Иногда луна превращается в часы
и висит ровно в самой середине
неба, затянутого паутиной шпилей -
случайно прорванной в любовном пыле
вспененными крыльями мухи, или осы,
или человеческой души, а может быть - двух,
брошенных в море на одной льдине.

Пока на заре не пропел петух,
мухи друг другу – люди.
Стрелками на звенящем циферблате,
будто струнами, разговаривают о закате,
о лете, об испытанном полете и о барашках пены,
которые бегают и лижутся, словно пудель.

Человеческие отношения неизменны,
но переменчивы и громоздки
своей медной элегантностью – особенно ночью.
А утренние лучи – как розги,
вымоченные в облаке – густо, сочно.

Ударят один раз – больно, жгуче –
рассекут саблей позеленевшую тишину…
Мухи встрепенутся крыльями и бросятся обратно в черноту тучи.
А может быть – ко дну.

Полетят, надеясь вернуться завтра.
Навсегда запутаются в паутинных нитях.
Высохшие крылья опадут шершавыми кирпичами.

Мушиные души исчезнут, будто вымерли, как динозавры,
будто волны никогда никого не качали…

Только морю уже не забыть их.

И каждый день вино и песни -
Все не сидится им на месте.
А ночью так и вовсе -
Безумный гном приходит в гости.

А может это и не гном,
А страшный дядя астроном,
Он высший жрец Минуты
И изучает абсолюты.

И в чем секрет их счастья?
Неужто нет напастей?
Иль нескончаемо вино?
А может им там все равно?

А может забавляют тех юнцов
Часы на шляпах вместо бубенцов?

Но нет. Ответит эльф любой:
"Как хорошо носить богов с собой".