Оппоненты: Изморозь vs limonio Максимальный срок выбора темы: до 9/11/17 включительно Тема: Неизгладимый след Жанр: на усмотрение участников Авторство: закрытое Объём: минус один голос за один авторский лист Жду работы до 23/11/17 включительно Отсрочка до 26/11/17 включительно Присылать произведения на почту: german.christina2703@gmail.com (с обязательным указанием собственного ника)
Лёгкий толчок, - его Марта почувствовала, когда закрепляла самостраховку и приметила углубление в скале. Снаряжение чуть слышно звякнуло, каска сдвинулась, прикрыв обзор. Живая вибрация подземным червём прокатилась по ущелью и слегка тряхнула внутренности. - Эй! – раздался обеспокоенный оклик сверху. Марта вцепилась в крюк, вбитый в трещину, нашла упор поплотнее для левой ноги и, оперевшись, посмотрела наверх. Инструктор Егор, молоденький парнишка с забавными кудряшками, что топорщились из-под каски, выглядывал с края и, кажется, перекидывал тросы. - Вы как там?! - Держусь! – крикнула Марта и тут же поперхнулась пылью, попавшей при вдохе в рот. - Вот, говорил же: погода не ахти, а вы всё за своё… Поднимаемся! Марте хотелось возразить. Но серое небо, ещё с час назад казавшееся всего лишь неприветливым, щерилось тяжёлыми тучами с угольными шлейфами. Ветер неуверенными порывами облизывал жёсткие скалы, ощупывал одинокую женщину, застывшую крошечным пятном на каменном гиганте. Марта вздрогнула, словно очнувшись от гипноза набирающей силу стихии, торопливо схватилась за выступ, но тут их настиг второй толчок. Сильнее прежнего в разы. Её отшвырнуло от скалы. Трос натянулся к крюку - выдержал, крюк выше – устоял, следующий – трепыхнулся, но остался на месте. Женщину безвольной куклой бросило обратно. Она прикрылась руками в перчатках. Удар смягчился толстым комбинезоном. Мимо беззвучно пронеслось что-то большое и гулко стукнулось внизу. Марта глянула. На дне узкого ущелья, на дороге, до которой еще метров тридцать, лежало переломанное тело Егора. Сорокалетняя женщина замерла маленькой испуганной девочкой. Неровная дрожь пронзила тело. Скрутило желудок, во рту появился привкус крови, от которого тут же затошнило. Стиснув зубы, она спустилась на метр. Раскачалась и зацепилась рукой за край расщелины. Ногой стала искать удобный выступ, но вниз смотреть боялась, и высота её пугала сейчас меньше всего. Обретя опору, рванула к углублению. Оно оказалось не таким уж и подходящим, но рассчитывать на большее не приходилось: Марта еле уместилась в трещине. Она постаралась втиснуться как можно глубже: сжалась, скрючилась и пропихнула себя дальше, обдирая ткань комбинезона - теперь от края освободилась площадка шириной со ступню. Уже лучше. Закрепиться бы. Сняла молоток, вбила крюки по обе стороны, продела в отверстия страховочный трос. Прислушалась. Ветер стих. Снаружи затаилась странная тишина. Марта вдруг осознала: все это время она сжимала челюсти так сильно, что заныли зубы. Сняла перчатку - рука лихорадочно тряслась, и эта дрожь уже потихоньку распространялась по всему телу. Из глаз брызнули слезы отчаяния. Ей вдруг стало стыдно за то, что она, как жалкое насекомое, спряталась от опасности в щель. А перед тем, как начался дождь, Марта отчетливо услышала шёпот. Множество голосов неразборчиво, тревожно перешептывались у нее в голове. Разобрать хоть слово попавшая в западню женщина даже не старалась. Возможно, голоса отвлекали ее от грохота вдалеке, а может наоборот – хотели привлечь к нему внимание. Но этот звук не мог предвещать ничего хорошего – лишь беду. Как и змея, спускающаяся по скале и заглянувшая в тесное убежище Марты. Её чешуйчатая голова с трясущимся раздвоенным языком замерла на расстоянии вытянутой руки от лица вжавшейся в холодный камень женщины. Марта зажмурилась. - Тихо-тихо, - успокаивала она себя в полной темноте, посылая мысленные сигналы к конечностям, но те отказывались подчиняться и продолжали дрожать. - Уходи, - прошептала она змее. – Пожалуйста-пожалуйста, уходи. Открыла глаза – одна, и лишь нарастающий гул всё приближался, напоминая о ничтожности человека перед стихией. Неведомая сила ударила по ущелью – Марта почувствовала это, будто сама была частью скалы. Из женщины выбило последнее желание взять под контроль своё тело. Выбило вместе с самим разумом. Страх приближающейся смерти заполнил каждую частицу сознания и материи, из которой состояло дрожащее животное по имени Марта. Лишь ледяные иглы, пронзающие плоть, закачивающие холод и тьму в жилы, да бесконечно клокочущее сердце - всё, что Марта чувствовала в тот момент, когда осознала: ущелье затапливает водой. Иногда короткие вспышки молний пронзали небо, освещая противоположную сторону ущелья. В мрачных очертаниях камня Марта различала огромные лица, застывшие от ужаса. Их слепые глазницы были обращены вниз, к прибывающей воде. Иногда ветер менял направление, и хлесткие порывы дождя пощечинами обрушивались на жалкое подобие человека, укрывшегося в расщелине. Они ударяли и истязали, стараясь изгнать его, как вцепившегося клеща. Иногда Марта ненадолго закрывала глаза, тогда мир начинал вращаться, и она теряла точку опоры. Проверяла крепления страховки, но успокоения это не приносило. И вдруг ветер стих. Только теперь она услышала журчание тысячи ручейков в недрах скалы, только сейчас поняла, что промокла насквозь, и только в тот миг впервые слух резанул человеческий крик снаружи. Марта с усилием расцепила челюсти, но изо рта вырвалось лишь кряхтение. Её тело вытянулось напряженной струной. Снизу, у ног, показалось шевеление. Марта заставила себя посмотреть и то, что она увидела, сдавило горло тошнотворной хваткой скорой смерти. За края расщелины цеплялась исцарапанная, в кровоподтеках и синяках, человеческая рука. Тут же появилась вторая, схватившись за камень у ботинка Марты. Пальцы соскальзывали, ногти ломались, оставляя кровавый след, который тут же смывался моросящим дождем. Обе руки исчезли, но через пару секунд из тьмы бурлящего потока воды вынырнули другие и снова зацепились за выступы скальной породы. На одном из пальцев Марта различила кольцо и зажмурилась. Руки должны исчезнуть, как и змея. Они поймут, что тут занято, что это место уже не сможет спасти. Вспышка молнии выдернула Марту из успокоительной лжи – лицо с разодранной в клочья щекой, показавшиеся бездонными глазницы, и чёрное месиво, кишащее сотнями трупов. Она закричала, когда ещё одна рука схватила прямо за ботинок. Марта кричала дико и оглушающее, словно бьющееся в агонии существо, дёрнула ногой, сбросив уцепившегося, а потом стала в неистовстве топтать оставшиеся руки. И не переставала кричать. От разрывающей ее глотку боли закружилась голова. Марта стихла и снова прижалась к скале. Такой живой она не чувствовала себя с тех пор, когда рожала первый раз. Некоторое время она провела в полузабытье, то измученно улыбаясь, словно приветствуя новую жизнь, то обреченно погружаясь в калейдоскоп крутящихся картинок, состоящий из жутких кадров тонущих людей. Словно во сне, Марта услышала приглушенный звук вертолета, зависшего над ущельем, увидела сброшенную верёвочную лестницу и, спустя минуту, – спасателя. Она заставила себя оттолкнуться от каменной стены. Ноги предательски задрожали. Сделала шаг и просто рухнула к готовому схватить человеку. Через несколько мгновений Марта уже сидела в вертолете спасательной службы. Как она туда попала - весь путь от момента, когда провалилась в крепкие мужские объятия, освобождение от страховки, подвязывание и вытягивание под струями непрекращающегося ливня, - всё это стерлось тут же из памяти, как часть сна. - Как вас зовут?! – кричал спасатель, перекрикивая шум винта, но слова унеслись в небытие вместе с лохмотьями, окутавшего Марту кокона. Мужчина терпеливо подождал и повторил свой вопрос, склонившись ближе к напуганной женщине. – Как вас зовут? - Марта, - выдавила наконец-то она и только теперь поверила в реальность происходящего. - Марта, вы родились в рубашке! Мужчина что-то показал пилоту и своему напарнику, а потом снова наклонился к Марте: - Всё позади! Будьте сильны и не бойтесь! Вы в безопасности. Вас ждёт горячий чай и сухая одежда, до утра переждёте дома с моей женой. - Сколько… - Марта поглубже укуталась в накинутое на плечи покрывало: изредка её все же потряхивало от озноба. – Выживших… - Всё позади, - повторил он и погладил по спине. Только сейчас она разглядела лицо спасателя – сосредоточенное, в глубоких морщинах, словно вырезанное из камня. Он выполнял свою работу. С холодной головой, отключив эмоции. Они приземлились на вертолетной площадке возле школы, откуда уже другие люди повезли её на машине скорой помощи через замерший во тьме городок. - Если хотите, отвезу вас в больницу, - предложил водитель, молодой паренёк в кепке, мусолящий во рту сигаретку, и смачно чихнул. Он постоянно барабанил пальцами по рулю, будто наигрывал на невидимых клавишах любимую мелодию. - Только там сейчас работает генератор, больше света нигде нет. Но, честно: там до вас никому не будет дела, - суматоха: слишком много погибших и тяжелых, так что в домашней обстановке даже лучше. К утру всё наладится. Марта не ответила. Ей сейчас было все равно где, лишь бы залезть в горячую ванну на часок или два, переодеться, а потом… Потом – это уже после ванны, ни о чём другом она думать не могла. Минут через десять они остановились. Водитель приоткрыл окно, прочихался, как замерзшая собачонка, кому-то помахал и крикнул в темноту: - Тук-тук-тук! Если кто слышит меня, - отворяйте! Вечерять к вам привёз! Какая-то женщина в плаще с капюшоном встретила гостью прямо у машины, подхватила под руки и, подсказывая где ступеньки, а где порожек, провела к дому, который Марта так и не смогла разглядеть – только окно с оранжевым, едва живым светом. Она вдруг почувствовала себя замерзшим мотыльком, у которого этот огонек пробуждал ожидание пленительного тепла.
А скорая доехала до первого перекрестка, и водитель резко ударил по тормозам. Он долго протирал глаза, тряс головой, словно только что проснулся. Рация взвизгнула, чем сильно напугала парнишку, зашипела и выдала поток самых несдержанных ругательств диспетчера с требованиями ответить, куда он, мать его, запропастился. - Я… я… - водитель покрутил головой в попытке определить, где он находится, и растерянно пробормотал: - Я не знаю, как попал сюда… Да-да! Уже еду.
