Часть четвертая: «Тысяча светлячков во мгле»

Стараясь задержать взгляд на одном облаке, ты рискуешь не заметить неба. ... 

По пути домой я был словно в прострации. 
Слишком уж много событий выдалось для одного дня. Хотелось попросить кого-нибудь ущипнуть меня. 
Боль. Она всегда помогает спуститься с небес на землю, если ты нечаянно поднимешься выше нормы над земной твердью. Никак не верилось, что то самое место, которое так долго искал, находилось в каких-то жалких нескольких милях от моего дома, где я родился и вырос. Да, иногда, то, что мы ищем, находится прямо перед нашим носом, а мы всё оглядываемся по сторонам, как будто упорно стараясь не замечать этого – и мой случай тому явный пример. Глядя в недосягаемые глубины небес, мечтая о том дне, когда смогу вырваться из титановых клешней фатума и с этим городом меня будут соединять лишь только воспоминания, совсем не замечал цветов под ногами – приюта, где можно отдохнуть и, вполне вероятно, даже найти друзей. 
Как же люди порой слепы...
У меня никогда не было друзей. Так и не смог найти тех, кто близок мне по духу, а без этого, я думаю, узы дружбы недостаточно крепки. Должна существовать некая точка соприкосновения. Но иногда, если говорить честно, меня снедал вопрос: а не слишком ли многого требую от других? Быть может дело во мне самом? Вполне возможно, что правильный ответ «Да», на оба вопроса. Хорошо это или плохо, но в основном не чувствую себя чем-то обделённым, за исключением некоторых мгновений. Жизнь сама по себе никому ничего не должна. 
Почти дойдя до дома, решил немного посидеть на лавочке у подъезда. Возвращаться в четыре запущенные, провонянные алкоголем, мочой и рвотой стены не было ни малейшего желания. 
Я живу вдвоём с матерью, но она так часто пьёт, что, кажется, давным-давно забыла о моём существовании в этом мире. Хотя, разговоров по душам у нас с ней никогда и не было. 
Раньше она пила время от времени, впадая в недельные забвения, теперь же, для меня огромная редкость увидеть её трезвой, но и тогда мы не перекидываемся даже словом. 
Наблюдая всё это день ото дня, я потерял к ней уважение, но любовь всё ещё теплится в моём сердце, не смотря ни на что. Хотя матерью её может назвать только моё свидетельство о рождении.
Возможно ли питать привязанность к человеку, который истязал твоё тело, уродовал душу? Возможно ли питать любовь к мучителю, который в пьяном угаре способен пойти на тебя с кухонным ножом, а потом спокойно наблюдать за тем, как ты истекаешь кровью, пытаясь вызвать себе скорую, боясь что вот-вот потеряешь сознание и закроешь глаза навсегда? Ответ на эти вопросы гораздо сложнее, чем банальное «Да» или «Нет». 
А потом, когда в травматологии спрашивают, попутно накладывая швы, «Кто сделал это с тобой?», ты выкручиваешься, выдумывая мыслимое и немыслимое, чтобы уберечь мать от разборок с милицией, невольно морщась, когда  иголка в очередной раз протыкает твою напичканную лидокаином кожу.
Такое нельзя так просто забыть. Оно словно червь вгрызается в нутро, вклиниваясь в твои сны, мысли… Становясь неотъемлемой частью сознания.
И это далеко не всё, что мне довелось пережить за свою жизнь. Есть и многое другое, о чём даже не хочется лишний раз вспоминать. 
Но, иногда, подобные обрывки воспоминаний и образов, словно в неком стоп-кадре, внезапно накатывают, порой в самые неожиданные и неподходящие моменты: к примеру тогда, когда стою в очереди в магазине, просто иду по улице или отвечаю у доски. Чувствую как лава ярости растекается по венам неудержимым потоком… Ощущаю как вулкан, располагающийся где-то в грудной клетке, извергается, сжигая печень, почки, селезёнку, желудок, лёгкие, сердце, гортань, касаясь жаром нёба, а после достигает конечной цели – обволакивает каждый нейрон мозга. Остаётся лишь только пепел…
Подобные вспышки нельзя контролировать или предвидеть, невозможно остановить… Они внезапны и бывают у меня довольно часто. 
Пришлось повзрослеть раньше времени. Такой образ жизни, который веду, не позволяет оставаться ребёнком слишком долго. Нужно быть достаточно сильным, чтобы выносить удары судьбы, оставаясь при этом на ногах . Пока, я с гордостью могу сказать, что справляюсь.
Мой способ борьбы прост – смейся в лицо своим невзгодам! На зло всему и всем: недоброжелателям, Богу, проведению… Нужно позлить их хорошенько, показывая, что они недостаточно старательны. Опасные шутки, но мне нравится вкус риска. 
Может со стороны этот способ покажется дурацким, но я часто стою перед зеркалом, нацепив на физиономию глупейшую улыбку, и пытаюсь внушить себе, что счастлив. Как ни странно, но такая методика помогает обмануться, иногда. 
