юноша так и смотрел на нее робкими глазами с приоткрытым ртом.
За окном проносились фонари.
- Молодежь! – закончила старушка, смахнув пот с лица. – Ну и умеете же вы насмешить старую женщину.
- Скажите… А на Земле – там тоже были поезда?
- А то! – взмахнула рукой попутчица. – Конечно, были.
- И они были так же высоко над поверхностью? – юноша наклонился немного вперед.
- Что ты? Там были рельсы и поезда ходили прямо по суше.
- Земля же… - парень неуверенно почесал затылок. – Она же твердая, вроде.
- Да, - захихикала старушка, прищурившись. – А какая еще?
Смущенный юноша отвернулся к окну. Уже настолько стемнело, что контуры облаков было невозможно разобрать, и вся картинка делилась на две части – черная и темно-синяя с россыпью блеклых звезд.
Шумел двигатель.
- Послушай, - донеслось сзади. – Что-то мне не нравится, как ты выглядишь, мальчик. Устал. Да и не приболел ли? Может быть тебе поспать? Еще дорога длинная-длинная. А мне все равно дальше, чем тебе. Я разбужу.
Ответа не последовало. Удивленная старушка, наклонилась, но потом, закатив глаза и покачав головой, откинулась на спинку сиденья и прошептала:
- Сам уснул. Хитрец!

Под колесами что-то громыхнуло, заставив вагон подскочить, а женщину в соседнем купе – плеснуть горячий чай на колени. Зашипев от боли, она поставила кружку на стол, а сама, достав из кармана бумажную салфетку, принялась протирать штанину.
За окном проносилась ярко-зеленая роща, заполненная пойманным в ловушку листьев солнцем. Одинаковые, словно сделанные под копирку деревья, моргая и переливаясь, уходили вдаль, а другие, точно такие же, не уставали появляться снова и снова.
Ритмично стучали колеса.
Теплый июньский воздух врывался в приоткрытое окно, принося с собой иссохшийся, пропахший сеном, ветер, а вместе с ним - назойливую мошкару.
- Ты уже третий день в окно смотришь, - захохотал откуда-то сзади объемный женский голос. – Чего ты там выискиваешь? Птицу счастья?
Парень резко обернулся, и обиженно уставился на своих попутчиц.
Три толстые женщины среднего возраста сидели за исчерченным тенями столом, на котором были разложены огурцы, помидоры, яйца и лапша быстрого приготовления. Они были подругами и ехали в Москву, чтобы отпраздновать рождение внучки одной из своих приятельниц.
На всех трех были надеты белые майки с персонажами мультиков Диснея, а ноги обтягивали тряпичные черные штаны.
За время дороги, косметика стерлась с лиц, а волосы растрепались, обнажив места, уже начавшие лысеть. Во взглядах скрывалась усталость.
- Я поражаюсь, - вжав голову в плечи, пробормотала женщина, сидевшая ближе всех к окну. Складки на шее, образовали массивный второй подбородок. – Вы только на него посмотрите.
Не понимая, в чем дело, парень приоткрыл рот и крупные карие глаза, покорно обнажили всю свою глубину. Казалось, что где-то далеко за их поверхностью, находятся бескрайние поля, леса, деревни, пронизанные паутиной ледяных ветров.
- Вот, - женщина приподняла пухлую руку и указала ладонью на юношу. – Я об этом.
И тут все три подруги залились смехом, а та, что была толще остальных встала, кряхтя нагнулась, чтобы надеть тапки, а потом пошла к титану за чаем.
Словно оборвалась лента, закончилась роща, и поезд грубо швырнуло в сухую степь, уносящуюся аж до самого горизонта. На улице было удивительно тихо и спокойно.
Не колосились желтые травы на ветру, не неслись серые тучи по небу. Казалось, что мир еще валялся на пуховых перинах, и все еще не успело проснуться после ночного отдыха, и только радостный и взволнованный поезд кричал – давайте, давайте, вставайте! Хватит спать! Вставайте! День начался! День начался!
Открывали глаза испуганные травы и рощи, открывали глаза, кривые и разваливающиеся деревушки, исчерченные узором голубых речек, и спрашивали – что? Уже? Уже?
Солнце их слепило.
Начался день. И стучали колеса.
На небе появились облака.
Парень сидел на боковом сиденье и водил пальцем по стеклу – вверх, потом вниз, потом снова вверх.
- Что ты делаешь? – нежным голосом спросила одна из подруг, севшая напротив юноши. - Тебе одиноко?
После некоторой паузы, он равнодушно ответил:
- Запускаю ракеты.
Палец стремительно проскользнул вверх, набирая скорость, а потом резко оторвался от поверхности окна.
Женщина повернулась к своим попутчицам и, пожав плечами, серьезно нахмурила брови.
- Люди отправляются в космос, - протянул парень немного хриплым голосом. – Ракета за ракетой. Набитые до отказа, они улетают туда.
В конце вагона томно заплакал ребенок, как будто стараясь разбудить всех, кто еще не проснулся сам, а через некоторое время – громко хлопнула дверь. Люди начинали просыпаться.
Юноша тяжело вздохнул, после чего отвернулся от окна, положив руки на стол.
Пришла проводница и спросила, не желают ли они чаю. Женщины отказались, а парень промолчал.
А потом все вокруг разгадывали кроссворды, читали книги или играли в карты, за окном даже начались новые леса. Новые потому, что были хвойные, а такие поезд еще не проезжал.
Порой, мимо проносились непонятные будки со множеством антенн и проводов, и казалось, что им совершенно нечего делать в такой глуши.
