Как она устала! Зачем отыскивать тайные пружины того, что уже
совершилось? В оконном стекле отражается ее лицо, бледное, неподвижное,
как у мертвой, а за окном ничего не видно; колеса стучат по рельсам уже
по-другому, паровоз дает долгий гудок, поезд осторожно подходит к станции.
В темноте покачивается фонарь в чьей-то поднятой руке, какие-то люди
перекликаются, выкрикивают что-то на местном диалекте, пронзительно визжат
выгружаемые из вагона поросята. Это станция Юзест. А дальше - Сен-Клер, а
оттуда придется ехать до Аржелуза в шарабане. Так мало времени осталось у
Терезы, чтобы подготовиться к своей защите.

Но тут ледяной затор рухнул и, оторвавшись, поплыл далее. Между льдом и
берегом образовалась полоса черной воды, которая становилась все шире и
шире. На самой дальней льдине, как на белом седле, покрывающем темную
спину потока, стояла, изогнувшись, черная лисица. Свора с воем бессильной
ярости остановилась на берегу, но Гекла, не помня себя, бросилась к краю
ледяной гущи как раз в ту секунду, когда оторвавшийся лед уносил ее
жертву. Река, неудержимая, неумолимая, быстро отделила от берега и ту
льдину, на которой стояла собака. Так обе они - гонимая лиса и
гонительница-собака - понеслись навстречу своей гибели. Они плыли по реке,
освещенные заходящим солнцем, а по берегу за ними следовали собаки и
юноша-охотник верхом на лошади.
Какой-то фермер из другой охоты, случившийся тут, прицелился было в
лисицу, но юноша вышиб ружье из рук глупца и невольно крикнул "ура!". Крик
замер, оставив свору в недоумении.
У поворота реки льдины достигли так называемой быстрины - длинного,
ровного пространства воды перед тем местом, где река низвергается вниз,
образуя Харнейский водопад. Юноша и собаки остановились, смотря на
пылающий закат и на озаренную пурпуром реку, покрытую блестящими льдинами,
уносившими в гаснущее сияние два живых существа. Туман стал сгущаться над
бурлящей рекой, и последние прорвавшиеся сквозь него лучи солнца ярко
позолотили и реку, и лед, и черно-бурую лисицу, а затем огненное зарево
заката скрыло все из глаз.
Бестрепетно гибнущий смельчак на дальней льдине не издавал ни звука, но
ветер донес жалобный вой собаки, в котором слышался ужас смерти.
- Прощай, дружище! - сказал молодой охотник. - Прощай, моя славная
собака! - Голос у него осекся. - Прощай, черно-бурый лис! Ты жил
победителем, и ты умираешь победителем. Мне хотелось бы спасти вас обоих,
но вы погибаете славной смертью. Прощайте!
Абнер уже не мог ничего больше разглядеть, а собаки стояли на берегу,
дрожали и скулили.
У противоположного берега течение образовало широкий водоворот. Крутясь
в водовороте, льдины, находившиеся у берега, постепенно выплывали на
середину реки, а льдины с середины реки подошли совсем близко к берегу.
Воспользовавшись благоприятной минутой, Домино собрал все свои силы и
прыгнул на берег. Он благополучно перескочил через черный поток и очутился
снова на твердой земле. Река, выручавшая лиса из беды в юности, спасла его
и теперь.
А там, далеко, среди несущихся льдин, раздался протяжный, отчаянный вой
погибающей собаки. Но его заглушил шум воды.

Когда мы с тобой расстались, сестра, во мне оставалась не одна искорка здравого смысла. Правда, я выдержал горячку, да бог еще знает, отчего она случилась. Была ли то любовь, досада, или утомительная дорога... Кто еще это разберет?
А теперь можешь меня поздравить с постоянной горячкою. Это не любовь, а сумасшествие, а бешенство. Это чума, которая должна быть заразительна. А ты знаешь мое мнение о любви: никто не выбьет у меня из головы, что любовь, разгоревшаяся до крайней степени, должна сообщиться и женщине, которую мы любим, если только в нашей власти видеть ее и говорить с нею.
Если магнетизер вертит нами по своей воле посредством глупейших движений пальцами, то что же должна произвести страсть, от которой трепещет и рвется весь наш организм?
На то ли женщина сложена слабее мужчины, на то ли оба пола чувствуют взаимное влечение один к другому, чтоб эти разрушительные порывы проходили даром, не возбуждая ни влияния, ни сочувствия?
А я влюблен до последней крайности. Мучения мои усиливаются тем еще, что надо каждую минуту управлять собою, надо действовать. Одно меня еще поддерживает: я не знаю бессонницы. Когда проходит день, я изнемогаю до такой степени, что засыпаю как убитый. Конечно, я постоянно ее вижу во сне; что же другое может мне сниться? Но все-таки сон укрепляет меня.