|
|
|
Дуэль №299. fhx82 и Кроатоан.
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 14
Замечания : 0%
CCXCIX
Кого-то убили, расчленили и развезли по разным помойкам. Ты говоришь: «Вот ужас!», а потом переключаешь на другой канал и спокойно допиваешь свое пиво. Где-то там, глубоко внутри, на мгновение ты допускаешь мысль, что на месте расчлененной жертвы мог быть ты. Но не задерживаешься на этой мысли. Она лишь скользнула по самому краешку твоего сознания.
Мацуо Монро.
fhx82 и Кроатоан
Проза
Жанр: не для слабонервных
Объём: свободный
8-14 сентября
И любила эта девочка в качестве подарков живую рыбу…
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 10
Замечания : 0%
"Больной мальчик"
- Петечка, вставай! – крикнула из кухни Валентина. – Уже в школу пора. Ты один ещё не встал.
- У-м-м. – простонал себе под нос Петя и накрылся с головой одеялом.
- Как!? Ты ещё спишь? – пришедшая через десять минут мама сорвала с него одеяло.
Петя лежал, поджавши коленки под грудь, и тяжело дышал.
- Я, кажется, заболел. – сипло произнёс он. – Зн-н-обит.
- Дай-ка. – она ввела мизинец ему в анус, подержала. – У тебя температура. Сегодня в школу не идёшь. Где только умудрился?
- Купались вчера. М-может, там.
- Может. – Валентина с тревогой и восторгом одновременно глядела на сына. – Хорошо, что я в отпуске – буду тебя лечить.
Весь день Валентина с бабушкой, Галиной Дмитриевной, выхаживали Петю, но тот всё разбаливался.
- Гляди, мать, чего я в киоске нашёл.
Иван Денисович протянул жене переложенную вдвое газету.
- Ну? – та непонимающе уставилось на него.
- Гляди. Тут про Машу написано.
- Какую Машу?
- Ну, маленькую такую, у которой ещё печень на аспирине была, и её пришлось вымачивать.
Галина Дмитриевна сморщила лоб.
- ?
- Ну, Ма-ша. – по слогам произнёс имя девочки Иван Денисович.
- А-а. Ну и что пишут?
- А это. – Иван Денисович торжественно развернул жёлтый листик. – Я со столба сорвал, прямо на остановке.
- Ба-а-аба-а-а. – слабо простонал Петя из-за стенки.
- Ой, Петечка-то заболел. – всплеснула ладошами Галина Дмитриевна. – Прям не знаем чего и делать.
- Да-а? – хитро улыбнулся Иван Денисович. – Внучо-о-ок, а я тебя сейчас повеселю! – он возбуждённо потрёс газетой в воздухе.
- Дедушка! – радостно, но слабо прокричал Петя.
– Вот слушай и угадывай. – Иван Денисович уселся на край постели. – Угадывай, про кого сейчас будет дедушка в газете читать.
Петя скосил на него мутные глаза.
- Вот слушай, милый, а угадаешь дедушка тебе минет сделает. – он надел очки. – Уважаемые граждане, к нам в редакцию обра… бла-бла-бла. Это мы тоже пропускаем. А вот. Нет! Нетнетнет! – замахал он руками. – Лучше я сначала зачитаю объяву, которую я со столба снял. Вот: «Люди добрые. 3 апреля 2011 года пропала девочка Маша восьми лет. Рост 130 см, глаза карие, волосы русые, собранные в хвост, была одета в красный сарафан и белые сандалии. Машенька одна у нас доченька. Случилась беда, и у меня больше не может быть детей. Машенька очень общительный и умный ребёнок. Можете прийти и посмотреть её дневник. На день рождения 3 июля мы подарили ей рыбку – коридорас-панда . Она назвала его Иваном. В это трудно поверить, но он не ест со дня её исчезновения. Пожалуйста, если кто-нибудь что-нибудь знает или видел. Пожалуйста. Любые деньги». Ну и дальше какое-то смешное имя да телефон.