В конце концов, ближе к полудню, поезд въехал в городскую черту, и дальше можно было видеть лишь недружелюбные строения, серые, безликие, понаставленные в совершенно неприспособленных для того местах. Они смотрели на поезд своими окнами-дырами, хмурились, и осторожно дышали, будто боялись навлечь на себя беду.
Везде были понатыканы трубы, из которых валил маслянистый черный дым, уносясь клубами в бездонные небеса.
Улицы города были грязными, неряшливыми, и люди их заполняли – обиженные, суетливые, особенно водители, которым приходилось стоять в пробках, чтобы пропустить очередной поезд. Было очень жарко и знойно, и потому плавился асфальт.
Трескалась краска автомобилей.
В конце концов, поезд остановился.
За окном простирались линии перрона, исчерченные железнодорожными путями. Наверное, на этом вокзале за один раз могло бы уместиться не меньше 10 поездов, - подумал юноша. Все кругом было спутано проводами, знаками, и надоедливым пением птиц.
Это еще не была его станция, потому выходить он не стал.
В проходе толкались люди с грудами постельного белья на руках, а нервная проводница носилась из одного конца вагона в другой, периодически что-то растолковывая некрасивой девушке, взволнованно вжавшейся в сиденье.
Схватив свои огромные сумки и черные чемоданы, люди выплывали из поезда, проверяя карманы – ключи на месте? Телефон на месте?
Их лбы украшали блестящие капельки пота, а походка была изрядно уставшей и измотанной. Грязной дымкой с улицы валил жар.
Наконец, вышел последний человек.
Парень зашторил занавески и, откинувшись на жестком и неудобном сиденье, попытался вспомнить, зачем он ехал в Москву. Куда он пойдет, когда приедет? У него там ни знакомых, ни родственников, денег едва ли - на пару ночей в дешевой гостинице. Да и на обратный билет не хватит…
А обратный билет – это куда?..
Третьи сутки пути, превратили плацкарт из тесного и неуютного ящика – в огромную клетку, настолько большую, что дотянуться до соседних полок казалось нереальным. От чего-то мир слился в огромное и сумбурное пятно.
Парня знобило – вагон был старый, и ночные сквозняки сделали свое дело.
Даже багажа никакого нет – прошептал юноша.
- Эй, ты, - толкнула его в бок одна из женщин. – Пойди прогуляйся. А то в конец скиснешь.
Парень недовольно замычал и попытался отмахнуться от надоедливой попутчицы рукой.
- Иди, иди, давай, - пробурчала она, после чего открыла окно. – Посмотри, какая погода хорошая.
Вдруг она замолчала, а юноша вскочил с места.
Там, на перроне, среди толпы безликих людей, плакала девушка. На ней была скромная белая блузка, элегантные черные штаны, а в руках она держала какие-то листки бумаги. Густые каштановые волосы спадали с плеч, которые ежесекундно вздрагивали.
- Пропустите, пожалуйста, пропустите, - заикаясь, твердил парень, расталкивая погружавшихся в вагон пассажиров.
От жары и температуры - голова кружилась, а земля уходила из-под ног. Неожиданно быстро стучало сердце.
Прыгнув на встречу неприятно-слепящему воздуху, парень больно приземлился на, казалось бы, мягкий асфальт. Кожу обжигали кипящие вихри, умудрявшиеся попадать под одежду. За считанные секунды тело вспотело, а намокшая футболка жалобно прилипла к груди.
Где она? Куда она успела деться? – юноша не видел ее.
Он уже собирался подбежать к проводницам, беззаботно смеявшимся не так далеко от двери вагона, чтобы разузнать, в какую сторону направилась незнакомка, как увидел ее вдали, пересекающей железнодорожные пути.
- Стой! – закричал он так громко, как был способен. Проводницы, испуганно дернулись, прекратив разговор. Девушка продолжала бежать. – Стой!
Не понимая, что он делает, юноша понесся за ней, не переставая кричать.
Безликая толпа удивленно оглядывалась, но почему-то так и не могла разобраться, в чем дело, и что тут происходит. Кожа на их масках трескалась, обнажая отвратительный грунт.
- Стой!
Словно ударившись о кирпичную стену, девушка затормозила и суетливо оглянулась, показав свое аккуратное заплаканное личико.
Парень тоже остановился и принялся махать руками.
Ее глаза расширились, бумаги выпали из рук, разлетевшись по перрону, а ладони она приложила к раскрывшемуся от удивления рту.
Через пару секунд, из ее небольшой груди вырвался крик, а из глаз хлынул новый поток слез.
Взлетали с деревьев, суетливо поднимались в воздух, всполошенные птицы.
Что же это – шептал растерянный юноша.
Новый крик, вырвался из ее груди, а сама она – упала на колени и сжалась в напряженный клубок.
Расставив руки в стороны, девушка начала кричать какие-то слова – каштановые волосы взметнулись…
… на огромной скорости откуда-то справа, шумя мотором и громыхая колесами, вылетел темный, тяжелый, гладкий, блестящий поезд.
Юноша остановился и замотал головой в разные стороны, пытаясь понять, как же, где же, он может обойти его – но состав казался бесконечным. Его конца даже не было видно.
В мелькающей гладкой поверхности, под глухой и крупный стук металла парень увидел свое отражение.
Широкие серые штаны то наполнялись клубами ветра, то выталкивали их наружу и потому хлопали своими тяжелыми волнами, кожаная куртка съехала с плеч и болталась на руках, а белая футболка – стала серой и мутной от пота.