После ванной с теплой водой Марта вытерлась огромным махровым полотенцем. Поглядывая на две свечи, стоявшие рядом с шампунями и масками для лица, надела халат, утепленные брюки и шерстяные носки. Минут пять всматривалась в своё отражение в зеркале, отмечая покрасневшие веки, темные круги под глазами и прибавившуюся седину. Красивое, в незапамятные, как сейчас казалось, времена, лицо, за которым ей нравилось ухаживать, вызывало лишь раздражение. Насмотревшись до приступа тошноты, она вышла на кухню к хозяйке. Горячий чай с лимоном уже поджидал на столе. На подоконнике стоял подсвечник с тремя наполовину растаявшими свечами. Жена спасателя в голубом свитере и вязанных чулках суетилась у плиты, хлопая дверцами то шкафа, а то и холодильника. Волосы были второпях сцеплены заколками в некое подобие прически. Заметив гостью, она тут же предложила присесть. - Меня Надей зовут. И можно сразу на «ты». Хозяйка дома показалась Марте чрезмерно колготной и излишне гостеприимной, но, в то же время, вела себя так, словно боялась своей чрезмерностью и излишеством отпугнуть несчастную выжившую. - Марта, - тихо представилась спасённая, усаживаясь за стол. А Надя между тем уже проявляла свою суетливость: - Свет на подстанции отключили. Так всегда делают, когда трясет. Но телефон работает. Тебе есть кому позвонить? Сообщить, что жива-здорова. Как ты себя чувствуешь? Могу уколоть успокоительное. Надя умудрилась между потоком вопросов еще и лоб растерявшейся ночной гостьи потрогать. - Да-да, - пробормотала Марта, впервые попытавшись разобраться в произошедшем. - Нет-нет! Я вроде уже успокоилась. А что в горах случилось? - Древнее прошло, теперь всё новое. Надя вздохнула тяжело, а сконфуженной таким ответом Марте пояснила уже из соседней комнаты, куда пошла за телефоном: - Землетрясение. Эпицентр пришёлся прямо на дамбу, а она оказалась на такое не рассчитана. Рано или поздно это случилось бы, предупреждали уже, но чиновникам плевать: денег нет, - вот и весь ответ. Она принесла трубку от радиотелефона и положила ее на стол перед Мартой, украдкой изучая гостью. Словно пыталась определить: не слишком ли напирает, не лучше ли промолчать, но продолжила, осторожно подбирая слова: - А в долине собралось около тысячи паломников, разбили палаточный лагерь. Тут такое каждый год, собираются к камню, руки прикладывают, ноги, животы, кто и головы. - Камень? – улыбнулась Марта, припоминая величественное название места поклонения. – Так вы его называете? - А как его еще назвать? Ну да, обезглавили тут сто лет назад убогого, что с того? Да, кто-то излечился, кто-то забеременел. Это случается повсеместно - не только здесь. Благодаря вере в себя и в бога. А не в камень. И, кстати, в тот день убили еще много народа на этом же самом месте. Может мученик из них был кто-то другой? Но этот ходил и бормотал выдержки из писания, поэтому считают, что сила камню передалась именно от него. - Ты, похоже, не очень-то в это веришь? - Я верующая, не подумай чего! – Надя подлила кипятку. - Ты сама-то не из паломников? - Нет, я об этом празднике случайно услышала, хотела сходить, но передумала - не люблю толпу. Марта сделал большой глоток, чувствуя, как тепло растекается по телу, взяла трубку и набрала единственный номер, который знала по памяти. После пары длинный гудков она услышала: “Алло…” - Оля, это я… - Мама! – громкий взволнованный голос, переполненный радости. – Где ты? Всё в порядке? Там, в новостях… - Всё в порядке, - успокоила Марта дочь. – Ты, как сможешь, приезжай за мной, пожалуйста… А где я? – спросила, прикрыв трубку, и передала название городка. - А ты на какой базе остановилась? – спросила Надя. - «Соколиное». - По ней ничего неизвестно пока. Муж вернется – расскажет. Но дорогу туда расчистят только через неделю, не раньше. - И заедь, пожалуйста, домой, найди моё свидетельство о рождении и копии паспорта… - попросила Марта, и, подумав, добавила: - Вези все копии, какие найдешь. И… позвони им, скажи, что со мной всё в порядке, и что я скоро приеду. - Мам, я все привезу! Держись там! Ты у меня такая молодец! Больше ни в какие горы тебя не отпущу! - Ладно, куклёныш, до скорого. Марта положила трубку и отпила еще чая. - Сколько ей? – поинтересовалась Надя. - Двадцать три скоро. - Ого! – Надино удивление выплеснулось чаем обратно в чашку. - Да тебе самой больше тридцати не дашь! - Прибавь с десяток – будет точнее. - Марта устало улыбнулась. - Трудно поверить. - До замужества танцами занималась. Профессионально. Да и после старалась себя в форме держать. Насколько позволяли обстоятельства. - Может, чего покрепче? – хозяйка многозначительно подняла бровь. - Ну, если только для профилактики простуды, - Марта поддержала игру в тайных заговорщиков, прикрыв ладонью рот. Надя метнулась к холодильнику. - Сейчас мы с тобой, по-девчачьи, раскатаем самобранку на скорую руку. Мой вчера тут холодец наивкуснейший сделал. - Ух ты! Он у тебя еще и готовит? - Мы ж с ним со школы дружили. – Тарелки загремели, выстраиваясь на столе, Марта их только успевала распределять. – А у него мать всегда больная была, сколько себя помню. Как же эта болезнь называется… Руки тряслись жутко, сама могла упасть. Вот и пришлось ему с мал-маля у плиты хозяйничать. Помню, когда в гости к нам захаживал, а моя мама пирогов напечет, всё у неё рецептики стрелял… После того, как стол оказался полностью заставлен, а в запотевших рюмашках заискрилась водка, Надя спросила, расслабленно откинувшись на спинку стула: - Давно ты в горах? - С месяц. – Она подняла стопку, и вдруг десятки окоченевших рук сцепились вокруг ее сердца. Мысленно прогнать наваждение не получилось, и Марта залпом выпила свою порцию, нанизала на вилку шляпку маринованного подосиновика и призналась: – Никак не могу избавится от увиденного: как множество трупов и тонущих плыли по затопленному ущелью. А я ничем не могла им помочь… Ведь они все, кто погиб, пришли поклониться богу, а он вон как – скосил одним махом. - Не все, - Надя тоже выпила, не чокаясь, - лишь единицы. – Она покрутила огурчик в руках, но так и не закусила. – Бог… творческая сущность, он как писатель: может неожиданно лишить своего героя жизни, а может и удачным сюрпризом одарить. Марте полегчало от выпитого, и она налила ещё по полной. - Думаешь: всё в нашей жизни происходит по указке свыше? - Думаю, что у каждого из нас свой путь, и если человек занимается не тем делом, то бог его может очень больно покарать. – Надя выдержала паузу, словно припоминая соответствующий случай. - Вот, например, моя сестра очень долгое время боролась с местной администрацией, ругалась: мол, дорогу делайте! В центр в непогоду не добраться. А им хоть бы хны, но и сестра не лыком шита: написала в прокуратуру, губернатору, даже Путину! И что думаешь? – сделали ведь! Вот только в первый же день после открытия, на этой самой дороге Пашка, её сынишка семнадцатилетний разбился… Гнал с медкомиссии от военкомата, категорию “А” ему поставили… Мечтал поступить в военное училище… - Получается, что бог наказывает сбившихся с пути? – Марте вдруг захотелось есть, и она, не задумываясь, разделалась с голодом несколькими ложками винегрета и кусочком холодца, который действительно оказался вкусным. - Не совсем так. Ведь сестра добилась положительного результата. Сколько ей палки в колёса ставили… А может, то были предупреждения: что не надо, мол, не лезь ты не на своё место. - Так что же тогда: отступать при первом же препятствии? - Не отступать, но задуматься, найти другой путь… Выпили. Помолчали. Тихо пело окно: по стеклу небрежно бил ослабший ливень. - Моя младшенькая Алиска утонула год назад. – Марта отвернулась и уставилась в темноту улицы сквозь дрожащее пламя свечи на подоконнике. – Четырнадцать лет только исполнилось… Володя, муж мой, с ней был. Зацепилась за корягу, когда ныряла, он её вытягивал, сколько мог… вытянул, но уже поздно. На меня кричал… На себя… На небо… Напился и на следующий день выстрелил себе в рот из табельного. Но выжил. Представляешь, даже в сознании остался, сам дошел до скорой, вот только ни слова вымолвить не смог: полный рот крови и ошметков языка, раздробленной челюсти. Пуля застряла у черепа… Он всегда твердолобым был, мог упорством своим пробить любую стену. В областной больнице вскрыли череп, пулю достали, инвалидность оформили, домой вернулся... С ним его братья нянчились, мне не до того было, заходила, конечно в больницу, приносила передачки, но как взгляну на него – тяжело на сердце становится, слезы льются ручьями и убегаю. А братья подсуетились и оформили ему компенсацию в полтора миллиона от государства…
- За самострел? Разве так можно? – Надя закусила губу. - Слышала, как инвалидность дают тем, кто еще ого-го как здоров и нас с тобой перещеголяет? Собеседница кивнула. - Так вот, это те же самые люди и делают. Понятно, что не бесплатно. И пенсию досрочную оформили – все по максимуму. Марта замолчала, пропуская через себя тот тяжелый период, когда носилась, затолкав терзающие душу боль и обиду на самое дно: то договариваясь о поминках, то за теми, кто бы хряка зарезал, а то и сиделку нанять - всё какие-то неуклюжие попадались, все ленивые. - Ольга уговорила съездить в горы, отвлечься, обрести покой, так сказать. Наняли сиделку для мужа. Он не ходячий пока, правая часть тела отказала. И мычит, как ребенок. Уход нужен… Да и стали мы, словно чужие друг другу... Вот и скажи: где я напортачила? За что это всё? Может, не нужно было бросать танцы и убегать в богом забытую провинцию за молоденьким участковым, в которого влюбилась по уши? Ведь я почти профи была, учителя большое будущее пророчили. А он захомутал – Володька-то мой – а ведь по началу и не понравился вовсе. Но если он цель какую себе назначил, то всегда добивался… А может, пьянство ему прощать не нужно было? Или наоборот, насильно кодировать, пригрозив разводом, и что девочек заберу? Бог отнял Алису и отвернулся от меня. А ведь я всегда верила: и церковь посещала и посты соблюдала - и не для галочки, а по зову души. Вкалывала в этой деревне, как проклятая: свиньи, коровы, куры, благо с пая земли комбикорм дармовый. В списке приоритетов ставила на первое место себя, потом спустилась: семья и хозяйство выше, а теперь уж вообще - кто я… что дальше...
Надя подлила в недопитую стопку. - Как-то раз, когда Алиске было года три-четыре, Володька ее отшлепал сильно… Ну, как сильно… некоторые и сильнее бьют, но мы ее все чаще баловала, а наказывали редко и даже небольшие оплеухи казались больными и жёсткими. Она тогда капризничала, любила иногда поорать без причины, гнала и меня, и отца, и сестру, кричала: «Уйдите!», а сама уткнется в подушку и хнычет: «Нога болит», а подходим, чтоб утешить, она ещё сильней заливается, с кулаками набрасывается… Ну, он и не вытерпел этого цирка и нахлестал ладонью по мягкому месту. Она после того враз угомонилась, ко мне прижалась. На следующий день-то вроде и забыла уже, а Володька ходил сам не свой. Как лиса к ней - и так и сяк, а она не идёт. Он и прощения просил и раскраски покупал: любила она тогда разукрашивать. Потом-то всё стало как прежде, но видать на сердце у него отпечаталось следом тяжёлым, потому что, когда я без памяти примчалась на берег и увидела мужа, прижимающего её хрупкое тельце к себе, бормотавшего без устали: «Прости, прости…», первое, что он мне сказал, было… Глаза у Марты наполнились слезой, она всхлипнула, отвернулась к окну. - Я упала рядом на колени, а он сказал: «А может у неё и правда нога тогда болела? Сводило иль что… А я сразу руку поднял…» Вот почему из сотен детских обид за все эти годы он тогда вспомнил эту? Почему она так скрутила его тогда на берегу? Я-то её вынашивала, рожала, ночи не спала, когда та болела… схоронила, но смогла выдержать… А он не смог. Почему так? Надя ответила не сразу, понимала, что и не вопрос это вовсе: - Мужчины, они большинство своих обид, болей, непрощений держат в себе, глубоко внутри, а мы, бабы, делимся этой тяжестью со всеми, рыдаем по каждому поводу: хоть когда сериал смотрим, или стих кто эмоционально прочитает, на поминках у соседки – все ревём. И смываем эти следы потихоньку. А у мужиков они копятся-копятся, а потом, когда случается что, то сразу по полсердца у них и отнимается. Не всякий такое выдерживает. Помолчали. Марта всё силилась разглядеть в ночной мгле за окном очертания горных вершин на горизонте, но перед глазами плыло. - А у вас дети есть? - Сын был. – Надя налила себе и тут же выпила. – Но столько времени уже утекло, что вот сейчас кажется: и не со мной это было, да и будто уже пара тысяч лет прошла. И вспоминать я не люблю… После ещё одной продолжительного паузы Марта с грустной улыбкой заметила: - Похоже, полбутылки нам на двоих маловато. - Момент! – объявила Надя, вставая из-за стола – У Сашки всегда есть припрятанная чекушечка, и мы сейчас отправимся на ее поиски. - А он ругаться не будет? – Марта взяла протянутый ей фонарик, включила и стала помогать, освещая содержимое открывающихся шкафчиков. Надя покачнулась, скосила хитрый взгляд и прошептала, приложив палец к губам: - А мы скажем, что лечились.
Две женщины с запредельной простотой открывались друг другу. Не то по причине располагающей закуски, не то от усталости. Марта делилась с Надей частичками прожитых лет и делала это с удовольствием, словно вязала на спицах, латая старые раны. Последний год жизни представлялся ей решетом или, даже лучше сказать, сгнившим навесным мостом, вот только берега другого не было видно и в помине, но, когда она протянула руку спасателю, поднявшись на трясущихся ногах, охватившая с головой безнадега и презрение к себе треснули, впустив в душу семя надежды и веры в будущее. Марта пока не понимала, что именно в словах Нади вселяло в нее уверенность в обретении верного пути, более того, она даже не смогла бы себе ответить на вопрос: какой же это путь. Но в том, что стояла одной ногой на желанной дороге, она была убеждена. - Ну что: помогли тебе горы? - спросила Надя. - Ты знаешь, по началу, когда только приехала и первые дни просто смотрела, не могла понять: как они мне помогут? А потом, когда привыкаешь, что вокруг тебя такие громадины, к тому, что они были здесь тысячи лет до тебя и будут ещё после столько же, когда принимаешь это, то тебя охватывает первобытное чувство ничтожности. Постепенно угасает всё, тревожившее тебя. У вас-то работа, семья – понятно, а я всё оставила там. Стала растворяться в горах вместе с утренним туманом, забираться на вершины и, прыгая с щенячьим восторгом, как дура… понимать, что касаюсь облаков. Я потеряла себя, как человека. Мне стало все равно, что будет завтра, да и прошлое казалось таким далеким, что достать не сможет. Я записалась в альпинисты-любители, лазила с инструктором и, веришь, мне было абсолютно безразлично: сорвусь я или нет, выдержит страховка или произойдет несчастный случай. До сегодняшней ночи. Марта замолчала. Возвращаться в эту ночь ей совсем не хотелось. - Я сегодня вдруг почувствовала себя живой. Поняла, что мне нужно жить. Но пока не знаю, зачем. Не столкнусь ли я снова с промыслом божьим? Ты скажи мне: насколько все от него зависит? Надя улыбнулась, словно собиралась объяснить глупой девочке простейшую житейскую мораль: - Нет никаких невидимых нитей, за которые он дергает – всё это выдумки ленивых и безвольных, но ему потешно смотреть оттуда, сверху, как людишки пеняют на бога, когда что-то валится из рук, или судьба козыряет бедами, он смеётся тогда. Смеётся до коликов в животе. А когда таких людей становится слишком много, бог переживает, что стал причиной человеческих слабостей и начинает болеть. А во время болезни внимание его рассеивается, а у вездесущности поднимается температура. А мы с тобой его подлечим. - Но как? – Марта часто заморгала, пытаясь понять: бред только что услышала или откровение. - Выпьем за его здоровье! – засмеялась Надя и тут же спохватилась, пожурив себя ладошкой по губам. – Вот увидишь: скоро всё наладится.