- Слышите, как кричит. – глаза Галины Дмитриевны заблестели. – Как бьётся мать. – она с особым пиететом прожевала слово «мать». – Как скрипит её натруженная челюсть. Мх-аша пропх-ала.
Они с Иваном Денисовичем рассмеялись.
- Иван. – немо произнёс Петя, но его ни кто не услышал.
- А вот ещё, ещё читаю. – всё распалялся дед: - «Пропала девочка. Восемь лет, рост 130 см, глаза карие, волосы русые, была одета в красный сарафан «колокольчик» и белые сандалии. Редакция газеты принимает любою информацию по данному делу и гарантирует анонимность и вознаграждение».
- А-а-ах-аха-ха!
- У-у-уху-ху!
- Может, сообщим? – задыхаясь от смеха, сипел Иван Денисович.
- Пусть говно наше на экспертизу возьмут. Я думаю, им понравится в нашей выгребной яме!
- А потом Машиным родителям выдадут для захоронения.
- Аа-а-ха!
- Будут хоронить наше говно.
- Вот умора.
- У-у-у-у. Уморился.
- А ты куда кости её дел? – утирала слёзы с раскрасневшегося лица Галина Дмитриевна.
- Перемолол да огород унавозил.
- А-а, уже ж сезон. Я и позабыла. И череп?
Иван Денисович кивнул.
- Постой, дай-ка объявление. – она вырвала листок из его рук, бегло перечитала. – Да, точно – Иван. Тёска твой, Ваня. Это ж она карася этого звала. Ну, помните, когда агонировала: Ва-аня, Ва-а-аня. – она смешно пропищала девичьим голоском.
- Не карася, а коридорас-панда . – Иван Денисович учительски потряс в воздухе пальцем.
- Да насрать. А может она была верючая, ну, этого сословья жеребячьего? У них же символика рыбья.
- В смысле?
- Ну, ты что не видел? Рыбка на машине, на флажке, на майках.
- Дура ты – это ж сейчас эра рыб, вот они рыб и рису…
- А-а-а!!!!! – закричал Петя.
- Ну, вот гляди – Петечка порозовел. Ну? Лучше тебе, внучек?
Петя так смотрел на дедушку, будто впервые его видел.
- Ты хоть понял про кого статейка-то? - он лукаво подмигнул внуку.
Петя долго и тяжело молчал.
- Ну-у? Ну-у-у-у?..
- Ну-у, Петечка. – Галина Дмитриевна нависла над его лицом.
- П-про Машу, что ли?
- Вспо-омнил.
- Такие глаза не забываются. – едва слышно произнёс Петя и уже громче добавил: - Ба, де-ед. А-а… Маше было больно?
Те переглянулись.
- Умирать всегда больно. – улыбка не сходила с лица бабушки. – Больно до смерти. Каламбурчик такой получился.
- И Маше?
- А Маше было вдвойне больно – её же убивали.
- Мне очень понравилось тогда… в Маше. – с непреодолимой грустью произнёс Петя. – В ней было как-то уютно… по-домашнему что ли.
- Ну, Петечка… - Иван Денисович приготовился что-то долго и с выражением рассказывать.
- Мне показалось в ней непреодолимо наполенно. Я… я даже не заметил, как она умерла. Только когда к-кончил. Я н-не рассказывал, вы тогда все куда-то поразбрелись, а я с ней остался… а, когда кончил – она уже не дышала. Может, это из-за шарфа?
- Она просто умерла. – глаза Галины Дмитриевны сделались тревожными.
- Мда-а. – резко сник и дед. – Хотел внука повеселить, а по итогу…
- Она. Э-э-э… – Петя, словно бы не слыша никого, пытался поймать нужное слово. – Она была моя девочка. От запаха волос до скрипа позвоночника. Я понял это тогда, а сегодня узнал… об этом. Одно омрачило: она постоянно твердила о каком-то Иване. Я думал, это её первый.
- Это карась, внучок, всего лишь мокрый карась.
- Коридорас-панда. – часто закивала Галина Дмитриевна. – Всего ли…
- Не понял? – перебил её Иван Денисович. – Какой первый? В каком смысле?