Парень сделал пару шагов вправо, потом влево, а, в конце концов, скомкал куртку и кинул ее под ноги, схватившись руками за затылок.
Жара душила жизнь, вцепившись в нее своими крючковатыми пальцами, выпаривала из нее соки.
- Сколько уже можно! – задыхаясь от кашля, крикнул юноша, но его голос растворился в грохоте состава, все так же продолжавшего, казалось бы, спокойно, тянуться откуда-то издали.
Аккуратно хлопая лопастями, не так далеко от вокзала неспешно пролетал вертолет.
Беззвучно взорвавшись воздухом, промчался последний вагон, оттолкнувший парня на пару метров от края платформы.
- Быстрее! Беги сюда! Быстрее! – кричала девушка, размахивая руками.
Так и не подобрав куртку, парень побежал к ней на встречу, перепрыгивая рельсы. Он не глядел вниз, не видел того, что происходило вокруг – он просто бежал, бежал, ведомый лишь желанием достигнуть цели.
Подвернулась нога, наткнувшись на что-то круглое, и он упал, проехавшись лицом по шершавому асфальту, оставляя за собой кровавый след. Пытаясь понять, что произошло, юноша приподнялся на руках и огляделся по сторонам – напуганная маленькая девочка рассыпала груши и теперь старалась поднять их. Перрон был неровным, да и вообще, косым, и потому желтые плоды катились в разные стороны. Большинство падало на пути.
Какая-то пожилая женщина сурово схватила девочку за руку и безжалостно, словно плюшевую игрушку, потащила за собой так быстро, что та едва успела схватить корзинку с тем, что она успела подобрать.
Раздавленные груши быстро темнели, и начинали омерзительно пениться от палящих лучей солнца. Кровь сворачивалась черными сгустками.
Шатаясь, юноша упрямо поднялся на ноги и, не открывая залитых кровью глаз, хромая, пошел вперед.
- Стой! Стой! Остановись! – услышал он встревоженный знакомый голос, и тут же боязливо отшатнулся, широко раскрыв веки.
Новый состав, такой же тяжелый и грузный, сверкал своими вагонами перед его глазами.
- Вы издеваетесь? – заорал парень во всю силу, а потом почему-то замолчал и сразу успокоился.

Чертова молния сломалась, и куртка была застегнута только на кнопки. Холодно. Ветер задувал в прорехи между ними, заставляя меня ходить из стороны в сторону, переминаться на месте, чтобы совсем не замерзнуть. Но это было терпимо. Апрельские заморозки – жалкая попытка умирающей зимы показать свой оскал. Хуже было другое – уходя из дома, я забыл зарядить плеер. И вот сейчас, стоя на обочине шоссе, я физически ощущал, как медленно идет время. Занять себя было нечем, кроме как курить одну сигарету за другой.
Отправиться путешествовать автостопом я мечтал давно, наверное, еще со школы. Но все откладывал: было множество несерьезных причин и оправданий, а времени, как мне тогда казалось, не было. Окончить школу, поступить в ВУЗ, подрабатывать в свободное от учебы время – это же так важно, не правда ли? Ну, на самом деле, для меня важно. Поэтому, не смотря на то, что прошло уже более двух часов с того момента, как я собрал рюкзак, написал пару смс-ок ближайшим друзьям и захлопнул за собой дверь, в моей голове все еще не укладывалось, как это я решился отправиться в путь.
Машины проезжали мимо, их было много, и ехали они в основном в нужном мне направлении. Но я все чего-то ждал, не решаясь начать голосовать. Мысли о том, что я боюсь, не готов и, вообще, пора бы отправится домой, где тепло и спокойно, я старательно отгонял. Когда в пачке осталось лишь пара сигарет и автомобильные фары начали освещать, неожиданно сгустившиеся сумерки, я поднял руку с оттопыренным большим пальцем.
Как ни странно, буквально через минуту остановилась первая машина. Потребовалось время, чтобы объяснить полному мужчине с усталыми глазами, что мне от него нужно. Он ни как не мог уразуметь, как это я рассчитываю на то, что найдется дурак, который согласится подвезти меня бесплатно, пусть даже нам будет по пути.
- Ладно, извините, - сказал я.
- Удачи, пацан, - мужчина рассмеялся и захлопнул дверь. Выпустив столп дыма, немытая «девятка» поехала дальше.
Похожий разговор произошел еще с парочкой водителей. Закралось подозрение, что до ближайшего города придется ехать за плату, благо денег взял достаточно. Нужно будет в сети почитать про авто-стопперов и их секреты. Не с табличкой же они стоят, как это в кино показывают.
Остановилась еще одна машина. Какая-то «Тойота», в моделях я не разбирался. Помню в школе друзья всегда подкалывали – максимум, что я мог, отличить «жигули» от других представителей отечественного автопрома. Они же квадратненькие – с ними легко. Открылась дверь, я нагнулся к салону.
- Здравствуйте, - сказал я, - До Нижнего-Новгорода не подкинете? Сразу говорю, денег нет. Так что если не по пути…
- Автостоппер? – спросил водитель. Голос был веселый, забрезжила слабая надежда, что это тот, кто мне нужен. Тем более, что не придется в четвертый раз объяснять специфику подобного рода путешествий.
- Да, начинающий, - сказал я и улыбнулся.
- Садись. До Нижнего не доедем, мне так далеко не надо, но до Владимира довезу. Там пересядешь.
- Окей! – радостно сказал я, садясь в машину.