На следующий день Марта попросилась помочь с разбором завала к «Соколиному», но её не пустили. Пришлось ей целый день раскладывать пасьянсы. А к вечеру приехала Ольга, причем большую часть времени она провела в ожидании, когда расчистят дорогу до федеральной трассы. Последняя ночёвка у Нади, благодарности, пожелания, да и путь домой Марта провела в размышлениях о ближайшем будущем. Оля всё болтала, рассказывая о работе в университете и поглядывала с опаской на мать. Когда они пересекали границу своей области, далеко в горном районе спасатель возвращался к любимой жене после изматывающей смены. Его не было дома две ночи. На разогретые щи он набросился с жадностью голодного зверя. И от дежурной стопки не отказался. - Ну как? Много выживших? Саша мотнул головой, откусывая кусок хлеба: - Не, семнадцать в реанимации. И то неизвестно, выкарабкаются ли. Многих ещё не нашли. У нас даже приказали: если кто обнаружится без серьёзных травм, распределить по квартирам временно. - И? - Пока таких нет. Да и вряд ли будут. - Господи… - Надя с ужасом представила приблизительную цифру погибших. - Да, - согласился Саша, - уму непостижимо. Такого ещё у нас не было. Теперь проверками задолбают. А ты как? - Да я-то что? С тоски маялась и спала плохо: всё о тебе переживала. Башка вчера вот только раскалывалась весь день, будто ночь напролет пила. Саша глянул внимательно на жену: - Выглядишь неважно. Помято. Может и правда бухнула с Зинкой-то? Чего скрывать? Я ж ругать не буду, всё понимаю. - Что я, не запомнила бы?! – хохотнула Надя. – Дура совсем? Ешь уже. Добавки? - Угу, - Саша, уплетая за обе щёки, кивнул и взял следующий кусок хлеба.
Глава 3, в которой Марта лечила бога от простуды
Ольга оставила маму дома и поехала к себе, в город, пообещав на выходных вернуться и уделить семье недельку: возьмет отпуск за свой счёт. Марта отпустила сиделку, рассчитавшись с ней, и пару дней, до субботы, решила провести одна с мужем. Володя всё чаще сидел в кресле-каталке у окна и смотрел на улицу, склонив голову на бок. Марта иногда подходила сзади, борясь с желанием положить руку на плечо мужа, погладить по волосам, да просто сесть на полу рядышком и прижаться к ногам, но она не была уверена, что от подобных действий ему не станет больно. Что он не завоет белугой и не отшвырнет её прочь. Она ложилась на диван, смотрела на него и думала. А диктор новостей в монотонно гудящем на минимальной громкости телевизоре рассказывал о том, что на выходных в связи с трауром отменены все развлекательные программы, напомнил о трагедии в горах, смакуя количество погибших и пропавших без вести, сообщил о возбужденном уголовном деле…
Оля приехала уже на следующий день, в пятницу, ближе к вечеру, сбросила впопыхах сумки у двери, все время поглядывая на часы, пробежала на кухню и крикнула уже оттуда: - Как вы тут? - Оль, поставь чайник! – крикнула Марта из спальни. Уже через десять минут они пили слабый кофе за столом с облезлой клеёнкой, Оля рассказывала о нововведениях на кафедре, жаловалась на отсутствие свободного времени и на то, что СМИ никак не осветили историю чудом спасшейся женщины. - Оль, там погибло много людей, - постаралась пояснить мать. – Это трагедия. Никому нет дела до какой-то одиночки, застрявшей в скалах… Дочь строго посмотрела на мать, очень недовольная её пренебрежением к себе. - Мам, - сказала она серьезным, обеспокоенным тоном, - ты должна пойти завтра на групповое занятие. Я уже договорилась. Там тебя будут ждать. - Что?! – Марту возмутила такая прыткость Оли. – Зачем? - Поделишься пережитым в горах – тебе станет легче, вот увидишь! После смерти Алисы именно Ольга почувствовала себя старшей в семье. С головой погрузилась в заботу о матери: не отходила ни на шаг во время похорон, звонила каждый день с работы, а то и по несколько раз за день, пробивала путевки в санатории, подсовывала книжки о людях, справившихся с тяжелыми психологическими травмами. Не всякую помощь Марта принимала: после ухода из танцев она болезненно реагировала на излишнее внимание. - С чего ты взяла, что мне это нужно? - Потому что я вижу, что ты себе места не находишь. - И ты решила, что моё место среди сидящих в кружочке домохозяек, плачущих от безделья о своей нелегкой судьбе? - Да нет же! – Оля вскочила, руки негодующе взметнулись вверх. – Нет! Мам! Ты всё не так поняла! – Но тут же быстро успокоилась и снова присела. – Хорошо, давай пойдем на компромисс. Тут Оля слегка покраснела, и Марта почуяла неладное: - Что ты ещё придумала? - Ты никуда не едешь, но твою историю мы записываем на камеру. Марта нахмурилась, предчувствуя подвох. - Зачем? - Для эффекта причастности: будто зритель есть, но никто, кроме меня, тебя не видит и не слышит. Марта хорошо знала свою дочь и сейчас, глядя на неё, понимала: та что-то замышляет. Уши покраснели – значит привирает. Говорила с такими ушами, что переночует у подруги, – к гадалке не ходи – враньё. Смотрит прямо в глаза, но при этом корчит губы, – держи ухо востро. Но также Марта видела, что дочь старается изо всех сил помочь и делает это, как может. Плохого от неё точно ждать не стоило. - Ну, хорошо, - сдалась мать. – Не уверена, что из этого выйдет хоть что-то полезное. - А я уверена! Все будет хорошо! Вот увидишь! – весело защебетала Оля и выскочила в коридор. – Папа в спальне? - Да, смотрит телевизор. – Марта допила кофе и пошла следом за дочкой. - Тогда я приготовлю всё в гостиной. Маму Оля усадила на кресло между стеллажом с книжными полками и картиной с зимним пейзажем на стене. Потом придвинула журнальный столик, поставила на него штатив с телефоном, поколдовала над ним, сверяясь с часами и недовольно бормоча какие-то заклинания себе под нос, и наконец, выдала: - Ну, ладно, с богом! - И что мне говорить? – Марта растерялась. Глянула на приоткрытую дверь в спальню и спину мужа, который сидел перед телевизором. Ей не хотелось, чтобы он слышал, поэтому она встала, прикрыла дверь и пересела на стул – теперь перед глазами было окно, ночные шторы с огромными розами и передвинутый Олей телефон на треноге. - Давай так: я тебя поспрашиваю, - предложила дочь, - а ты отвечай. Марта взяла листок и принялась чертить карандашом линии, вспоминая, как выглядят вершины гор, затянутые в дымке облаков. - А ты записала номер телефона Нади? – Марту вдруг охватила беспокойство. – Надо будет позвонить ей. Я такой рассеянной стала… - Да, записала. Расскажи о ней. - О Наде? -Да. Карандаш в руке Марты замер на мгновенье. Оля включила дополнительно светильник на столе, что-то потыкала в сенсорном экране телефона. - Странно, конечно, - улыбнувшись, сказала Марта, - но когда я общалась с Надей, хоть мы с ней почти одного возраста, мне все время казалось, что я говорю со своей мамой. Что ей можно открыть всё-всё, а она выслушает и даст единственно правильный ответ. Что никогда не обманет. - А вот мне с мамой не повезло, - с наигранной обиженной интонацией протянула Оля. – Привирала иногда. - Сколько раз я тебе говорила! – нарочито строго завысила голос Марта. – Верить можно только маме… А закончили они эту знаменитую в семейном кругу фразу вместе: - … она зря не обманет! Едва заметные улыбки одновременно оживили губы двух женщин. Оля вдруг весело хмыкнула: - А помнишь, вы надо мной с Алиской издевались, как только накосячу что? Сразу в один голос: «Вот ты дурёха!» С чего это всё началось? Марта заштриховывала небо над россыпью гор, улыбалась, и лицо её в свете ночника преображалось, словно становилось моложе. - А ты не помнишь? – но Марта не ждала ответа и даже не подумала: на самом ли деле дочь забыла о том забавном случае, она просто начала рассказывать: - Ей тогда года три было, а ты в классе четвёртом, мы как раз вышли из «Пятёрочки», купили тебе последнюю фигурку из той коллекции, что ты собирала… Из какого-то мультика. – Марта нарисовала овал, чёрточки-ножки и ручки, сверху длинные ушки. – Ты стала хвалиться, что полные наборы в классе теперь только у тебя, Вероники, Сони, что можно теперь лишние фигурки менять на что-то с теми, кто ещё не собрал, а Алиска посмотрела на тебя, как на умственно отсталую и выдала: «Вот ты дурёха!» И ведь права была! Через неделю ты свою коллекцию забросила на шкаф и больше про неё не вспоминала. - Да уж, она за словом в карман не лезла. – Ольга развалилась на стуле и мечтательно посмотрела на потолок. Алиса, как и все дети, была очень любознательным ребенком, поэтому истории лились с напором и вожделением, как вода из крана после недельного ремонта трубы. Но день смерти Алисы неизбежно приближался, хотя и Марта и Оля старались вспоминать истории, по времени отдаленные от роковой даты, словно это могло отсрочить уже свершившуюся трагедию. Их искреннее настроение, приподнятое чудачествами канувших в забвение дней, постепенно затухало. Марта уже вспоминала о том, как лечили Алисе ухо и псориаз на коленях и локтях, а Оля все чаще закусывала губу, лихорадочно соображая, как бы вернуть мать к намеченной по плану теме спасения в ущелье. Воспользовавшись тем, что Марта сосредоточилась на рисунке, она осторожно спросила: - Ты снова крестик носишь? - А? – Марта встрепенулась. – Да. Вчера надела. Ты знаешь, мне все-таки кажется: то, что я осталась жива – это неспроста. Я могла тысячу раз там погибнуть: сорваться, да просто вывалиться из этой расщелины… Но я её увидела за мгновенье до первого толчка… Разве это случайность? - Не знаю. – Оля сомневалась, что поступает правильно, потому что вопрос, что мучил её, непременно вернёт маму в тот, самый тяжелый для всех, день, но всё же задала его: - Ты уже не думаешь, что бог виноват в смерти Алисы? Марта перестала рисовать. Её лицо осунулось и постарело. Она подняла руку над столом и посмотрела на ладонь – дрожи не было. - Я когда бежала к реке, падала два раза – содрала кожу на ноге, а второй раз и вовсе ударилась о корень на дороге. А потом выяснилось: аж до трещины в кости. Я только в больнице и вспомнила, как спотыкалась, когда мне раны обрабатывали, а тогда неслась, как в беспамятстве: ревела всю дорогу и только причитала про себя: лишь бы какая ошибка, хоть бы дочку на берегу увидеть – заплаканную, перепуганную, но живую.