- Она была вся в крови, даже глаза, если ты об этом. Бабушка! Дедушка! М-нне пл-лохо. Очень п-плохо. – Петя едва шевелил синюшными губами. – Звоните в школу, классной. Скажи, что б класс пришёл н-навестить.
- Весь класс!? – оживилась Галина Дмитриевна.
- Кла-а-ассная. – прожевал Иван Денисович.
Петя рванулся на постели:
– Я «больной мальчик»! Мне нужны все мои одноклассники!!! Эр-р-р! Эрорр!
- Эгр-р-р! – зарычал Иван Денисович.
- Ры-ы-ы. – утробно завыла Галина Дмитриевна.
- А вдруг у него воспаление лёгких? – с тревогой перешёптывались Валентина с Галиной Дмитриевной, сидя в кухне.
- Он вообще странный какой-то. Может, у него воспаление мозга?
Они дружно рассмеялись.
- Тут дед ему статью прочитал про Машу, ну которую Семён привёл. Родители её, короче, ищут. А Петечка чего-то в лице попеременился. Городить стал чёрти что.
- А вдруг это пищевое? – Валентина похлопала себя по животу.
- Или гниёт что внутри. От этого тоже температура может быть.
- Мама! – Петин слабый крик оборвал «ликбез».
Уже следующим вечером семь Петиных одноклассников, девять одноклассниц и классный руководитель теснились в узкой прихожей. Робкие жались к стенам, те, что пошустрее заглядывали в приоткрытую дверь.
- Петечке нельзя резких звуков, поэтому пока сдайте мне свои мобильные телефоны. - Галина Дмитриевна с бордовыми от слёз глазами встала в дверях. – Мы рады вас видеть. – железно произнесла она, словно бы в рупор. – Но у меня в доме я попрошу соблюдать порядок. По одному прошу. Сначала классный руководитель. И не шумите, Петечке очень плохо. – она чуть было не сорвалась на плачь, но сдержалась.
Дети заметили это и сконфужено потупились.
- Здравствуйте, э-э-э, Галина…
- Дмитриевна.
- Здравствуйте Галина Дмитриевна. – классная переступила порог.
- Мобильный. Проходите в зал. Там кресло.
Потянулись дети, Галина Дмитриевна терпеливо складывала телефоны каждого в лукошко.
Спустя полчаса все уже сидели у Петиной постели.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 10
Замечания : 0%
- Петенька, ты обязательно поправишься. – колокольным голоском говорила Евгения Викторовна, классный руководитель. – Я вчера, когда перед сном молилась – просила боженьку нашего Иисуса Христа за твоё здоровье.
- Вы так добры к нам, Евгения Викторовна. – застенчиво мял носовой платок в руках Иван Денисович.
- Бог гомосексуалист? – сама себе сказала Галина Дмитриевна и криво улыбнулась. - Мужественный выбор.
- Ну что вы, я же классный руководитель. – пылала огнём двадцатилетнего идейного педагога Евгения Викторовна. – Я люблю и очень беспокоюсь за вверенные мне души.
- Петька, держись, мы с тобой. В воскресение служба, мы всем классом с Евгенией Викторовной идём, и мы попросим у боженьки для тебя исцеления. – потряс в воздухе сжатым кулачком пухлощёкий Сергей.
- «...блаженны неплодные и утробы не родившие и сосцы не питавшие». – всё бубнила и ухмылялась Галина Дмитриевна, всеми силами сдерживая себя, чтобы не рассмеяться.
- Спасибо, Серёжка. – пролепетал Петя и двинул желваками.
- С Евгенией Викторовной? – прыснула смехом Галина Дмитриевна.
На неё непонимающе посмотрели.
- В горе, в горе. – тяжело покачал головой Иван Денисович и жестом указал жене выйти.
- «Ибо женщины недостойны жизни». – сказала она.
- Простите? – сощурилась классный руководитель.