В салоне работала печка, и я только сейчас осознал, как же на самом деле на улице было холодно. Водитель повернулся ко мне и протянул руку:
- Валерий! Ехать нам вместе, конечно, не долго, но позна… - мужчина не договорил. Мы встретились глазами, и произошло нечто, заставившее его замолчать, а меня вжаться в спинку кресла. В чертах его лица было что-то странное. Противоречивое, если это слово можно применить к внешности. Словно это лицо было мне смутно знакомо, но я готов был поклясться, что этого небритого человека вижу впервые вжизни. В глазах Валерия читалось, что он почувствовал нечто подобное, глядя на меня. Если я и был прав, то он быстро справился с непонятным ощущением. Моргнув, он бодро продолжил, - Я говорю, что познакомится не помешало бы.
- Сережа, - не совсем своим голосом представился я. Впечатление, которое я испытал, встретившись с его взглядом, оказалось очень сильным. Пожал руку, - Приятно познакомится!
Владимир нажал на педаль, и мы выехали на шоссе. Брелок в виде воробья, висевший на зеркальце заднего вида начал раскачиваться из стороны в сторону.
- Ну, рассказывай, что в Новгороде забыл? К девушке едешь, небось? А денег только на цветы, да на бутылку пива для храбрости? – спросил Валерий, бросив на меня ироничный взгляд.
- Да, нет, - ответил я, - Я туда только проездом. Переночую, помоюсь и дальше. На восток.
- Куда на восток? В Казань, что-ли?
- Типа того. И в Казань. Потом Пермь, Екатеринбург… Не знаю, маршрут еще не составлял. Я вообще на восток, понимаете? Путешествую.
- Ого! Серьезно! И что прям так, до Владивостока, до Сахалина? С одним рюкзачком, да большим желанием?
- Ну, может и туда доеду. Я же говорю, маршрута нет пока, - я действительно пока не представлял, куда направлюсь завтра, но меня это ни то что не пугало, меня это несказанно радовало, - У меня это путешествие, не знаю как сказать… Экспромтом вышло! Просто пришел домой, поел, посмотрел телек, а затем встал, собрал вещи и вот, в вашей машине.
- Да… Дела! – сказал Валерий и рассмеялся, - Так не бывает, парень. Посидел, встал, собрался… Либо ты на голову больной немножечко, без обид, либо дорога тебя уже давно звала и, вот, настал момент, когда ты просто уже не смог противиться этому позыву.
Я задумался над его словами. Валерий снова смерил меня взглядом, на этот раз серьезным.
- Вы правы. Что-то вроде этого я испытывал. Но одно другому не мешает, ведь? Я, наверное, действительно слегка того, раз даже не удосужился хоть немного подготовиться.
- Слушай, давай ты не будешь «выкать», хорошо? Я не намного старше тебя, - Валерий достал из бардачка пачку салфеток и смачно высморкался, - Извини. Погода достала – вроде уже весна началась, а тут хоп, и опять такое. Я уже шины поменял на летние. Да и ладно. А на счет того, что ты «того», это не плохо. Честно.
Было приятно разговаривать с этим открытым человеком. Непонятным образом он производил на меня хорошее впечатление. Дело в том, что обычно, общаясь с незнакомым человеком, первые несколько минут я испытывал гнетущее чувство скованности, заставляющее меня либо молчать, либо сухо отвечать на вопросы. С ним было легче. Снова возникло чувство, будто мы с Валерием давным-давно знакомы, только забыли об этом по нелепой случайности.
- Хорошо, не буду, - сказал я. Вдруг вспомнил, что друзей то я об отъезде предупредил, а маме даже не позвонил, - Я закурю, не против?
- Да, давай, -ответил он, нажав на прикуриватель, - Я сам бросил пару лет назад, но все равно люблю, когда, кто-то рядом дымит. Хотя бы запах понюхать, и то, приятно. Кхм… Так вот, быть слегка с прибамабахом неплохо. Я сам такой, в хорошем смысле… Ты чем-то похож на меня в юности. Тоже не мог по долгу сидеть на одном месте, вечно срывался куда-то, лишь бы было движение. Не так, конечно, радикально как ты – ехать туда, не знаю куда. Сначала выезды со студентами постоянные за город. Не ради того, чтобы с гитарой у костра выпивать, удовольствие получал, только когда ехал в электричке, а за окном проносились километры. Потом на концерты в Москву ездил – я то сам Калиниградский. Долгое время машины из Европы в Россию гонял – сладкое время было. Я, дорога и машина. Ну и платили не плохо. Как мне тогда казалось.
Прикуриватель щелкнул, я глубоко затянулся. Интересный человек, черт возьми, сидел рядом со мной. И вправду, чем-чем, а образом мыслей мы с ним были определенно похожи. Схожее удовольствие испытывал и я, стоило колесам под моим сиденьем начать крутиться, будь то маршрутка, экскурсионный автобус или велосипед.
- А сейчас кем работаешь? Я не думаю, что можно что-либо из Москвы во Владимир перегонять, с большей выгодой чем авто из Европы. Разве, что наркоту?
- Хех, - прыснул он, - Не думаю, что это так уж и выгодно. Скорее наоборот, с периферии в Москву везут. Хотя, я не спец в таких делах. Я вообще нигде не работаю. Свободный художник.
- У-у-у… Звучит… Пафосно!
- Да, ну и что? Фрилансер я, фрилансер – рисую флеш-рекламу для сайтов и другую лабуду, - с деланным раздражением сказал он, - Работа творческая, как ни крути. За спиной Мухинская Академия художеств. К месту работы не привязан, так чем же я не свободный художник, а? – иронично спросил он, видимо желая завлечь меня в шуточный спор. Но мне было не смешно.