Первым Володю увидела: сидел на коленях и качался, как ковыль на поле от ветра гнётся. Бледный и холодный. Даже издалека, не притронувшись к нему, я это почувствовала и остановилась, как вкопанная. Не хотела дальше идти. Марта сидела за столом, облокотившись подбородком на руку, не сводя глаз с картины на стене. По щекам текли слёзы. - Ноги меня уже не держали. Не помню: доползла или как, но когда я уже всё выкричала на бездыханном теле Алиски, Володя бросил мне цепочку с крестиком. Помнишь, я её на День рожденья ей подарила? «Она же не хотела, - говорит, - она ролики просила. И церковь твоя её бесила, а ты всё таскала и таскала… Зачем? Если бы не цепочка, я бы успел… А в мутной воде я не увидел сразу, что зацепилась она…» Марта громко всхлипнула, нос заложило. Оля смотрела на мать, и каждое её слово оседало тяжестью в сердце молодой девушки, а слёзы текли сами собой. Марта вытерла глаза и продолжила: - Я себя винила в первую очередь, а потом уж и бога припомнила: он забрал её у меня с помощью символа веры. Как же это?... В голове не укладывалось… Она помолчала некоторое время, а потом словно опомнилась: - Знаешь, Оля, думаю, пора заканчивать наш сеанс. – Встала и ушла на кухню. Ольга выключила запись, сняла телефон со штатива и без лишних слов заперлась у себя в комнате. Они заговорили лишь на следующее утро. Точнее, Оля с горящими глазами и возбужденной жестикуляцией принялась воплями будить мать: - Мам, вставай! Быстрей! - Сколько время? – сонная Марта никак не разделяла утреннего энтузиазма дочери. - Иди, что покажу! – выпалила Ольга и умчалась в свою комнату к компьютеру. Марта, нехотя поднявшись и набросив халат, последовала за ней, но Оля преградила ей путь в дверях. - Так! – она выставила вперед руку. – Сначала маленькая предыстория. Я вчера немного слукавила. - Я так и знала. Выкладывай уже, - вздохнула мать. - В общем, даже не знаю с чего начать… Когда я только поступила в университет, я завела свой ютуб-канал… Ну так, побаловаться, - модно было на ютубе делится чем попало с кем попало, вот я и рассказывала о первых днях учёбы. Записала несколько роликов и забросила. Как ту коллекцию. Подписчиков было, как сейчас помню, двадцать шесть. Все мои знакомые и друзья, конечно. Оля перевела дух и продолжила с неугасающей энергией: - А вчера я сделала рассылку. На своей кафедре. И на других. Всем студентам. - Какую рассылку? – Марта нахмурилась, пока не понимая, как ей реагировать. - На онлайн-трансляцию в назначенный час… Ольга, зная, что сейчас нельзя давать матери опомниться, затароторила дальше: - Все же в курсе, что моя мама – герой… Так вот, я и подумала: пусть она расскажет, как выжила, о чём думала… Может, это и плохая идея, не спорю, но я решила, что вдруг, кого из студентов или их родителей эта история тронет и научит не сдаваться, а может попадутся такие, кто был в похожей ситуации, они захотят поделиться. В общем, я сама толком не знала, для чего, но была уверена, что это нужно. Но я даже и не рассчитывала на ТАКОЕ… Оля сделал шаг в сторону и показала маме на монитор. Там красовался черный прямоугольник, под ним какие-то цифры и буквы – ничего впечатляющего. - Какое «такое»? – Марта подошла к компьютерному столу, заметив краем глаза, что постель не убрана, телефон валяется на полу рядом с носками, а дверцы шкафа приоткрыты. - Подписчиков - двадцать с лишним тысяч! Просмотров… - Оля посмотрела на экран. – Да пока я тебя из постели вытаскивала, уже за сто тысяч перевалило! И куча комментов! Мама, это самое ценное! Вот скажи теперь!.. Марте было тревожно: в душе смешались раздражение и злость на дочь из-за обмана, стыд за то, что плакала перед тысячью чужих ей людей, а ещё в эти серые и гнетущие чувства вкрадывалось совершенно новое, незнакомой ей ощущение… причастности, - да, именно об этом и говорила накануне записи Оля. А дочь торжественно закончила свою фразу: - Готова ли ты помочь тем, кто ждёт твоего совета? - Совета? – растерянно переспросила Марта. – О чём ты? - Присядь. – Оля пододвинула стул, дождалась, пока мать усядется и принялась читать, прокручивая страничку браузера: - Вот, например… ну я пропущу слезливые, сочувствующие смайлики, слова поддержки и прочее, вот конкретно к тебе вопрос: «Ване три годика, а он всё на носочках ходит. Никак не отучим. Прошерстила весь интернет, есть куча методик, но хочется услышать от вас совета. Было ли у Вас такое с Алисой?» Или вот: «Простите, не знаю, как Вас зовут… У моей Юли такая же беда с ухом. Вы упомянули о компрессе. Можно поподробнее? Заранее спасибо!» Ты же у нас спец по нетрадиционным методам лечения! А, мам? Ольга глянула на мать - та сидела и кивала, как потерянная: не знала, смеяться ей или плакать, но голосом старалась не подавать признаков волнения: - Сколько раз я тебе говорила: травки, мази и настойки – это традиционные методы. От слова «традиции». Из старины. А все эти таблетки – химия, и вреда от неё больше, чем пользы. - Ну, как скажешь, мам. Может, сегодня обед на костре приготовим? - Да ну тебя! Читай! Оля, гордая собой, взялась листать дальше: - Вот, например: «Мужа посадили по сфабрикованному обвинению, я осталась совсем одна с сыном-подростком. Отец его баловал, и теперь он бесится, потому, что у меня нет денег купить ему всё, что захочет. У Вас такой опыт в воспитании девочек, может, какой совет и для моего оболтуса найдется: как с ним справиться и успокоить?» Даже не знаю, мам, чем ты поможешь - ремня ему явно не доставало в детстве. А вот та, которой ты действительно можешь помочь: “Сын разбился полгода назад, и в этом виновата только я: заставила чиновников заасфальтировать дорогу…” Ольга хотела было причитать ещё, но видя, что мать уже закрылась ладонями и плачет, присела возле на корточки, взяла её руки в свои, посмотрела прямо в глаза и предложила: - Назовем свой канал «Вверх кармашками»? - Алиса любила это выражение, всё у неё было: «Ни то ни сё да вверх кармашками!» Мама закивала, часто моргая и отворачиваясь от смущения. - Я хочу позвонить Наде. Это последнее сообщение, кажется от её сестры, она рассказывала. - Конечно! – поддержала эту идею Оля. – Сейчас номерок найду. Быстро схватив телефон и отыскав контакт, она нажала кнопку вызова и передала трубку маме. - Алло, - мужской голос. Сначала Марта растерялась, но быстро взяла себя в руки, хотя волнение никуда не пропало: - Александр? - Да. Кто это? - Это Марта. Мне так и не представилась возможность поблагодарить вас за спасение, вы всё на работе были, а я уже уехала… Спасибо вам большое. Через пару секунд молчания раздраженный голос рубанул: - Это что, какой-то глупый розыгрыш? - В смысле? – Марта опешила. Она вдруг испугалась, что он может бросить трубку и спросила: - А Надя дома? - Дома. Надь! – голос стал отдаляться. – Иди разберись. Я спать. Оля вопросительно кивнула маме, та пожала плечами. - Алло. Кто это? – Ну, наконец-то, знакомый голос. У Марты сразу полегчало на сердце. - Надя, здравствуй! Это я, Марта! Как ты там? - Дамочка, вы наверно номером ошиблись. Бывает… - Надя? – неуверенно уточнила Марта, взглядом ища поддержки у дочери. - Да, но я никакой Марты не знаю, вы уж простите. - Как же это… Мы же с тобой… с вами две ночи провели. Меня из ущелья ваш муж спас, а потом к вам привезли… Выпивали, болтали… Вы ещё мне про сына сказали и что не любите об этом вспоминать, а я… - Подождите-подождите! – прервала Надя. – Это явно какая-то ошибка. У меня нет, и не было детей. Вы, может, и звоните Наде, но какой-то другой. Перепроверьте номер, пожалуйста. Всего доброго. Гудки. - Странно, - выговорила чуть слышно Марта и отдала телефон дочери. - Наверно, я неправильно записала, - предположила Оля. – А как совпало, да? Забей! Найдем мы твою Надю! Да вот хоть через сестру. Вот увидишь, мам! - Ага, - Марта все ещё пребывала в некой прострации. – Хорошо. Но ты ведь уедешь. Кто мне ролики будет записывать? - Так я тебя научу! Со стороны двери раздался стук – в комнату через небольшой порожек заехал папа на коляске. Он поднял левую руку, пошевелил пальцами и не спускал глаз со своих девчонок. Оля подбежала к нему, схватила за руку, прижала к себе и обняла отца. Марта тоже подошла, потрепала его за волосы, стараясь не задеть шов, улыбнулась, а про себя прошептала: «Прости. За то, что бросила тебя тут на целый месяц». Почему не сказала вслух, она не знала. Может быть, потому что ещё не готова, пока что ей было стыдно за это, а скорее всего, потому что не была уверена, что Володя готов простить. Она попробует повторить это после обеда. Сваренного на костре.
Глава нулевая, в которой простудился бог
Пашка как раз выруливал на новую трассу и старался не закричать от радости в открытое окошко, когда заметил голосующего мужчину в камуфляже. Сделав музыку потише, свернул на обочину. В любой другой день он, конечно же, проехал бы мимо – не в его привычках было подвозить попутчиков, но сегодня особенная дата. Медкомиссия позади! Категория «А», открывающая, по состоянию здоровья, дверь любого военного училища! - До поворота на базу МЧС-ников подкинешь? Мужик, с виду вроде неплохой, серьезный. - Легко! - Вот спасибо. – Пассажир устроился на заднем сиденье. Пашка нажал на педаль газа. Без пяти минут курсанта распирало поделиться новостью с незнакомцем. Друзьям-то и матери он уже отзвонился, а вот рассказать чужому человеку – это ж как лишнюю шубу с барского плеча свалить в лужу перед нищим холопом. Сразу чувствуешь себя богатым. - С города едешь? – спросил тем временем попутчик. - Ага! Медкомиссию проходил. Теперь в военное училище поступать буду! - Молодец! – похвалил мужик и запрокинул голову вверх. Это Пашка увидел в зеркало заднего обзора. Причем рот у незнакомца оставался открытым. - Эй! – позвал Пашка, усмехнувшись. – Уснул? Полуобернулся и увидел, что руки у пассажира вытянуты вдоль тела, а пальцы шевелятся, словно перебирают клавиши невидимого пианино. - Мужик! – уже обеспокоенно крикнул он. – С тобой всё в порядке? Машину повело, и Пашка резко вырулил, возвращая колымагу на свою полосу. - Всё хорошо, - отозвался мужик и громко чихнул, потом попросил прощения и, отвернувшись в окошко и глядя на проносящиеся мимо посадки, добавил задумчиво: - Что-то я расклеился совсем. Подлечиться бы. Через пару минут Пашка предпринял попытку завязать разговор: - Меня, кстати… - Знаю, - оборвал незнакомец, продолжая смотреть в сторону. – А меня Александр. А дорогу эту твоя мать пробила. В чём и будет себя винить до конца жизни. - Не понял. Что? – Паша смутился, поглядывая то на дорогу, то на попутчика в зеркало. - Ты не серчай. А мама твоя не виновата ни в чём. Это всё Аркадий Петрович с Управления строительства. Его посадили. Да так получилось, что все остальные фигуранты дела решили свалить вину на него одного, потому сидеть ему долго. А сынишке его теперь не видать обещанного айфона. - Дядечка, вы к чему мне это рассказываете? - Ты знаешь, на что готов подросток из-за айфона? В соседнем городе девочка двенадцати лет повесилась, потому что мать ей на День рожденья не подарила этот модный гаджет. - Я-то тут причем? - Ну как же? Из-за твоей мамы, сын Аркадия Петровича не получит айфон! Это же катастрофа! - И что он мне может сделать? – Пашка встряхнул головой, одёргивая себя от вовлечения в бредовую игру чужака. - Не знаю. Мотивация неуравновешенных подростков, лишённых айфона, для меня потёмки. Может на дорогу выскочит, а может кошку под колёса бросит... В любом случае, жить тебе осталось... - Саша сверился по наручным часам и закончил: - Восемнадцать минут. Ну... - прикинул в уме, - плюс-минус... - Вы что, специально подсели, чтобы эту дичь вытирать?! - Нет, ну что ты! Я подсел исключительно для того, чтобы ты меня подвёз к больнице, уж в этом можешь быть уверен. - Больнице? Вы же до базы… Тьфу, да какая разница, - извиняйте, но я наверно вас не довезу. И Паша на полном серьёзе собирался высадить попутчика и уже даже стал газ сбрасывать, но тот запротестовал: - Нет-нет, я лучше помолчу! "Разумный выбор", - подумал Паша, и весь оставшийся путь до поворота на тренировочный полигон МЧС они проехали в полном молчании. А ещё через восемь минут лихой ровной дороги, после того, как Александр сошёл, Паша умер в кювете, в пятнадцати метрах от своего автомобиля. Он даже не успел понять, что случилось. Просто лежал в мятой траве, свернувшись калачиком, прямо как в утробе своей матери, и смотрел остывающий взглядом в оторванное зеркало, что валялось рядом. А из тёмной глубины широкой трещины, разделяющей отраженный мир пополам, за его последним дыханием следили любознательные девичьи глаза.