- Нет-нет. Я так. – потупилась Галина Дмитриевна и, не сдержавшись, расхохоталась. – Простите, стресс, внук болеет, ах-х-а-ха, ой простите, просто вы идёте в церковь, а я вспомнила слова из книжки этой, ну, что жиды придумали, там, короче, пишут: «Ибо женщины недостойны жизни». Это какой-то жид ,якобы, говорит какому-то другому жиду, а другой ему и отвечает, что Мария станет духом живым, подобно мужчинам, «...Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в Царствие Небесное». Аха-ха. Ну, как-то так. Простите, простите...
Евгения Викторовна в волнении сняла очки и стала их протирать.
- Понимаете, какая петрушка. – продолжала Галина Дмитриевна. – То, что женщина это человек, разумеется, в контексте выбранного вами вероисповедания, было решено голосованием. Вспомните историю: Никейский собор… Ну, вспоминайте «за», «против»?..
- ?
- Хотя, что я вас пытаю, вы ж не то, что Библию не читали, так вообще никакими сопутствующими материалами не интересовались. У вас же есть вера, этого достаточно. Так вот, пополняю бреши в вашем дешёвом христианском багаже – то, что женщина является человеком было решено в результате голосования священнослужителей на Никейском соборое – 218 – «за», 2 – «против». А мотивом этого решения послужило то, что наибольший процент прихожан – это женщины, а прихожане – это деньги, не бог весть какие, но на хлеб с маслом хватит. А вообще для начала я бы порекомендовала вам почитать книгу, которая написана для тех, кто написал книгу для вас, Евгения Викторовна, – Талмуд. Слушайте православные и думайте: «Подобно тому, как человек превосходит животное, евреи превосходят все народы на земле». «Еврею можно бросить кусок мяса собаке, но отнюдь не дарить его христианину, так как собака лучше христианина». «Мужчина может делать со своей женой всё, что ему нравится, как с куском мяса от мясника». «Одни евреи достойны названия людей, а гои, неевреи, происходящие от злых духов, имеют лишь право называться свиньями». «Имущество нееврея подобно покинутой вещи, его настоящий владелец еврей, который первый его захватит. И это справедливо, ибо Бог дал евреям власть над жизнью и имуществом других народов». «Жизнь гоев, о, еврей, в твоих руках, тем более их деньги». «Лицемерие допустимо в том смысле, что еврей должен казаться вежливым относительно нечестивых, пусть оказывает им почтение и говорит: “Я вас люблю”. Это дозволено лишь в том случае, если еврей имеет нужду в нечестивом или имеет основания его опасаться; в противном случае это является грехом». «Запрещается возвращать гою им утерянное; возвращающий гою потерянное не найдет милости у бога». «Там, где написано “Не делай вреда ближнему”, не говорится “Не делай вреда гою”». «Произнося клятву, про себя можно оговорить такие условия, при которых клятва не будет действительна. Талмуд разрешает поступать таким образом всякий раз, когда какая-либо гойская власть требует от еврея принятия клятвы». «Еврей совершает доброе дело, когда убивает вольнодумца, неверующего, который отрицает учение Израиля, равно и того, кто сделался гоем». «Что касается Талмуда, то мы признаем его безусловное превосходство над Библией Моисея». «Проходя мимо разоренного храма гоев, каждый еврей обязан произнести: “Слава тебе, господи, что ты искоренил этот дом идолов”». “Еврей всегда вправе нападать на христианина и убивать его вооруженною рукой. Евреи, которые благодаря положению, ими занимаемому, имели бы к этому возможность, настоятельно обязываются предавать публичной казни всех христиан под тем или иным предлогом»…
- Галина, выйди. – побагровел Иван Денисович. – Эта твоя ересь никому тут не интересна.
- Ересь? – ухмыльнулась она. – Ересь, в переводе с греческого – учение. А учиться никогда не поздно.
- Ребята вот тебе посылочку собрали. – Евгения Викторовна, настороженно косясь на Галину Дмитриевну, поставила на край кровати пакет с фруктами. – И Егорова с Иртышовым собирали и очень извинялись, что не смогли быть. У Иртышова бабушка при смерти.