- Я тоже в «Мухе» учусь.
В машине повисло молчание. Каждый из нас пытался переварить услышанное. Валерий включил магнитолу, жизнерадостный электро-поп отогнал странные мысли. Просто еще одно забавное совпадение. Только сейчас я заметил, что за окном уже ночная тьма, а дорогу освещали лишь дальний свет, да фонарные столбы, встречающиеся все реже и реже, по мере удаления от города. Мелкие снежинки начали падать на лобовое стекло, моментально тая.
- Твою мать, а! Ну скажи мне, Сережа, откуда снег в конце апреля! Эй. Эй! Приятель, ты уже фильтр куришь! – Валерий потянулся и опустил стекло с моей стороны. Я удивленно вытащил изо рта наполовину обугленный огрызок поролона и выкинул на улицу. Холодный воздух ворвался в машину и вывел меня из ступора.
- Что-то я задумался малек, - смеясь сказал я, - Просто мне показалось, что время как-то быстро течет. Больно быстро стемнело. Тебе не показалось?
- Да нет, как обычно. Хотя фиг его знает. Меня больше волнует снег, вот это реально – проблема. Слушай, а почему ты сейчас то отправился. До каникул дотерпеть не мог? Или в академическом отпуске.
- Нее, я с учебой завязал.
- В смысле? Бросил, что ли? А зачем? – с недоумением спросил он.
- Да я сам не знаю. Просто не могу больше там находиться, - с неохотой начал я. Никогда не любил объяснять людям то, чего сам не знаю, - Когда я поступал, мне хотелось чтобы мне показали, научили, как рисовать. Но когда я почувствовал, что, наконец, у меня начало что-то получаться, когда выработался стиль, появилось раздражение. Раздражение от того, что они учат меня рисовать, когда я уже сам умею это делать. Я понимаю, противоречу сам себе, но, блин, чуйкой чую, что дальнейшее обучение меня ломает… Как художника. Пф… Ну теперь и я понты кидаю, похоже.
- Я понимаю о чем ты, - серьезно сказал водитель, - Это нормально. Никогда нельзя давать кому-либо влиять на твое понимание своего стиля. Если ты, и вправду, чувствуешь что он ммм… Ну пусть не сформировался, то хотя бы появился, - Валерий замолчал, о чем то думая, - Нет, не так! Влиять, конечно можно. И даже нужно, но не грубо, не на прямую, указывая, что нужно рисовать, а чего нельзя. Как можно, а как нет. Но бросил ты образование зря. Ходил бы на пары, кивал головой, делал бы, что нужно, но! К чертям собачьим отметал то, что ты считаешь вредным для своего творчества. Хотя ты знаешь, Сережа, может быть ты и прав. Вот я доучился, диплом получил. А чем сейчас занимаюсь? Нет, я не жалуюсь. Получаю я достаточно, даже очень. Даже испытываю творческое удовольствие, если моя задумка получается и реклама выходит действительно классной. Но я ведь не этого хотел. Не об этом мечтал.
- Ты мог бы рисовать в свободное время. То что ты хочешь, для себя. Кто тебе мешает? – спросил я.
- Никто не мешает. И времени свободного у меня выше крыши. Но взять в руки кисти не могу, - поморщившись, ответил он, - Не знаю почему тебе об этом рассказываю. Что-то в тебе такое странное, что я могу говорить с тобой на такие темы, на которые даже с друзьями боюсь заговорить.
- Скорее всего потому, что я просто попутчик, - соврал я. Теперь не приходилось сомневаться в том, что Валерий чувствовал ко мне то же нездоровое доверие, что испытывал к нему я сам. Да и понимали мы друг-друга с полуслова, - Ты можешь сказать мне все что захочешь, хоть соврать, все равно твои слова я не проверю, а через час-два мы с тобой разойдемся по своим дорожкам раз и навсегда.
- Угу, - кивнул он, - Так вот, я не хочу заниматься настоящей живописью, после того как стал заниматься рекламой. У меня такое ощущение, как будто предал рисование, получив первый денежный перевод, - он глубоко вздохнул и продолжил уже куда более жизнерадостно, - Только не подумай, что я сопли мотаю. На самом деле я счастлив. Действительно счастлив. Я не в чем себе не отказываю, у меня много денег, я свободен как птица. Да, да! Просто я выбрал другой путь, который посчитал для себя более легким. Приятным и денежным. Понимаю, все это звучит, как оправдание, и может сложится впечатление, что я пытаюсь спрятать от тебя свое разочарование в жизни. Загубленный талант и все-такое. Бред! Ей-богу, это не так! Я доволен своей жизнью.
- Я верю, верю. Ну и как ты распоряжаешься таким обилием свободного времени? Я бы с удовольствием оказался на твоем месте. Дело не в деньгах, дело во времени – это же сказка, когда ты можешь делать с ним, что хочешь. Забить на рабочий график, распорядок дня, вставать и ложиться, когда вздумаешь.
- Ты не поверишь. Тем же, чем и ты в данный момент, - сказал он, - путешествую. Только на своей машине. Я объездил всю Россию и пол Европы. Следующим пунктом стоит Китай. Вот только разберусь с документами на квартиру – купил, наконец, двушку в Москве, хоть и не знаю на кой она мне сейчас нужна, и снова впуть! Делаю только то, от чего ловлю кайф. Никаких забот, никакой ответственности!
- А семья? Друзья?