Я увидел её сразу же, как только она вошла в бар. Лёня как раз принёс к нашему столику две кружки пива и поднос с мягкими сухариками и чесночным соусом. Салага готов выполнять любые мои распоряжения, лишь бы втереться ко мне в доверие. Пусть старается, но мне сейчас стало не до него. Всё моё внимание захватила таинственная незнакомка. Длинные волнистые волосы приятного каштанового оттенка. Стройные ноги, почти полностью открытые. Тонкая талия и гордый стан. Вишнёво-красное платье с короткой юбкой и такого же цвета туфли приковывали взгляд. Она плавно прошествовала через полутёмный зал, маняще покачивая бёдрами и ловя на себе восхищённые взгляды немногочисленных посетителей. Я всмотрелся в её лицо – юное, гордое, лукавое. Не люблю, когда женщины красят губы в слишком яркий цвет, но ей это почему-то необыкновенно шло. Кажется, именно про таких говорят – женщина-вамп? – Что там? – запоздало обернулся Лёня, проследив за моим взглядом. – Ого! – восхищённо выдохнул он. – Что «ого»? – осадил его я. – У тебя жена, так что на других не заглядывайся. Ты свою свободу променял на счастливую семейную жизнь, дёргаться поздно, малец. – Сергей Владимирович! – обиженно заканючил напарник, но я жестом приказал ему молчать. – Просто Сергей. Раз уж теперь работаем вместе, то нечего тут официоз разводить. Не люблю это дерьмо! Я схватился за кружку, глотнул холодного пива и хрустнул сухариком. Неплохо, однако! Мне, правда, больше по душе тёмное пиво, но боюсь мальца испортить. Всё-таки смена растёт, не стоит в первую же неделю салагу спаивать. Мельком я продолжал разглядывать красотку в красном, по-хозяйски усевшуюся на высокий табурет у барной стойки. Хм, а что это бармен так побледнел? Молоденький ещё парнишка. Неужели они знакомы, и она уже успела разбить ему сердце? Хороша сердцеедка… – Пойду, пообщаюсь, – сообщил я удивившемуся напарнику, поднимаясь с места и направляясь к стойке. Бармен уже успел куда-то улизнуть, предварительно наполнив бокал незнакомки вином. Значит, выпивку предложить не получится. И как знакомиться будем? Как говорил мой отец, совершенно не важно, что говорить девушке при знакомстве. Главное, смотреть ей в глаза и всем видом излучать дружелюбие и уверенность. Женщины любят твёрдость во всём, если вы понимаете, о чём я. Красотка удостоила меня заинтересованным взглядом, когда я подсел к ней по левую руку. – Что такая красивая девушка делает в одиночестве? – как можно более обворожительней попытался улыбнуться я, мысленно отметив, что вблизи она ещё сногсшибательней, чем показалось вначале. – Не нашлось достойного спутника, – пожав плечиками, негромко сказала она. Отлично, раз сразу не прогнала, значит, интерес в чьём-нибудь обществе у неё всё же имеется. Я перешёл в атаку. – Тогда позвольте мне скрасить ваш вечер. – Скрасьте, – легко согласилась она, но в её голосе мне послышались лёгкие нотки вызова. О, да, она отнюдь не так проста, как я сперва подумал. И где же этот чёртов бармен? Сейчас как раз время для широкого жеста: заявить, что я заплачу за выпивку, например. Мельком глянул на то, чем занимался оставшийся за столиком напарник. Лёня смотрел на меня полными удивления и интереса глазами. Мотай на ус, малец! – Могу я поинтересоваться, как вас зовут? – Я продолжал строить из себя вежливого кавалера, хотя, если честно, мне больше по душе простота и грубость. Всё-таки я не изнеженный юнец, меня жизнь покидала изрядно. Но для красивых девушек важен образ принца, эдакого учтивого благодетеля с хорошими манерами. Пусть даже я и старше неё раза эдак в два, да и на голливудского красавца никак не тяну, но всё же не обделён природным шармом и обаянием. Обычно этого достаточно для таких быстрых знакомств. – Алиса, – представилась красотка. – Сергей. Приятно познакомиться. – Я снова обвёл взглядом стойку, проклиная молодого бармена. – Вам не кажется, что это место – не самое подходящее для приятного времяпровождения? Как насчёт того, чтобы сменить его? Она ответила утвердительно. Ответила одними глазами. Это только женщины бывают так выразительны. И как они это делают? «Да» – говорил её взгляд. Я легонько дотронулся до её обнажённого плеча, продолжая изображать восхищение и влюблённость. Тонкая игла незаметно проткнула её кожу. Она даже ничего не почувствовала, а я смотрел, как на ранке набухает маленькая капелька крови, как она пугливо начинает скатываться по бархату кожи, оставляя за собой бурую дорожку, и как вдруг кровь впиталась в поры, не оставив после себя и следа. Я так и думал. Не подвело чутьё, чёрт возьми. Дубликат. – Кто ты? Человек? Дубликаты всегда теряются от этого вопроса. Как и люди, они не любят лгать, и сейчас на лице Алисы отразилась смесь удивления и внутренней борьбы. Вот ты себя и выдала, девочка. От одного моего удара с левой Алиса слетела с места и без сознания рухнула на пол, безвольно откинув голову. Моментально все присутствовавшие в баре мужчины вскочили со своих мест, в том числе и ошарашенный моим поведением напарник. Через зал уже спешил ко мне насупившийся охранник. Я спокойно достал из кармана брюк ксиву и махнул ею в воздухе. – Полиция, спецотдел! Всем оставаться на местах! Охранник тут же застыл, словно на стену налетел. Лёнька обогнул его и приблизился к лежавшей на полу девушке. Вернее, к тому, что выглядело как девушка. – Неужели дубликат? – удивлённо посмотрел он на меня. – Даже не сомневайся, у меня на этих тварей нюх. – И что же делать будем? Я хмыкнул. Он ещё спрашивает! – Свою работу! Вызывай ликвидаторов. – Так сегодня же не наша смена! – искренне возмутился мой коллега, но быстро сник под моим осуждающим взглядом. Он, конечно, прав, у нас сегодня выходной, и мы просто хотели пропустить по кружечке в уютном баре и познакомиться поближе. Ну так я же не виноват, что эта девица сюда сунулась! Я её сюда не звал. Но дело есть дело, и мои прямые обязанности в том и заключаются, чтобы отлавливать и уничтожать дубликатов. Тех, кто выглядит как человек, но человеком отнюдь не является. – Вколи ей растворчик. – У меня с собой нет! – испуганно выпалил Леонид. Честно говоря, меня начинала бесить его импульсивность. В нашей работе это не приветствуется. Я потянулся рукой во внутренний карман куртки и достал жесткий пакетик с маленьким шприцом. – Вот, держи. Старый морской волк научит тебя бережливости. Лёня побледнел, принимая у меня из рук шприц с отравой. Ха, дружок, а что ж ты хотел?! Да, в спецотделе по борьбе с дубликатами платят приличные деньги. Но их платят именно за умение безропотно ввести смертельный раствор в тело дубликата. И пусть дубликаты только выглядят как люди, но… В общем, это сложно – убить того, кто выглядит как человек. Это не каждому под силу. За это нас не любят, обходят стороной, побаиваются. Но за это же и платят. А деньги, как известно, не пахнут. – Коли, пока она не очухалась. А я пока пойду, проведаю нашего друга бармена. С этими словами я облокотился руками о столешницу и легко перемахнул через барную стойку. Да, в свои тридцать девять я был в отличной форме. Зайдя через неприметную дверь в подсобку, я почти сразу обнаружил сбежавшего бармена. Тот сидел на полу в уголке, беззвучно рыдая и закрывая лицо ладонями. Над ним стояла обеспокоенная официантка. – Пшла! – рыкнул я на неё, отгоняя от этого придурка. Девушка испуганно отскочила и выбежала вон. – Ну, – садясь напротив бармена на корточки, обратился я к нему. – Рассказывай. – Я не виноват… – едва слышно прошептал бармен. – Не виноват. Я не хотел… – Угу, конечно, не хотел. Сказки мне не рассказывай! – Мне пришлось вздёрнуть его за воротник, поднимая на ноги. – Что она тебе сделала? Что у вас было? – Я… не… – Виноват-виноват, не отрицай. Быстро отвечай! Как звать? – Миша… Ну хоть что-то. Какой-никакой прогресс. – Когда тебя эта Алиса подцепила? – Месяца три назад… – Небось, поматросила и бросила? А потом что? Ну давай, неженка, не тушуйся, всё рассказывай! – Я не виноват! – взвыл бармен, делая безуспешную попытку вырваться из моей хватки. – Отпустите! Мда, дохлый номер. Человек, призвавший дубликата, без вариантов отправляется в тюрьму. Это, впрочем, уже не мои проблемы. Пусть с этим придурком возятся спецы из следственного отдела, выясняют все подробности. Я тут своё дело сделал. Мне пришлось отвесить пару оплеух парнишке, чтобы не дёргался. Он снова упал в уголке и жалобно заныл, размазывая слёзы и сопли по лицу. Жалкое зрелище. Уже разворачиваясь к двери, я успел заметить на шее бармена под оттопырившимся воротником татуировку в виде черепа и двух скрещенных костей. Тоже мне, пират! Слабоват ты, парень, для морского разбойника. Таких не берут в космонавты. А вот в тюрьму – запросто. Туда и дорога. Я выскользнул из подсобки, бегло оценив обстановку. Посетители сидят с напряжёнными лицами. Бледный Лёнька допивает пиво, явно испытывая отвращение и к себе самому, и ко всему окружающему миру. Твердолобый охранник застыл у выхода, не собираясь никого выпускать. Алиса безжизненно распласталась на полу, и в её устремлённых к потолку глазах навсегда застыло искреннее удивление. Эх, жалко, красивая баба была. Вернувшись за свой столик, я важно уселся и закинул в рот пару сухариков. Осталось только дождаться ликвидаторов, и можно будет покинуть это место. Скорей бы. Настроение было основательно подпорчено.
***
Это началось семь лет назад, когда на Земле впервые объявились гелиойды. По-простому – гелики. Кто такие и откуда взялись, никто не знает. Поначалу-то полагали, что из космоса нагрянули, уж больно чужеродными они казались. Да только не из космоса вторжение шло. Прямо на улицах материализовались и забирали людей неизвестно куда. Говорят, эти твари пришли из иного мира, хотя кто их разберёт? Главное, что на Землю у них были отнюдь не самые миролюбивые планы. Всем известны кадры, показывающие, как чёрные клубы странного тумана наползают на города, оставляя после себя пустые дома и улицы. Словно слизав с поверхности планеты жизнь. Пока ядерным оружием по этим туманам не жахнули, вторжение гелиойдов развивалось успешно. Но затем наступило странное время. И не победа, и не поражение. Вооружённое соседство, так, пожалуй, можно это назвать. Дубликаты, кстати, их работа. Не имею ни малейшего понятия, на кой они вообще создали этих дубликатов. На какой эффект рассчитывают? Чего хотят этим добиться? Ах, да, совсем забыл упомянуть. Дубликат – это не просто копия человека. Это копия умершего человека. Никто никогда не видел, чтобы гелики создали копию кого-нибудь из ныне живущих людей. По факту дубликаты похожи на нас лишь внешне. Ну, и плюс они ещё обладают всей памятью умерших, хотя при этом и сознают свою нечеловечность. В действительности же это просто биороботы из белка и стволовых клеток без какого-либо намёка на ДНК. Отличить их от людей хоть и сложно, но можно, особенно, если был знаком с покойным. Какие ещё признаки? Быстрая регенерация. И очень лёгкий вес. В два-три раза легче своих прототипов. Но не будешь же подходить к каждому встречному на улице и пытаться его приподнять, верно? В общем, в нашей работе нужно развить чутьё на этих созданий. И такое чутьё у меня есть. Вот только странно. Гелиойды привнесли в наш мир возможность появления дубликатов умерших людей. Но самих дубликатов призывают вовсе не они. Это делают люди. Те, кто хорошо знал покойных. Те, в чьих судьбах эти покойные оставили неизгладимый след. Либо незаживающие раны в сердце. Как именно призвать дубликата, не скажет никто. Даже те, кому это волей или неволей удалось. Однако в любом случае призвавший должен будет отправиться в тюрьму. А сами дубликаты подвержены незамедлительному уничтожению при первом же появлении. Конечно, когда люди впервые столкнулись с этим явлением, начались споры и дискуссии. Никто не знал, как поступать с этими биороботами. Никто не понимал, зачем они появились среди нас. Но здравомыслие победило. И нечего церемониться с теми, кто использует наши самые дорогие эмоции и воспоминания нам же во вред. Это война, и на ней не место сантиментам.
– Скажи-ка тост, Серёга! Твоя очередь! Ох, не люблю я это дело. Но спрятаться некуда. Назвался груздем, полезай в кузов. Я хмыкнул, поднял свою рюмашечку и обвёл присутствующих торжественным взглядом. Не так уж много тут было народу. Лёнька – именинник наш. Его жена Галя. Очень миленькая, надо признать. Маленькая, хрупкая, рыженькая. Само очарование. Ангелочек… Кто ещё? Старшая сестра Лёньки с мужем. Бывший сослуживец моего напарника Володька. И дружелюбная толстая соседка баба Люба. Небольшая, но весёлая компания в уютной обстановке маленького праздника. Негромко кашлянув, я тепло посмотрел на напарника. – Леонид. Уже почти полгода мы работаем вместе, и, должен признать, я тебя поначалу недооценивал. Ты, конечно, тот ещё тюфяк, но дело своё знаешь, за словом в карман не лезешь. И всегда на тебя можно положиться. Ты клёвый мужик. У тебя всё самое лучшее ещё впереди, и я тебе желаю, чтобы это лучшее поскорее к тебе пришло. Двадцать пять – запоминающаяся дата. Цени момент, дружище! Гуляй, пока молодой! За тебя, Лёня! Под аплодисменты я высоко поднял рюмку и опрокинул её содержимое в рот. Моему примеру последовали и остальные. Уже заметно поднабравшийся напарник смахнул с уголков глаз сентиментальныё слёзы. Баба Люба подложила мне в тарелку ещё салатика. Небритый вояка Володька одобрительно похлопал меня по плечу. А что? Я молодец! Чего уж тут скромничать. – С-псибо, Сергей, – чуть заплетающимся языком проговорил Лёнька. – С-псибо! Пр-рям за душу тронул! Ваще хорошо ск-зал! Я только дежурно улыбнулся в ответ. Как говорил мой отец, глупо благодарить за комплименты. Если тебе сказали правду, то ничего нового ты не узнал. А если льстят, так и вовсе благодарить не за что. А я хоть и немного, но польстил напарнику. Так и не привык он к своей работе. И руки по-прежнему у него дрожат, когда он раствор дубликатам вкалывает. До сих пор боится. А это вредно – бояться. Протолкавшись через ряд гостей, я по стеночке выбрался из комнаты и направился на кухню курить. Не могу сказать, что сильно привязался к напарнику, так что его приглашение на собственный День Рожденья оказалось для меня неожиданным. С другой стороны, а что ещё делать? Дома перед теликом сидеть, пузо чесать да пивко попивать? Неинтересно. А тут хоть какое-то разнообразие. Душа просила праздника, устав от беспросветной действительности. – Не помешаю? – раздался за спиной голос Галины. Я отвлёкся от созерцания вида из окна, не торопясь обернулся и внимательно посмотрел на Лёнькину супругу. Вот ведь глупыха. Зачем же спрашивать, если она тут хозяйка, а я только гость? – Ничуть, – спокойно ответил я, сохраняя важную сосредоточенность на лице. Возраст обязывает марку держать. – Это вы серьёзно там говорили про Лёню? – Разумеется. Она подошла ко мне почти вплотную и недоверчиво прищурилась. – Лёня добрый, – негромко произнесла она. – Но доверчивый и наивный. Он ведь верит всему, что вы скажете… Я нахмурился. Погасил сигарету о пепельницу, стоявшую на подоконнике. Упёр ладони в пояс. – Что вы хотите услышать от меня, Галина? Девушка слегка смутилась. – Можно просто Галя… – Ага. У одного моего знакомого тоже была жена Галя. Так он знаете, как её называл? – Как? – Галяк! Полный имбецил. Она удивлённо округлила глаза, мигом забыв, о чём хотела расспросить гостя. И правильно. Не люблю скользкие темы. И не люблю говорить всю правду, особенно, если она неприглядна. – Пойдём-ка лучше выпьем, Галя. Сегодня хороший день. Незачем его портить ненужными вопросами. Если угодно, я могу потом как-нибудь зайти, и мы всё обсудим в спокойной обстановке. А? Идёт? – Идёт, – подумав, сказала она и смешно протянула мне руку. Я осторожно пожал её маленькую ладошку, и мы вместе вышли с кухни, вернувшись к гостям.