На землю стали спускаться сумерки, словно незримый небесный вождь постепенно приглушал свой ночник, извечно навязывая миру собственный распорядок бытия. 
Я не мог оторвать отрешённого, ничего не выражающего взгляда от огромной лужи, у которой бесновалась детвора. Для них это целое море, полное призрачных чудищ, обитающих в его глубинах. (По крайней мере, когда я был в их возрасте, мне именно так и представлялось.) В глазах малышей светился неподдельный восторг. Кто-то из них пускал самодельные бумажные кораблики, наперебой споря о том, чей же заплывёт дальше других; кто-то просто возил по воде палкой; кто-то наполнял водяные пистолетики и стрелял в поднимающих визг девчонок, которые изо всех сил пытались изобразить недовольную мину, чтобы показать, что, якобы, им не нравятся оказанные знаки внимания; а кто-то просто болтал руками в луже, обрызгивая всех и каждого мутной водой, под мелодичное звучание собственного смеха, словно тысячей светлячков пытающегося разогнать неумолимо наступающий вечер, когда родители, непременно, позовут всех по домам. Как же я им завидовал! Им всем! Завидовал чёрной завистью! Они так беззаботны, так счастливы! Почему мне не было суждено испытать подобные радости? Чем я хуже? Разве у меня кровь другого цвета?
Дома этих малышей может и пожурят за проказы, но тут же выкупают, накормят тарелкой чего-нибудь всусненького и уложат спать в мягкую постель, заботливо подоткнув одеяло и поцеловав на ночь. 
Что бы я только не отдал, чтоб оказаться на их месте. Но мне и отдавать-то, по сути, нечего. Что может предложить нищий оборванец, живущий за гроши, которые раз в месяц выделяет сердобольная тётушка, умасливая свою христианскую натуру, не давая сыну погибшего брата умереть с голоду?
Что могу предложить я, носящий одежду с чужого плеча, которого соседи из сострадания пытаются заманить в гости и впихнуть какую-нибудь подачку? Что может быть хуже, чем осознание того, что ты вызываешь жалость? Для меня – ничего. Иногда, от позора хочется спрятать голову в землю, подобно страусу. А лучше вообще ввинтиться в почву, как шуруп в ДСП. 
В минуты слабости и отчаяния, если уж говорить откровенно, даже были мысли о том, чтобы покончить со своей пустой и бессмысленной жизнью… Кому я нужен? Кто прольёт обо мне хотя бы слезу? Но каким бы я ни был сильным, для такого слишком слаб. 
Кажется странным, что многие говорят, будто покончить с собой могут только слабаки. Это не так. Точно знаю, что не так. Лишь действительно сильный человек, с железной волей и стержнем, может принять такой решительный и бесповоротный шаг, а не просто пугать других, и самого себя в том числе, вот этим «бла-бла-бла» о смерти. К тому же, я люблю жизнь. (Чего греха таить?) Люблю такую, какая она есть: со всеми её достоинствами и недостатками. И плевать на то, что она сама меня не очень-то любит.
Было бы очень печально, если бы больше никогда не смог увидеть дворняжку, которая уже как год живёт в нашем дворе и всё её подкармливают, время от времени. (Прямо как меня – промелькнула горькая мысль, застрявшая шипом где-то в горле.) Или не увидеть новой зелёной одёжки деревьев, которую они надевают каждый год, весной. 
В душе я чувствую себя стариком, хоть моя жизнь и состоит всего-то из семнадцати мгновений снега, первых цветов, палящего зноя и деревьев, игриво «танцующих» стриптиз, кокетливо шевеля ветвями на ветру. Всего каких-то семнадцать раз мне довелось увидеть волшебность чудес зимы, весны, лета и осени. 
Как мало прожил, но как много пережил… Тем не менее, во мне бурлит жажда жизни! 
Вот уже и поредело скопище, которое копошилось у лужи: кого-то за руку отвели домой, а чьи-то матеря позвали своих чад, просто выглянув из окна.
Двор стал погружаться в спячку. Но следующим утром всё оживёт: будут снова сновать люди, спеша утром на работу; играть дети… А я... Я как всегда предстану перед миром лишь в образе зрителя - мима, натолкнувшегося на невидимую стену… 
Нет! Нет! Так было до сих пор, но не теперь. Отныне я нашёл себя. Но как бы ни старался поверить, эта мысль кажется лишь глупой фантазией. 
Кафе и она… Никс! Я должен, просто обязан увидеть её снова! У меня не было никакого определённого плана действий, только лишь твёрдая уверенность в том, чего именно хочу.

______________________________________________________________

Мини-оглавление

Предыдущие части:

Грифон и Феникс, или У одуванчиков тоже есть шипы (часть первая)

Грифон и Феникс, или У одуванчиков тоже есть шипы (часть вторая)

Грифон и Феникс, или У одуванчиков тоже есть шипы (часть третья)

Продолжение истории:

Грифон и Феникс, или У одуванчиков тоже есть шипы (часть пятая)

Приятного чтения, друзья!