- Семьи нет. Была жена, да всплыла, - спокойно ответил он, - А друзья, что друзья? Здесь никаких проблем нет. Во-первых, я часто возвращаюсь домой и эти дни я провожу только с ними. Эти деньки, когда я в Москве или Калининграде превращаются в сплошной праздник. Во-вторых, иногда я путешествую не в одиночестве, беру кого-нибудь из друзей, у кого отпуск приходится на время моего очередного отъезда. Никто не в ущербе.
Я не знал, уместно ли спрашивать у Валерия, но я был уверен, что он ответит мне, несмотря на бестактность вопроса.
- А что жена? Разлюбила? Или, как это говорится, не сошлись характером?
Валерий долго молчал и я подумал, что все-таки сунул свой длинный нос туда, куда не следует. Было неприятно сидеть и чувствовать, что сказал что-то неуместное, но как исправить положение я не знал. А извиняться не хотелось, раз уж начал выкладывать свою биографию, то уж будь готов отвечать на вопросы. Подождав еще пару минут я отвернулся к окну и прислонив к стеклу голову стал смотреть на дорогу. Снег усиливался и на краях асфальтового полотна начал собираться в пусть и маленькие, но сугробы. Из динамиков доносилась какая-то нудная радио-болтовня, и я решил, что если Валера продолжит молчать, я просто усну, и буду спать до конца нашего совместного пути под это убаюкивающий дикторский голос.А, вообще, счастливый он, подумал я, закрывая глаза.
- Нет, не разлюбила, - неожиданно сказал Валерий, - Да и характерами сошлись, дай боже. Просто она хотела детей. И я хотел, но по позже. У меня по жизни принцип такой, если взял на себя ответственность, то уж будь любезен, делай все в лучшем виде. Мы тогда с Машкой не очень то и богато жили. Не голодали, конечно, но хватало только на нас двоих. Съемная квартира, кредит за ее, мою машину, лечение свекрови, но тут совсем не много было, но на последний пункт особенно жалко было давать. Мне хотелось, чтобы когда ребенок родится, у него все было, чтобы не произошло так, что вот он подходит ко мне и спрашивает «Пап, а почему Миша этим летом в Диснейленд едет, а я к бабушке на дачу, в огороде копаться?» или «почему Света в институт на машине ездит, а я в метро, как дура?». Я бы такое просто не перенес. Перестал бы себя уважать. Поэтому, я хотел подождать, пока встанем на ноги. Когда купим свою квартиру, свою мебель, стиральную машину в конце концов! Она ждала. Долго ждала. Но в моей жизни ничего не менялось, не было перспектив, денег больше не становилось. И вот в один прекрасный день она устала ждать и ушла. Сейчас она замужем, у нее две девочки. А я так и остался при своем мнении, что заводить ребенка нельзя, по крайней мере до того момента, пока не появится собственное жилье. С недавних пор у меня две квартиры, только жить в них некому.
- Печально, - сказал я, снова повернувшись к собеседнику.
- Нисколечко. Я не о чем не жалею. И дорожу своей свободой. Понимаешь, пока ты одинок – ты самый главный в жизни. Герой своего романа. Появляется девушка, жена, не знаю, спутница жизни – статус становится другим. Но этот статус не ущемляются, а наоборот, удваивается! Вся разница в том, что в жизни вас теперь двое главных, только и всего. Совершенно другое дело – ребенок – роль главного в твоей жизни переходит к другому существу, маленькому и несамостоятельному. Ты больше не главный, целью твоей жизни становится вырастить из него хорошего человека, пренебрегая друзьями, свободным временем, работой, если нужно. Потому что это сознательный шаг, решение завести ребенка, и никто кроме тебя не будет виноват в том, что он вырос злым, жестоким, тупым или просто несчастным. Ни учителя, не государство, а только ты! Поэтому, меня пока все устраивает – я главный в своей в жизни.
«Никаких забот, никакой ответственности» - вспомнились слова Валерия. Вот девиз его теперешней жизни. Осознание этой мысли опустило его в моих глазах. Это было очень неприятно, т.к. мне импонировал этот человек, так во многом, напоминавший меня самого. Но хуже всего было то, что в глубине души я стремился к тому же. То, что я называл свободой, по большому счету сводилось к этой формуле. Нет забот, нет ответственности.
- Сейчас, я вообще не хочу заводить семью, - продолжил Валерий, - я много думал и пришел к такому выводу. Ну не я пришел, а ученые. Я с ними только согласился. Что такое семья? Всего лишь социальный институт, как государство, как образование и религия. Гребаная социальная лестница, единственной функцией которой является помощь индивиду в его подъеме в иерархии таких же, как он индивидуумов. Человечков. Они созданы для тех, кто может видеть их структуру, рычажки. Чтобы самые умные, талантливые, наглые и жадные используя их, поднимались вверх. И копили богатства. Какие захотят: материальные, духовные, все вместе одновременно. Большинство ограничивается материальными, и не капли не жалеет. Дела выбора.
- А причем тут семья, не понимаю. Любовь, привязанность там, и все такое? Как то не вписываются они в твое объяснение.