Галина Дмитриевна глубоко вздохнула.
- Да, всё так невесело. – глубокомысленно произнёс только что вошедший Николай, отец Пети. – Если не умирают, то болеют, если не болеют, то умирают. – и праздно, даже в чём то неряшливо обратился к дедушке: – Всё в порядке, всё заперто.
- Хорошо сынок. – прикусил нижнюю губу Иван Денисович. – Всё готово, мать. – толкнул он плечом Галину Дмитриевну.
Евгения Викторовна удивлённо на них посмотрела.
- Если вы собираетесь нас угощать, то не стоит. – нервно улыбнулась она. – Такую араву поди угости. Мы ещё с минуту посидим и пойдём. Вы не волнуйтесь.
- Евгения Викторовна. – в дверях показалась Валентина. – Я мама Петечки. Можно вас на два слова. – она прикрыла рот платком, ноздри её затряслись. – Понимаете, меня очень волнует его успеваемость по математике. – не отнимая платка ото рта, стала монотонно говорить она, как только они вышли из спальни. – Петечка ведь гуманитарий. Для него точные науки – гвоздь. А учительница по математике, похоже, этого не понимает и требует с него слишком строго.
- Понимаете, Валентина, Клавдия Ивановна очень опытный педагог и ей, как мне каж…
Вдруг Валентина не выдержала и рассмеялась.
- Что с вами? – классная с тревогой уставилась ей в лицо.
- Дура. – послышался из темноты голос Николая.
- Что проис?..
Её вопрос оборвал увесистый удар топором по затылку и в спину между лопаток. Евгения Викторовна глухо шлёпнулась на пол.
- А-а-ах-х-хаа-а-а. – уже не скрываясь, хохотала Валентина.
- Дура. – уже по-доброму пожурил её Николай и вытер окровавленное топорище о волосы девушки, отложил топор, перевалил труп на спину и толстенным железнодорожным ломом стал крошить ей зубы. – Давай, т-тварь. – Николай слизнул проступивший над губой пот. – Зря! Зря!
- Что зря!? – кричала и возбуждённо тряслась Валентина.
- Усы зря сбрил! На! Н-на! – лом всё чаще взмывал к потолку.
Выкрошив, он пальцем выгреб из-за щёк получившуюся кашицу, оторвал остатки губ, языка, десны. Острые кусочки он засунул себе в анальное отверстие, губы с языком в рот.
- Повевжи, мивая. – Николай отдал лом жене. – Напвавяй.
Встав на четвереньки и изящно прогнувшись, он насадился анусом на лом. Валентина страстно, словно половым членом задвигала инструментом.
- Плюс-плюс!!! - кончив, заорал Николай, за волосы подтащил к себе труп, впился с языком в беззубый рот, поездом подмял его под себя, сорвал юбку и бельё, ввёл – кровь порванной плевы окрасила член…
- Нужно позвать Евгению Викторовну. – скучающе пробормотала Аля, девочка в очках и с волосатой родинкой на щеке.
Петя приспустил с себя одеяло, откинул штору, застонал, глубоко всосал воздух, закатил и тут же плавно закрыл глаза. На его оголившейся груди блестела жестяная табличка: «Акилин Пётр Николаевич. 07.04.1999 - 03.04.2011г. Трагически погиб». Над спинкой кровати из-за откинутой занавески выглядывал грубо сваренный чугунный крест.
- Петя? – вытянулся в лице Слава Поскрёбкин.
- Что там? – навис над его плечом Герасим.
- Там Петина фамилия. А-ки-лин.
В комнате поднялся гул, кто-то неаккуратным движением опрокинул торшер, с кровати упал пакет с фруктами, покатились апельсины. Дети переглянулись.
Аля бросилась к двери, но тут же остановилась.
Дети, как один замерли. В углу, едва заметная в полумраке сидела Галина Дмитриевна. Глаза её были закрыты, веки синюшны. Спину подпирал сбитый из нетёсаных брусков крест с табличкой: «Акилина Галина Прохоровна. 17.05.1951 – 03.04.2011. Трагически погибла».