***
– Вот те хрест, милок! Шоб у меня язык отсох на месте! Дохлая она была! Дохлая, сама видела! Оживил он собачку, как есть оживил! – Спасибо, бабуля, разберёмся. М-да, история нетипичная, хотя видеть доводилось и не такое. По словам бабки выходило, что во дворе некоторое время жила собака. Серая овчарка. Ничейная как будто. Кличка Рэкс, ничего необычного. Довольно сообразительная и незлобивая псина. Один из местных алкоголиков соорудил для пса будку. И хоть пёс был тихим, зря не брехал да и людей побаивался, но многим его присутствие во дворе очень не нравилось. Боязливым мамашам, пугливым старушкам и прочему недалёкому люду. Спустя какое-то время собачку отравили. Тот мужик, что для Рэкса будку смастерил, своими руками закопал тельце на пустыре за домом. А буквально через несколько дней собачка объявилась, как ни в чём не бывало, живая и бодрая. Привычно заняла свою будку и меланхолично осматривала идущих мимо прохожих, печально положив голову на сложенные передние лапы. Прям «Кладбище домашних животных», не иначе. Местные бабульки только за сердце похватались, когда увидели такое чудо. А самая бойкая тут же побежала звонить в полицию. И вот мы здесь. – Ну и дельце, – протянул Лёня, растерянно потирая шею и высматривая в дальнем конце двора собачью будку. – Что думаешь? – А что тут думать? – пожал плечами я. – Ты, может, о таком и не слышал, но дубликаты не только человеческие бывают. Вот как-то с парнями кошку покойную пришлось ловить. Полдня бегали, пока не поймали. А тут всего лишь грустный пёс. Такой не побежит, так что быстро с ним закончишь. – Я? – Ты-ты. Я и так уже за сегодня натрахался, лучше в машине посижу. Тут дельце простое, как раз по тебе. Напарник хмыкнул и в сомнении покачал головой. – А не укусит? – Ты когда-нибудь слышал, чтобы дубликат на человека напал? – Нет… – Ну вот и не трусь, – я ободряюще хлопнул его по плечу. – Давай, три минуты, туда-сюда и поехали! Жду. И уселся на водительское сидение, показав всем видом, что прения окончены. Лёньке ничего не оставалось делать, как идти повторно отправлять собачку на тот свет. Иногда животных бывает ещё более жалко, чем людей, но в нашей профессии через такое желательно пройти всем. Жалость, эмоции, сомнения – это всё надо оставить где-то в стороне. Придумать у себя в голове стену, которой будешь отгораживаться от всего мирского. Того, что мешает работе. Иначе, если дашь слабину, то лучше сразу увольняться. А времена ведь нынче тяжёлые, и деньги всем нужны. Большие деньги. И Леонид не исключение. Путь работает, опыт набирает. А уж вечерком переварит случившееся, всё обдумает, решит для себя, как с этим дальше жить. Полезно ему о таком подумать. Я-то через такое давно прошёл, мне это не в новинку. Закурив сигарету, я опустил стекло и уставился в голубое небо, по которому неторопливо плыли невинно-белые тучки. Тихо, ветра нет, солнышко светит, птички поют. Хорошо ведь! Хорошо… Незаметно догорела сигарета. Я зашвырнул окурок в пепельницу и только тогда сообразил – что-то Лёня долго возится. Чего там такое? Ну-ка… Всмотрелся вдаль. Ого! А возле будки настоящий консилиум образовался! Шестеро типичных дворовых алкоголиков окружил моего напарника, оттеснив его от будки. Он что-то горячо пытался им объяснять, но те слушали неохотно, не скрывая раздражения. И лица у всех злые, недобрые. Ясно, что вот-вот готовы надавать полицейскому по шапке. Лёнька, надо отдать ему должное, бежать не спешил, хотя многие на его месте предпочли бы убраться вон, чем ждать неизбежной развязки. Молодец, всё-таки есть стержень у парня. До последнего отступать не хочет, знает, что прав, хоть и понимает, что в одиночку не справится с шестью противниками. Ну что? Пора вмешаться? Откинув фуражку на соседнее сиденье, я выбрался из машины и направился в сторону собачьей будки. Пока шёл, вспомнился эпизод из далёкого детства. Как-то меня окружили несколько задиристых старшеклассников после школы. Хотели покопаться в моём рюкзаке. Выбить деньги и ценные вещи. Я хоть и испугался, но виду не показал. Злобно послал их всех подальше, обозвав пообиднее. Разумеется, меня стали бить. Я пытался отвечать ударом на удар. Хоть и было их больше, да и старше они были, сильнее, опытнее, но всё-таки мне удалось удивить их. Отчаяние придало мне сил, и дрался я так яростно, что невольно озадачил своих обидчиков. Хотя, конечно, всё должно было тогда закончиться для меня очень плачевно. Если бы вдруг мне на помощь не подоспел мой папа. Он налетел на хулиганов как разъярённый лев, разметав их в стороны словно кегли. Задиры поспешили ретироваться, разумно решив не связываться со взрослым человеком. Помню, что я искренне поблагодарил отца, но тот лишь окинул меня спокойным взглядом и вдруг сказал такое, от чего мне стало не по себе. Он сказал, что если бы я не сопротивлялся, скулил и просил пощады у тех пацанов, он не стал бы меня выручать. Я бы тогда просто оказался недостоин спасения. Так он считал. Таким он был человеком. Прийти на помощь – долг любого, но если попавшие в беду начинали пресмыкаться перед обидчиками, их мой папа переставал считать за людей. Скажете, неправильно? Жестоко? Возможно, будете правы. Вот только те его слова глубоко запали мне в душу и научили никогда не отступать перед опасностью. Сделали меня если не сильнее, то мужественнее, крепче. А это дорого стоит, скажу я вам. Вот и сейчас я смотрел на то, как гордо смотрит в лица уличных громил мой напарник, и невольно проникался к нему уважением. Такой парень не пропадёт. Если его сейчас не грохнут, конечно, чему я попытаюсь всё-таки помешать. Меланхоличный Рэкс, наполовину высунувшись из своей будки, проводил меня робким взглядом. Здесь и сейчас решалась его судьба, и он знал это, но совершенно ничего не пытался предпринять. В его разумных глазах отражались тоска и космическая усталость. Я протолкался через строй алкашей к своему напарнику. – Посторонись, жиртрест, ну-ка! Так, товарищи! Что тут за собрание? Что обсуждаем, а? – Да вот, пса нашего усыпить хотят, – качнувшись, заговорил самый высокий из мужиков. Худощавый, жилистый, крепкий. В короткой куртке поверх обычной белой майки. На пальце левой руки я разглядел синюю татуировку – маленький крест. Понятно, сидел, значит. Голос у него был негромкий, уверенный. Видно, что привык говорить только по существу. – Прошла информация, что этот пёс и не пёс вовсе, а дубликат. – Это ещё доказать надо… – Доказать не сложно. Но, чувствую, вас и доказательства не устроят. Давайте-ка заканчивать этот балаган. Лучше сразу признайтесь, кто призвал дубликата? Мужички зашевелились, разминая плечи и немного покачиваясь. – И попрошу без глупостей, – несколько громче предупредил я. – Вот что, командир, – не предвещавшим ничего хорошего тоном сказал высокий крепыш. – Звездуйте-ка отсюда оба, пока целы. – Ага, – кивнул я, расстёгивая свою куртку и похлопав рукой кобуру. С табельным оружием я не расставался даже в постели. – А я ведь и по-плохому могу. Ну? Чего вылупились? Мне в человека выстрелить всё равно что в дубликата. Никакой разницы. Так что лучше… Договорить мне не дали. Словно по неслышной команде они одновременно двинулись к нам, но я оказался к этому готов. И реакция не сплоховала. Мгновением позже раздался оглушительный выстрел, и алкаши с перепугу шарахнулись в стороны. Выстрел, разумеется, был предупредительным в воздух. Палить по этим идиотам я не собирался, просто пугал. Чтобы справиться с ними, мне вполне хватит дубинки и кулаков. – Ну чё? Ещё смелые есть? – обведя всех собравшихся тяжёлым взглядом, я поводил дулом пистолета из стороны в сторону. – Нет? Вот и отлично. А теперь построились в ряд, чтоб я вас видел. Руки по швам. Быстро! И ты, жиртрест, шевелись, тебя тоже касается!.. Вот. Молодцы. Красавчики, как на подбор. Мысленно я уже начал составлять объяснительную из-за потраченного патрона. Начальство мне голову оторвёт, не посмотрев на мои заслуги перед отделом. Впрочем, это всё будет потом. Пока же надо разобраться с этими гринписовцами. – Фамилия? – спросил я того самого высокого крепыша. – Рыбкин. – А звать? – Алексей, – без запинки ответил он. Видно, что имеет представление о дисциплине. – Вот что, Лёша. Признавайся, ты собачку с того света призвал? – Ну я. – А о последствиях знаешь? Он посмотрел мне в глаза, выражая всем видом решительное намерение бороться за свою правду. – А то. Только зря ты это, командир. Жалко пса, хороший был. Никогда не кусался, за двором приглядывал. На бабулек, правда, рычал, ну так те сами на него палкой замахивались. Сами же и траванули, суки. А за что? Их бы самих той отравой накормить! Ведь несправедливо же! Кого ты защищаешь? Падлы старые, не подохнут никак… – Не хорошо так о пожилых отзываться, – пожурил я его для приличия, хотя и понимал его, конечно. Обидно, очень обидно, когда закон оправдывает жестокосердие. – Знаю, о чём думаешь. Только пойми, это ведь не та же самая собака вон там лежит, на нас смотрит. Подделка это, созданная тварями из иного мира. Фальшивка. Отражение кривое. Никогда этот пёс не заменит настоящего Рэкса. – Каждый имеет право на второй шанс. Я только покачал головой. – Что ушло, то ушло. И не нам решать, кто имеет право жить. Все мы когда-нибудь умрём, рано или поздно. Смирись и прими это. А собаку всё-таки придётся усыпить. – Несправедливо, командир. Нельзя так, – с болью в голосе сказал Рыбкин. – Знаю. Но такова жизнь. – Я мельком оглянулся на своего напарника, молчаливо наблюдавшего за нашей беседой. Шепнул: – Вызывай ликвидаторов. – Затем снова повернулся к алкашам. – Значит так. Я бы мог инкриминировать вам нападение на сотрудников полиции, но предлагаю не осложнять и так сложную ситуацию. Все свободны, всем разойтись по домам. А ты, Лёша, поедешь с нами. Уж извини. – Я понимаю, – смиренно кивнул Рыбкин и посмотрел на своих друзей. – Идите, мужики. Бог даст, свидимся. – Храни тебя Бог, Лёха, – сказали они ему, прежде чем неохотно разойтись. Да уж, подумалось мне. Если б был на свете Бог, то уж всяко не стал бы он терпеть такое непотребство. И уж как-нибудь помог управиться с геликами. С другой стороны, говорят же, что Он не посылает нам испытаний, которое мы не могли бы преодолеть. Чушь, конечно. Но что-то в этом, наверное, есть.
Что может быть лучше, чем блаженно лежать в постели, ощущая тепло прижавшегося к тебе женского тела? Ножку стройную закинула на меня. Ладошкой нежной по груди водит. Дышит щекотно мне в шею. Ценит она меня. Нужен я ей. И мне с ней хорошо. Да только всё равно что-то щемит в груди. Чернота какая-то отзывается изнутри при мысли, что эта женщина не моя, а моего друга. Как же так получилось… Вот не знаю. Вроде полтора месяца прошло, а всё равно что-то душит меня. Не подумайте, я отнюдь не святоша, и к священным узам брака отношусь пренебрежительно. Нормальным людям ни к чему все эти условности. Так почему же тогда меня грызёт червячок сомнения, когда я обнимаю Галю? А она смотрит на моё лицо так ласково, так тепло. Всё началось с невинного разговора. Я пришёл к ней, как и договаривались, чтобы обсудить работу её мужа. Лёньки дома не было – маялся на одиночном дежурстве. Мы с Галей выпили. Поболтали о жизни, поделились воспоминаниями. Неожиданно она оказалась очень чуткой и интересной собеседницей. У меня создалось такое впечатление, будто мы были знакомы всю нашу жизнь – настолько легко и непринуждённо складывалось наше общение. Затем я заходил ещё несколько раз. А потом… в общем, мы не удержались. Ох, кто бы только мог подумать, что этот невинный с виду ангелочек окажется в постели дикой кошкой, объятой пламенем пылкой страсти! И царапалась, и кусалась даже, дразнилась, манила, ускользала и снова отдавалась мне. Я, признаться, уже несколько не в том возрасте, чтобы выдерживать заданный девушкой темп, но и разочаровывать её не хотел. Пришлось выкладываться по полной, чтобы удовлетворить эту ненасытную пантеру. Разумеется, мы говорили с ней о нас, о Лёне, о том, что же мы натворили и как быть дальше. Галя плакала, раскаивалась, даже рыдала у меня на плече. Не понимаю, как мы могли так быстро привязаться друг к другу, но эта связь отчего-то казалась нерасторжимой, и мы не могли прекратить то, что начали. Нет, это была не любовь. Но близость, которая подчас бывает крепче любви. Сложно описать. – О чём задумался? – поинтересовалась Галя, невинно щекоча пальчиками низ моего живота. Я заёрзал, предвкушая очередную любовную игру. – Да так. Думал, какая ты у меня красивая. – Очень красивая? – с наигранным простодушием спросила она. – Очень, – подтвердил я. – Самая красивая? – с весёлыми нотками в голосе продолжала допытываться Галя. – Ага. Самая обаятельная и привлекательная красопендра! Она изобразила вспышку гнева, небольно ударив меня кулачком в грудь. Я покрепче обнял её и начал целовать стройную шею, пока она делала вялые попытки вырваться. – Не отпущу, ангелочек, – шептал я, ласково проводя ладонью по её спине и чувствуя, как её тело подаётся мне навстречу в сладкой истоме. На прикроватной тумбочке запиликал мобильник, и нам, словно застуканным на месте преступления, пришлось спешно отлипнуть друг от друга. Галя дотянулась до трубки, глянула на экранчик, нахмурилась. И ответила на вызов. – Привет… Да, как обычно… Я тебе пюре сделала с котлетками… Да… Нет… Зайди, у нас хлеб кончился… Угу, жду… Ну всё, пока. Словно тень накрыла её лицо, которое ещё минуту назад казалось самым светлым на свете. От мрачной задумчивости у неё на лбу появилась тонкая морщинка. – Лёнька звонил? – Да. Предупредил, что выезжает домой. Я хмыкнул. Этот тюфяк каждый раз так предупреждал. Исполнительный мальчик. Галя обернулась ко мне. – Не хочу, чтобы ты уходил, – призналась она. – Окей, как скажешь, останусь тут. Буду прятаться в шкафу. Или под кроватью. – Ещё чего не хватало! Нет уж, пусть лучше Лёнька ничего не знает. Он ведь хороший человек. – Хороший, – не стал спорить я. – Пожалуй, лучше, чем я. – Брось! – Она обняла меня за шею и трепетно прижалась ко мне всем телом. – Ты человечней, искренней, чем он. Ты настоящий. А он вечно витает в облаках. – И он когда-нибудь повзрослеет, – пообещал я. – Я не смогу с ним долго… Понимаешь? Хочу быть с тобой. Из моей груди вырвался тяжёлый вздох. – Послушай. Я же тебе в отцы гожусь. – Не годишься, – упрямо возразила Галя, смешно надув губки. – Хорошо, не гожусь. Но подумай, как мы будем дальше? И как я с Лёнькой работать буду? Как в глаза ему смотреть? – Раньше надо было думать. – Да уж, это точно. А знаешь, мне ведь давно осточертела эта работа. Уволюсь! Вот возьму и уволюсь! Денег я себе скопил порядочно, на первое время хватит. Уедем. Начнём новую жизнь. А? Что скажешь? – Ты тоже мечтатель, как и Лёня, – грустно сказала Галина, чмокнув меня в губы. – И это неплохо, – подумав, всё же решил я.