- Пфф… Ты действительно, очень похож на меня в твои годы. Даже жутковато становится. Меня тоже интересовала эта… Эти чувства, так скажем, - раздраженно сказал он. Слушая Валерия, я не отрывался от его профиля, изучал. Красивый и, кажется, счастливый человек. Высокий лоб, тонкие брови дерзко поднятые у висков опускались к переносице, прямой, возможно слегка длинный, но не слишком, нос. Чувственный рот и волевой подбородок, тронутой двухдневной щетиной. Еще очень молодой, явно меньше тридцати. Откуда такие мысли, задавал я себе вопрос. Но в глубине души чувствовал, что мысли эти мне знакомы очень хорошо, только в отличии от Валеры, я не делал для себя каких-либо выводов. Потому как знал, что мне они не понравятся, - Семья – как раз таки и есть фундамент той пирамиды из людей, про которую я тебе говорю. Самый главный институт, поставляющий для нее строительный материал. Семья же не всегда существовала. Когда то за ребенком ухаживала только мать, подчиняясь инстинктам. Потом, через какое-то количество тысяч лет функция воспитания перешла к общине в целом. В основном снова легла на женщин и стариков. Это было эффективнее, материал быстрее адаптировался, социализировался. Какое умное слово. Мне нравится. Но большее количество детей не доживало до взрослово возраста… - он говорил умно и много. Что-то про развитие общества и эффективность воспитания. Про то, что семья - функция, чувства – средства. Мне было противно от этих слов, хотелось заставить его замолчать, как угодно, хоть треснуть кулаком в челюсть. Все равно. Не знаю почему я принимал все это так близко к сердцу, но факт оставался фактом, я сидел и слушал, не решаясь не то что прекратить этот поток сознания, а даже слово вставить. Валерий напоминал мне электрическую мясорубку. Пластмассовую и дешевую, как у мамы на кухне. Когда мать ее использовала, она шумела так, что ничего не было слышно, кроме ее поганого жужжания. Мои мысли и представления о мире в данный момент пихали в эту мясорубку, из крана которой вылезал кровавый, но сочный фарш из вопросов, которые я не решался задавать себе. Котлеты, которые должны были получиться и были решением этих вопросов, - Ну, а про то, что любовь это наркотик из гормонального коктейля – про это каждый слышал. А уж принимать ли на веру, этот доказанный факт, решает каждый для себя сам. Я вот принял, и не жалею. И все еще надеюсь встретить еще раз ту, благодаря которой в моей голове снова начнется фейерверк, а рассудок затуманится химической эйфорией, - шутливо закончил свою лекцию Валерий, - Эй, что надулся то? Я же тебе ничего не навязываю. Просто поделился мыслями, которые скорее всего и выеденного яйца не стоят! О чем задумался?
«Ответы-котлеты», крутилось у меня в голове.
- Честно говоря, жрать охота, - я был рад перевести тему, лишь бы это мучение прекратилось, - У меня на любую философию странная реакция – мозги засыпают, зато аппетит просыпается.
Валерий рассмеялся и посмотрел на навигатор.
- Минут через пять заправка с закусочной.
Неожиданно свет фар едущей по встречке машины осветил лобовое стекло и яркий свет на миг лишил водителя и меня обзора. Лобовое стекло превратилось в желтый прямоугольник, в верху которого темнело зеркальце заднего вида и брелок, висевший на нем. Эта секунда показалась мне неестественно медленной и, уверен, будет вспоминаться мне всю оставшуюся жизнь, заставляя ломать голову над тем, что же все-таки произошло? В тот момент, чисто машинально, я перевел взгляд на зеркальце, как на контрастирующий предмет, на фоне режущего глаза света. Тоже самое сделал и Валерий. В отражении я мог видеть только его, а он, из-за угла обзора, соответственно, только меня. Моментально все стало на свои места, совпадения, казавшиеся странными, перестали быть таковыми. Я не знал, что увидел Валерий, но был уверен, что тоже самое, что и я. Свое отражение. Дело было не во внешности. Глядя, на столь непохожее на мое, лицо, я видел себя, такого, каким стану через несколько лет. Машина проехала мимо, и наваждение исчезло.
- Вот уроды, - усмехнулся Валерий, - Ведь запретили же ксеоновые фары, а им все по барабану.
- Ч-что? – не понял я.
- Я говорю ксеоновые фары. Их запретили месяца два как.
- Какие фары?! – не выдержал я, - Ты что, ничего не почувствовал?
- Что почувствовал? – Валерий ошарашенно глядел на меня, словно и в самом деле ничего не понимал.
- Ну это! Когда машина нас «засветила». Контакт! Ты же почувствовал его, я не верю, что не почувствовал – у тебя читалось в глазах, - я не понимал, зачем он делал вид, будто не было этой долгой секунды, объяснившей нам так много. Не может быть, чтобы не было.
- Ты в порядке, приятель? – взволновано спросил он, - Ты меня пугаешь.
- Да как ты… - я попытался собраться с мыслями, но не мог. Единственное, что я понимал это то, что мои слова и вправду звучат странно, и Валерий, если и увидел в зеркальце то же, что и я, то никогда в этом не признается, - Послушай, ты действительно ничего не почувствовал? Когда я сел к тебе в машину, когда пожал тебе руку, наконец, когда мы встретились глазами в этом гребаном зеркале?!
Валерий молчал. Я с надежной смотрел на него. По его лицу было видно, что он серьезно задумался, решает, говорить ли правду, дикую, неестественную, или сохранить лицо, сделав вид, что ничего не произошло. Он молчал, я смотрел.
- Ну?
Валерий поморщился и сказал, чеканя каждое слово, будто забивая гвозди.
- Я не знаю о чем ты говоришь. Ты переутомился, тебе нужно поспать, - он старался не смотреть на меня, говоря это. Прятал глаза. Мне стало все ясно, винить его я не мог.
- Ладно, не бери в голову, - мне стало неловко, что я вообще заговорил с ним об этом, - Извини, просто показалось. Не знаю даже что. Останови машину, я выйду.
- Подожди ты, до закусочной еще не доехали.
- Ты не понял. Я дальше не еду.