***
Тёмный двор, едва освещаемый редкими фонарями. Бесшумно иду вдоль длинного дома, подняв воротник и спрятав руки в карманах куртки. Зябко. Изо рта при каждом вздохе вырывается пар. На безоблачном небе застыл тусклый размытый диск луны. И ни одной звёздочки. Чёртовы гелики окружили Землю каким-то энергетическим пологом, из-за которого свет извне крайне неохотно достигал поверхности планеты. Будто надели за Землю-матушку гигантские солнечные очки. Из-за этого температура по всему миру упала на несколько градусов, и теперь даже летом на улицах вполне можно увидеть снег. Миллионы беженцев покинули области за полярным кругом. Но люди всё равно будут бороться за жизнь, не смотря на все ухищрения гелиойдов. Наш враг действовал с нечеловеческой логикой, предпринимая меры по уничтожению человечества. И, кажется, сильно удивляясь, почему старые проверенные методы не дают быстрого результата. А что ж вы хотели, ребята, если здесь работают иные законы, чем в вашем мире? Возможно, когда они это поймут, они отчаются в своих попытках захватить Землю и оставят нас, наконец, в покое. Но это, по всей видимости, произойдёт ещё очень не скоро. Какое-то стремительное движение отвлекло меня от размышлений, заставив вспомнить об осторожности. Я огляделся. Что это было? Будто блеклая вспышка промелькнула мимо и растворилась во тьме двора. Настороженно замерев, обвожу взглядом голые стволы деревьев, мусорные баки, стену дома, детскую площадку. Куда оно делось?.. Мгновенье спустя меня ослепила внезапная вспышка. Что-то шарахнуло в грудь, отбросив на несколько метров. Больно ударившись спиной и локтём, я, не теряя времени, выхватил из-под куртки пистолет. Чёрт с ней, с болью! Боль и потерпеть можно! Сейчас спасение собственной жизни куда важнее, чем отвлекаться по всяким мелочам. Между деревьями в тридцати метрах от себя я почти сразу рассмотрел высокий призрачный силуэт. Почти невидимый, белёсый, колышущийся. Похож на трёхметровый гриб с шестью толстыми ножками, скрытыми под подвижной шляпкой. Гелиойд. Палить из пистолета по нему бессмысленно. То есть, сработать-то могло, но только теоретически. Эта тварь не слишком-то материальна. Что ему пули? То же, что для нас снежинки, мгновенно тающие при столкновении с кожей. И откуда только здесь взялась эта гадина? Вообще, гелиойда несложно убить электрическим разрядом. Это выяснили в первый же год войны, правда, шокерами на всех не напасёшься, да и гелиойды редко когда позволяют близко приблизиться к себе. Они тоже умеют убивать на расстоянии. У меня шокер был. Дома. И что теперь делать, я совершенно не представлял. Открыть всё-таки огонь? Привлечь внимание? Весь двор проснётся, авось у кого и найдётся электропушка. Если, конечно, не побоятся высунуться наружу, услышав стрельбу. Я ждал. И гелик тоже не спешил что-либо предпринимать. Просто колыхался в воздухе как плотная медуза, зависнув в полуметре над землёй. А затем медленно приподнял одно из выпуклых щупалец-ног, вытянув его в мою сторону, замер так на какое-то мгновение, и вдруг растворился словно облачко пара. Был и не стало. Чертовщина. Поднявшись с мокрого асфальта, я оттряхнул куртку и штаны, убрал пистолет и, морщась от ноющей боли, побрёл дальше. Если гелик решил не нападать, значит, на то были причины. Чёрт с ним! Мне же лучше. Дома меня никто не ждал. Лишь тишина, холод и пустота. Хотелось вновь оказаться в постели с Галей, но сейчас воспоминания о ней казались вырванными из другой реальности. Будто встречи с ней случались во сне. Сказочные встречи, перечёркнутые серой былью. Когда в своей квартире я скинул с себя куртку, с удивлением обнаружил у себя в кармане игральную карту. Её там точно не было. Да и откуда бы ей там взяться? Джокер в виде скелета в чёрном балахоне и с косой в руках. Дурной какой-то знак. Но ведь не гелиойд же мне его подкинул! Реальность с каждый днём становится для меня всё безумней и невероятней.
***
Я снова здесь. Не верится, что я снова пришёл сюда. И ведь знаю, что будет, и знаю, что темнота внутри меня будет только расти, пожирая всю мою сущность без остатка. Но ничего не могу с собой поделать. Дверь открылась, и все мои сомнения моментально выветрились из головы. Покрасневшие глаза и чуть припухший носик Галины явно говорили о том, что она плакала. – Привет, – едва слышно сказала она. – Привет. Муж дома? – Зайди, – велела Галя, отступая в сторону. Так, что же здесь творится такое? Надо разбираться. Даже если предположить, что Лёня всё узнал, я всё равно набью ему рожу, если он хоть пальцем тронул Галю. Вот просто убью на месте. Из коридора я заметил, что дверь в ванную распахнута настежь. Внутри горел свет. А по виду Гали было не похоже, что она только что принимала водные процедуры. Лицо, руки, волосы сухие. Я решительно шагнул к двери и заглянул внутрь, ожидая встретить там Леонида… Кровь. Это первое, что я там увидел. Медленно поднял взгляд с пола. Тонкая кисть руки свисает с краешка ванны. Видны растрёпанные волосы, склонённая к обнажённому плечу голова и мертвецки застывший взгляд. – Боже… – само собой сорвалось с моих губ. Это была Галина. Моя Галина, моё солнце, мой невинный ангелочек. Она была мертва, и от этого вида всё внутри меня похолодело. Но если она здесь, тогда кто же открыл мне дверь?.. Додумать эту мысль я не успел. Сильнейший удар по затылку ввергнул меня в мрачную пучину беспамятства, и последнее, о чём я успел подумать, прежде чем потерять сознание, была мысль, что удар нанесён отнюдь не женской рукой…
Поток холодной воды обрушился мне на голову, приводя в чувство. Я дёрнулся, отфыркиваясь, и сразу ощутил колющую боль в правой руке. Глянул: я оказался пристёгнут наручниками к батарее. Надо мной стоял Леонид с пластиковым ведром в руках. Смотрел он на меня без злости, ненависти и вообще без каких-либо эмоций. Безразлично, как на пустое место. Я бегло осмотрел знакомую комнату. Та самая спальня, где мы с Галиной любили проводить время. Сама Галина, а вернее её дубликат, сидела на кровати, закрыв лицо ладонями и беззвучно плача. На прикроватной тумбочке лежали ключи от наручников, мои бумажник, набор шприцов, документы и пистолет. Чёрт, хуже не придумаешь. Подо мной на полу быстро расползалось пятно воды, постепенно впитываясь в темнеющий ковёр. Я заёрзал, пытаясь устроиться поудобней. Спину жгло тепло от радиатора. Лёня отбросил в сторону ведро, и я вздрогнул от грохота. – С пробуждением, – проговорил он, глядя мне прямо в глаза. – Какого хера, Лёня, ты творишь? Он не удержался и пнул пеня в подбородок. – Сука, ты ещё спрашиваешь?! Ты отнял у меня всё! Мою жизнь, мою жену, моё будущее… – Что ты несёшь? – чувствуя кровь на разбитых губах, спросил я. – А то ты не знаешь! Я давно узнал про вас с Галей, но верить не хотел. Думал, зря болтают. – Кто болтает, Лёня? Мой напарник хмыкнул, раздумывая, стоит ли отвечать. Отступил на несколько шагов, уселся на кровать. Галина, глянув на него, вздрогнула и испуганно отодвинулась подальше. – Баба Люба рассказала. Видела не раз твои визиты. Я не понимал. Я был уверен в тебе и в… – Лёня бросил короткий взгляд через плечо. – В общем, откладывал я разговор. – Он шумно выдохнул, задумчиво посмотрев на свои руки. – А потом решился. И Галя призналась. Сказала, что любит тебя. Что ты её любишь. Что вы хотите жить вместе. – И ты убил её, – сухо сказал я, сам ещё до конца не поверив в случившееся. – Я не хотел! Не знаю, как это вышло. Чёрт! Это всё работа! Ты и сам должен знать: нет никакой разницы, убиваешь ты человека или дубликата! Это одна суть. Я уже давно ничего не чувствую. Мне это легко даётся. Ты сам меня таким сделал. Ты меня учил убивать. – Не сваливай на меня всю вину, – громко потребовал я. – Ты сам себя таким сделал! Ты, не я! И ты убил Галю. Своими руками. Вместо того чтобы разобраться в ситуации как мужчина, ты повёл себя как подонок. Я-то думал, ты самый разумный из нас, а ты оказался полным дерьмом. – Заткнись! – Лёня вскочил и угрожающе приблизился, нависнув тёмной тенью. – Я бы никогда не сделал этого, если бы не ты! Я не хотел её убивать! Я даже не помню, как в моих руках оказался нож. О, ты бы видел, как она испугалась. И даже не за себя испугалась, а за тебя, придурка. Она ведь знала, что ты придёшь. Ждала тебя. Шалава. Я упёрся свободной рукой в мокрый пол и бросил насколько мог своё тело вперёд, со всей силой метя ногой ему в пах. Удар достиг цели. Мой напарник сложился пополам, удивлённо округлив глаза и падая рядом с кроватью. – Уй-йо, – выдохнул он, побледнев от боли. – Галя! – заорал я. – Кинь мне пистолет! Живо! Девушка испуганно посмотрела сперва на меня, затем на Лёню. Несмело привстала и сделала несколько шагов к тумбочке. – Сучка, нет! – взвыв, поднялся перед ней Леонид, держась рукой за промежность. – Ну и мразь же ты, – глядя ему в глаза, сказала Галина. Мужчина ударил её кулаком по лицу. Нанёс удар в живот. Повалил на лёгкое тельце на кровать и начал душить.
– Нет! Лёня, не смей! – закричал я. – Ты же убьёшь её! – Ну и пусть, – прохрипел Леонид. Галя извивалась под ним, пытаясь разжать хватку его рук, но что может дубликат против человека? – Я не хотел, чтобы она возвращалась! А она всё равно появилась! Она уже мертва! Ты же сам меня учил, это не человек, а только копия. Кривое отражение. Да? Так? Они несут угрозу, и от них надо избавляться. Я не мог смотреть на это без слёз. Я не был свидетелем первого убийства, но теперь, видя, как душат ту, что стала мне небезразличной, моя душа разрывалась на части. Пусть она и не человек в прямом смысле этого слова. Но это всё ещё Галина. Её внешность. Её память. И кто знает, может быть, её душа. – Отпусти её! – завыл я, задёргавшись и пытаясь оторвать собственную руку, лишь бы только остановить непоправимое. Я видел, как ослабело тело девушки, как обмякли её руки и безвольно откинулась голова. – Всё! – тяжело дыша, прохрипел Леонид. – Всё. Сделал. Кончено. Всё. – Что же ты наделал… Он повернулся в мою сторону, медленно выпрямился и безумно улыбнулся. – А ты не о ней должен беспокоиться. О себе подумай. Я же в тюрьму не хочу. И не пойду. Я похолодел, но заставил себя собраться и остаться внешне спокойным. – Убьёшь меня, значит? – Даже не сомневайся. И не жалко совсем. – Он устало усмехнулся, глядя куда-то поверх меня. – Надо же, а ведь я даже и представить не мог, что всё так… М-да. Чёрт возьми, как же так всё повернулось. Всё ты отнял у меня. Всё. Ничего не оставил. Он продолжал говорить что-то ещё, какую-то бессмыслицу, рождённую смятением в его душе, но я его уже не слушал. Я смотрел на темноту в дверном проёме, ведущую в коридор. И эта темнота уплотнялась, обретая высокий человеческий силуэт. Дубликат. Ещё один. Вот, значит, как они появляются. Им неважно ни место, ни обстоятельства, ни наличие хоть какого-то материала для строительства собственного тела. Просто сгустился из тьмы и вышел в свет. Сделав несколько беззвучных шагов, дубликат спокойно взял с тумбочки пистолет и щёлкнул предохранителем. Леонид, заметив, наконец, что я смотрю мимо него, обернулся и удивлённо уставился на направленное прямо ему в грудь оружие. – Кто ты? – севшим голосом спросил он, поднимая руки в защитном жесте. – Не человек, – было ему ответом, и громкий выстрел оборвал жизнь моего напарника. Гулко упало тело. От дула пистолета на миг взвилась струйка вонючего дыма. Я мельком подумал, что выстрел наверняка слышали соседи. Там самая подлая баба Люба, одинокая кошатница, у которой стульчак в доме поднимался только по праздникам. Старая перечница. Но сейчас мне было на неё плевать. Дубликат подошёл по мне и щёлкнул ключом, снимая наручники. – Спасибо, – разминая руку и заглядывая пришельцу в глаза, сказал я. – Спасибо… Папа. – Не за что, – ответил мой отец. Он оглянулся на тело Леонида. Посмотрел на Галю. Сокрушённо покачал головой. – Натворили тут делов. У меня совершенно всё перемешалось в голове. Мысли двигались со скрипом, пытаясь дать хоть какое-то объяснение происходящему. Получается, что Леонид в гневе заколол свою жену. Наверняка потом горько жалел, рыдал над телом, бился в неистовстве. И появилась новая Галя. Взамен старой. Самый близкий для него человек. Ум напарника похолодел. Начал прорабатывать варианты. Вдвоём они перетащили мёртвую Галю в ванную. А затем появился я. И стал невольным свидетельством повторного убийства. А когда угроза смерти нависла уже надо мной, я подсознательно взмолился о помощи – хоть к кому, к Богу, к высшим силам, к вселенской справедливости. Я не ждал спасения. Но спасение пришло. И я, похоже, смог непонятно как сам призвать дубликата. Человека, который оставил неизгладимый след в моей жизни. Бывший моим другом, учителем и проводником в полном жестокостей мире. Мой отец. – Я считал, что дубликат не может причинить вреда человеку, – вставая, сказал я. – Ты ошибался, – спокойно сказал отец. – У нас мало времени. Скоро здесь будет много людей. Я появился здесь только чтобы помочь тебе. Если меня увидят, то тебя посадят. Так что мне лучше уйти. – Он протянул руку, дотянулся до лежавших на тумбочке шприцов со смертельным раствором и взял себе один. – Пожалуй, это мне пригодится. Вколю себе, когда окажусь за городом. Там, где меня никогда не найдут. – Ты с ума сошёл! – Я попытался выхватить у него отраву, но он остановил меня взглядом. Я никогда не мог противиться его взгляду. – Успокойся. И не жалей меня. Мы, конечно, давно не виделись, и нам многое можно было бы обсудить. Я очень хочу этого. Как будто и не умирал, а просто уехал куда-то. Много раз мне казалось, что это так просто – вернуться. Что всё будет по-прежнему. Что смерть можно обмануть. – Ты… помнишь себя после смерти? – удивлённо спросил я. – Смутно, – не глядя на меня, сказал папа. – Но я помню, что кто-то обратился там ко мне и сообщил, что я тебе нужен. – Кто? – У меня пересохло во рту. – Не знаю. Голос из тьмы. И он дал мне выбор – оставаться в небытии или же помочь тебе, пусть цена и будет высокой. Я решил рискнуть. – Он мягко улыбнулся – улыбкой человека, который ни о чём не жалеет. – Папа… Он поднял взгляд. – Папа, не уходи. – Надо, Серёжа. Есть такое слово – надо. Бог даст, ещё свидимся. Дубликат встал с постели, похлопал меня по плечу и медленно двинулся к выходу. А я стоял, одеревеневший, и не мог пошевелиться. Всё моё естество рвалось за ним. За самым близким человеком. Душа кричала. Невыносимо жгло глаза от слёз. А я стоял, смотрел ему вслед и понимал, что лучше будет оставаться на месте. Что всё он делает правильно, и если я помешаю ему уйти, то он будет очень недоволен мной, обнаружив во мне слабость, которую он при жизни терпеть не мог. И я скорее умру, чем разочарую его.
***
Холодный ветер гулял по кладбищу. Качал ветками берёз. Гнал осеннюю листву между надгробиями. Я посетил сперва могилу Гали. Затем Леонида. И только потом навестил могилу отца. Долго сидел на скамейке возле ограды, глядя на старую фотографию. Размышлял. Вспоминал. – Я уволился, – сообщил я в пустоту, совершенно не веря, что могу быть услышан. Но выговориться всё равно было некому. Пусть уж слушает могильная пустота. – Хватит с меня смертей. Я устал бегать за целью, которая мне не нужна. И делать то, чего не понимаю. – Я ощутил давящую боль в горле, мешавшую мне говорить. – Спасибо, что помог мне, пап. Я, наверное, вырос совсем не таким, каким ты бы хотел меня видеть. Прости, не получилось всегда и во всём быть лучшим. Так бывает. Но я всё равно буду стараться. Начну всё заново. А там поглядим. В темнеющем вечернем небе робко зажглась первая звёздочка. Затем вторая, и вскоре весь небосклон расцвёл мириадами огоньков. Словно спала с глаз странная пелена, сделав видимым то, что было скрыто долгие годы. Почему? Что изменилось во мне? Почему мне позволено видеть звёзды, когда всё человечество остаётся в темноте? Между деревьев белёсыми полупрозрачными призраками медленно плыли по воздуху гелиойды, не обращая на меня никакого внимания. Странные создания из иного мира. Или же проводники из одного мира в другой. Я никогда не узнаю, зачем они объявились на Земле. Зачем даровали нам шанс повидать наших умерших близких. Но я благодарен им за те несколько минут, что оказались для меня самыми важными в жизни. Потерянное небо вернулось для меня, когда я утратит то, что уже терял когда-то. Связь с человеком, навсегда оставшимся живым в моём сердце. И глядя на то, как кружатся в странном танце мерцающие купола пришельцев, мне и самому стало казаться, что я шагнул за грань миров, и мне больше нет места среди живых. Не осталось даже уверенности в том, кто я на самом деле такой – всё ещё человек или отражение того, кто ощущал себя живым? Грустно от того, что не найдётся больше во всём мире человека, кому захотелось бы вернуть меня с того света. Нет того, в чьей жизни я бы оставил свой неизгладимый след. Частичку себя.
Но ещё не поздно сделать так, чтобы люди узнали меня. Чтобы верили в меня. И чтобы в их сердцах я всегда оставался живым.
Накатали авторы много. Косяки есть у обоих. Я вообще бы так сравнил. Если взять уровень слога, повествования, не вдаваясь в смысл, то хороши оба. Читается нормально (без оглядки на смысл, напоминаю), диалоги в плане подачи схожи, да и вообще можно решить, что обе работы писал один человек. Разница не сильно заметна на этом уровне. Но поднимемся на уровень выше в структуре произведения и посмотрим на куски по-крупнее. Например, сравним задумки, сравним героев, сравним финалы.
В первой работе тема бога. Это самый большой промах, допущенный автором. Тема себя изжила уже давно. В "Выжившем" Фицджеральд говорит у костра небольшую фразу, где-то секунд на двадцать, как его папаша в бога уверовал. Так вот в той маленькой сцене смысла больше, чем в этой работе. Ну ладно. Марта спасена и оказывается в гостях у Нади. Автор решил, что им надо потрепаться и раскрыть души. Это был второй промах, потому как читать это не интересно. Никакого конфликта в диалоге, только сопли. К тому же этот самострел в рот... я должен Марте сочувствовать? Зачем этот трэш? А дочь зачем утонула? Чтобы на ютубе был повод поплакаться? Серьёзно? Потому что оно так и выглядит. Автор сидит такой... хм :) счас девочка утонет, отец с горя застрелится, мать поплачется на камеру... блин, а неплохо, неплохо. И все всё поймут. А я потом бога в конце в машину подсажу. И Алису в скалах спрячу. Вывод такой. Если задумка была рассказать о простуде бога, то лучше бы написали про очередное наводнение, стёршее с лица земли всё человечество. Это был бы неизгладимый след в нашей истории. Рассказ не зацепил.
Во второй работе самый заметный косяк - это дубликаты. Я подумал об андроидах и сделал рука-лицо. Потом вздохнул с облегчением, когда появились гелиойды. Язык, когда читаешь это слово, заворачивается в тряпку, кстати. Поначалу читается неплохо. Что-то в этих дубликатах есть, что-то интересное... ровно до того, как герой забирается в постель к Гале. Чтобы потом влюбиться в неё (как это вообще произошло?), чтобы потом Лёня убил Галю и связал героя, чтобы затем герой вызвал отца-дубликата и переосмыслил свою жизнь. Да не фонтан, честно сказать. Самое смешное, когда герой говорит, лёжа в галиной постели "Как я буду Лёне в глаза смотреть". Проснувшаяся вдруг совесть? :) С финалом тут получше, но не намного.
Теперь о хорошем. Хорошее всё-таки есть. В первой работе это начало. Эпизод на скалах, пока не прилетел вертолёт. Атмосферно, зримо, крутой образ в виде рук, цепляющихся за скалы из воды. Реально понравилось. Во второй подобного нет, но отмечу, что главный герой более живой в сравнении с героями первой работы. Во-вторых, автор взялся работать с собственной (назовём это так) интерпретацией мира, пытался что-то привнести нового, а это всегда хорошо. Может, у него не получилось. Но подход к созданию более верный.
Таким образом, после нескольких часов раздумий, отдаю голос второй работе. Не потому, что она так уж хороша, а просто от неё меньше негатива :) Уж простите, авторы, но от финала я ждал большего. Тем не менее, думаю, вы выложились на полную. Ведь турнир идёт долго, и силы не бесконечны. Спасибо за ваши работы. Не смотря на.
А мне понравился финал. Во-первых видно, что этот марафон дается авторам не просто. Но это же как раз говорит о том, что они выложились, реализовали все, что было в творческих запасниках! И все это ради нас - жителей сайта. Ну и во имя победы над самими собой, ради выхода на новый уровень мастерства, конечно же...
Итак, по первой работе хочу сказать - вводная часть, связанная с горами, это просто кайф кинематографиста! Видеоряд ощутим, будто вот-вот станет слышно стоны и крики ужаса умирающих людей, сожранных разбушевавшейся стихией, а может быть и предначертанной судьбой. Героиня показалась интересной в плане ее нестандартности и своеобразия по основным параметрам возраст, внешность, типаж, занятия, характер. Дальнейшие события завязаны в лихой динамичный сценарий мистической драмы с параллелями, уходящими в самые глубины мироздания. Есть конечно пробелы в подготовке читателя, на мой взгляд, слишком многое приходится докручивать самостоятельно. Я связываю это обстоятельство с крайне малыми сроками, времени на такие объемы текста катастрофически мало было. Мы там за это же время еле успели стихи написать. А тут целые романы! Финал удачный, правильно срежиссирован, зацепляя петлей сюжета драматический центр текста. Мне понравилось, короче говоря.
По второй работе - опять мало динамики даже там, где ее должно быть ого-го, судя по смыслу текста. Но вот нет ее в картинке почему-то. Страдает канал связи между повествованием и передачей эмоций. Надо с этим что-то делать, потому что это происходит не только в этом тексте у автора. Сюжет довольно прост, линеен, предсказуем. Идея инопланетного вторжения явно взята в надежде подать оригинально, даже не взирая на ее банальность. У меня возникает много вопросов по логике главной линии. Почему дубликаты подлежат уничтожению? В чем их угроза человечеству? И второй серьезный промах - почему сажают в тюрьму так называемых "вызывателей" дубликатов, если все их преступление только в том, что эти люди страдали от потери близких и имели с ними ментальную связь? Ведь они же не усилием воли их вызывали, как выяснилось в конце произведения, а просто вспоминая о них в тяжелые моменты жизни! Такой процесс работы карательных органов управления, в конце концов, привел бы к массовому тюремному заключению всего человечества! Смысл? Больше всего во второй работе мне нравится финальная сцена и драматизм взаимоотношений отец-сын. Это сильная сторона, которая перевешивает всю эту мистику и фантастику вместе взятую. Любовная линия нулевая, выстроена схематично и не логично, на мой чисто женский взгляд. Женщина спокойно изменяла мужу, с которым не имела особых противоречий до встречи с ГГ. Она спокойно рассуждала о муже, как будто это домашний котенок, считая его видимо дауном. ГГ рассуждал на тему совести и в данном вопросе настолько неестественно, что лучше бы он наоборот занимал позицию холодного цинизма и проповедовал Гале отсутствие обязанности любого человека быть верным кому-то кроме себя самого. Это дало бы ему глубину и цельность.
Мой голос первому произведению.
Тем не менее, обоим авторам огромное спасибо за труд и волю к победе! Удачи!
1. Мда... Как бы помягче... Отвратительная работа вообще, я еле дочитала, сопли-сопли-сопли, за которыми уже не хочется смысла искать, илиза сюжетом следить, которого, кстати, нет. Только начало нормальное, до разговора с Надей. Не знаю, как это комментировать... Не понравилось ну вот абсолютно.
Ей тогда года три было, а ты в классе четвёртом, мы как раз вышли из «Пятёрочки», купили тебе последнюю фигурку из той коллекции, что ты собирала… Из какого-то мультика. – Марта нарисовала овал, чёрточки-ножки и ручки, сверху длинные ушки. – Ты стала хвалиться, что полные наборы в классе теперь только у тебя, Вероники, Сони, что можно теперь лишние фигурки менять на что-то с теми, кто ещё не собрал, а Алиска посмотрела на тебя, как на умственно отсталую и выдала: «Вот ты дурёха!» И ведь права была! Через неделю ты свою коллекцию забросила на шкаф и больше про неё не вспоминала.
А вот это вообще ужс. Как можно такие вставки (автор поймёт) делать, когда, хм... Ну блин, Алиса умерла. Как можно-то?! Это добило окончательно.
2.
Цитата
– О чём задумался? – поинтересовалась Галя, невинно щекоча пальчиками низ моего живота. Я заёрзал, предвкушая очередную любовную игру. – Да так. Думал, какая ты у меня красивая.
Ахахаха блин... Хотела тут одну картинку на эту тему закинуть, но интернет не позволил.
Цитата
Надо, Серёжа. Есть такое слово – надо.
Пф.
Я всё ожидала, что Галя окажется дубликатом (изначально), и типо лёня скрывает это, ыхыхы... Не надо было в конце с этим кладбищем... Мне вот не нравится, когда так фильмы кончаются, прям очень не люблю. Тут это вполне конечно уместно, но всё-таки зря, по-моему... В целом, мне понравилось всё, кроме... сюжета. Ну, противно было наблюдать, как Галя изменяет, и ещё какбэ всё написано так, как будто это нормально и не так уж и плохо. Главный герой мразь, короче, и концовка не изменила этого мнения. Мне стало жалко Лёню, пусть дурак, пусть убийца, но блин, испортили жизнь человеку. Чем то напомнило рассказ Кро из второго тура. Хотя тут всё веселее в общем плане, не мрачно.
А тексты надо было тщательней проверять на опечатки, в обоих их полно. Второй на уровень выше. И первый, хм... сопли-сопли-сопли. Не люблю такое. Голос за второй текст.