- Как это не едешь? Прекрати, ночь на улице, ты чего? Ну, подумаешь, что-то не то брякнул. Мне все равно, Сережа. Все нормально, я довезу тебя, как и обещал, а ты отдохнешь немного и забудешь о том, что тебе что-то померещилось, - Валерий говорил со мной так, будто хотел успокоить маленького ребенка.
- Я совершенно серьезно, останови машину.
- Не буду я…
- Останови машину немедленно, - спокойно сказал я, - Просто я передумал. Мне теперь не надо во Владимир. И не спрашивай почему. Все поменялось.
Мы проехали еще пару десятков метров, и машина остановилась. Я открыл дверь и с облегчением вышел. Я понял, что еще минута и меня бы вырвало, но морозный воздух привел меня в чувство.
- Хватит, поехали дальше. Это же глупо.
- Все нормально, Валера. Честно. Сейчас поймаю машину и поеду обратно, - улыбаясь сказал я.
- Обратно? Но зачем?
- Все поменялось. Езжай, - я протянул ему на прощание руку, - Прощай! И… Спасибо!
- Ты действительно «того» и совсем не немножко, - добродушно сказал он, пожав мне руку, - Но все равно, ей богу, нравишься мне. Есть в тебе что-такое. Этакое!
Я закинул рюкзак за плечо и направился на противоположную сторону шоссе. Туда, где горел единственный в ближайшей округе фонарь.
- Стой, - послышалось за спиной. Валерий держал что-то в руке, - Лови! На память!
Воздух расчертило что-то блестящее и мне нав руку упал холодный предмет. Валерий нажал на газ и быстро покатил по шоссе на восток. Через несколько секунд «тойота» скрылась в темноте. Я раскрыл ладонь, на ней лежал брелок в виде воробья, висевший на зеркальце. Я ухмыльнулся и побрел к фонарю.
Валерий ошибся. Не похож я на него. Ни капельки. Это он был похож на меня, как бы нелепо это не звучало. Но ничего, у меня еще будет время подумать об этом. А сейчас домой. Как можно скорее домой. Я перешел дорогу и снова ждал попутку, на этот раз в обратном направлении, а в голове крутилось:«Не похож! Не похож!». На душе было спокойно и светло. Я достал из рюкзака пожелтевший альбом для рисования, с которым никогда не расставался и уселся прямо на холодную землю, прислонившись к фонарному столбу. Теперь у меня было, чем убить время, подумал я, одевая на шею брелок Валерия, оберег, который мне будет напоминатьо будущем, которое уже никогда не станет моим. Благодаря Валерию – моему отражению. Я вернусь домой. Мне есть за кого держаться, ради кого жить. Мама, друзья… Марина – о чем я думал, решив послать все куда подальше? Я знал, что нарисую вкачестве дипломной работы в институте – своего случайного попутчика, так неожиданно изменившего мою жизнь. Не было сомнений, что я смогу перенести личность этого счастливого и свободного человека на бумагу. Я закурил последнюю сигарету, натянул шапку на нос, чтобы не было видно ничего, кроме листа бумаги, освещенного подрагивающим электрическим светом. Обгрызаный карандаш начал медленно блуждать по листку.

Разница двух рассказов очевидна. Первое писано рукой художника, второе - топором слесаря. После первого произведения, второе показалось мне убогим и трудночитабельным потоком буковак, от которых рябит в глазах. Мысли выражены на грани детского сада, художественности в тексте попросту нет, идея и смысл остались для меня тайной. В общем, автор второго произведения рассказал, автор первого - показал. Право, в тексте много лишнего, многое я бы например "почистила", но даже учитывая этот факт, оно смотрится страшным слоном, на фоне беззащитной робкой моськи.

первое.

Второе:
Походу автор описывал себя, так?
Написано, конечно, по скромнее, но тоже не плохо. Мне так же показалось, что здесь есть много знакомого (мне лично).
Я тоже испытывал ощущение, что я очень похож на одного человека, но конечно не так сильно как ГГ. Автору явно не хватает опыта, но это дело времени.
Короче не плохо, правда, размеры скромны.Не не скромны, а меньше некуда! Ну еще вам помогла музыка что у мя в ушах была, как то смыслы похожи были!

Автор первого, простите конечно и может это не так но здесь и впрямь много "украденного"
Так что мой голос за ВТОРОЕ

Голос отдаю первому. "Поезда" оставили лучшее впечатление. К тому же, мне всегда нравился этот стиль.

Второй текст.
Идея есть, концовка сильная, но не сильнее первого. У автора есть талант. Я этому искренне рад, надеюсь, вырастет конкурент.
Но эти философствования… Идея идет прямым текстом! Меня словно обухом по голове огрели, а потом еще раз и, в конце, заключительный удар. Голова кружится и болит. Убейте в себе философа, пусть люди сами ищут ответы на вопрос жизни, вселенной, и всего такого (42, кстати). Нам не нужны ваши рассуждения в худ. произведении. Хуже Капитана Очевидности! Спасибо, автор, что забрали у меня возможность размышлять.
Вряд ли сайту нужен второй Кроатоан.
Я хотел много написать (оглядываюсь на Рэма), но потом стер всю демагогию, оставил только суть.

Голос за первый текст.
Сильная дуэль, одна из лучших наверно (из последнего десятка точно).

dUlA, [size=6] а скажите-ка, откуда и что украдено в первом тексте? Список пожалуйста. Хотя бы нескольких. Вот таким образом: "Штамп - источник". Как говорится, пруф или... пустослов!