- А-а-а. – забилась в истерике Марина Паршина и заметалась по комнате.
- Успокойся!
- Успокойте её.
- Марина, успокойся!
- Паршина!
- Поймайте её! – брызнула слезами Аля и обхватила себя за плечи, словно бы ей вдруг резко сделалось холодно.
- Сашка! На тебя! Лови!!!
- А-а-а. – Марина по касательной протаранила Сашу, запуталась в ногах и юзом понеслась в ребят.
- Стой, стой же! – Игорь Лапатин, словно сеть набросил на неё первое попавшееся под руку пальто и повалил на пол.
- Тащите её из комнаты!
- Девочки, что происходит? – бледнея на глазах, прошептала Аля и опустилась на коленки.
Зал оказался ещё более скудно освещён, чем Петина комната. Только сейчас ребята заметили, что по углам и за дверью стоят перевязанные канатами сосны. Массивные подпиленные у потолка стволы продавливали половицы и, наваливаясь на шкафы, едва заметно покачивались.
- Гляди. – задрал голову Слава. – Верёвками что ли привязаны?
- Ага. Вон то к карнизу привязано, видишь, как прогнулся.
- Ребята отойдите. – Герасим жестом отстранил товарищей от сосны. – Ещё повалится.
- Не повалится. – пискнула Марина. – Там ещё две верёвки, вон в тени, они за батареи прикручены. Так чт…
- Тихо! – замахал руками пухленький Игорь. – Смотрите…
В сумраке у шкафа загороженная двумя приваленными друг к дружке соснами сидела Валентина. Растрёпанная, в перекрученном платье она напоминала выброшенную на помойку куклу. Всклокоченные волосы прятали лицо и спадали к промежности. На кресте, что торчал у неё из-за спины, висела табличка: «Акилина Валентина Ивановна. 13. 07. 1960 – 03.04.2011. Трагически погибла».
Тянулись долгие минуты неопределённости. Марину по-прежнему колотило, она укуталась в шубу и, не переставая, всхлипывала, Саша вышагивал по комнате, словно циркуль, прямыми длинными ногами, Слава Поскрёбкин с любопытством рассматривал, как крепились деревья, Аля Комкова словно зачарованная глядела на Валентину, Герасим бормотал про себя что-то несвязное…
- Ставни закрыты снаружи. – оборвал тишину Гена Заболотный, самый крепкий и развитый из ребят.
Аля медленно перевела взгляд с Валентины на Гену.
- А как ты думаешь, Петя действительно умер? – коротко спросил Слава.
- Я вообще не могу понять чё творится. – развёл руками тот. – …..я какая-то нездоровая.
- А где его дед? Может, он придёт и всё объяснит?
- И отца его не видно.
- Там написано – 03.04.2011.
- А сегодня какое?
- Седьмое апреля.
- Может, они в магазин вышли?
- Тише, тише вы. – взмолилась комариным голоском Зина Прошко. – Я их боюсь…
- Или на почту… - в полголоса рассуждал Слава.
- Может быть…
- Почему на почту?
- Мой отец в это время всегда на почту ходит. – деловито сказал Гена.
- Зачем?
- Не знаю, он не говорит.
- Ребята, глядите… - глухо произнёс Эдуард и пальцем указал на что-то смоляно чёрное, прятавшееся в сосновых лапах. – Ворона.
- Кар! – вдруг отчётливо издала звук Валентина, но осталась неподвижна.
Девочки завизжали, Марина рухнула на пол и поползла обратно в Петину комнату, Сергей, Саша и Герасим выскочили в кухню.
- Какого ….. !? – вдруг взорвался Гена Заболотный. Подскочив к Валентине, он с силой вцепился ей в волосы и поволочил на свет. Железный крест рухнул ей на спину, табличка отпала. – Ты! Ты-ы-ы-ы! – ревел он ей в лицо.
Но Валентина не реагировала, из расцарапанной щеки показалась капелька крови. Дети стояли не шелохнувшись.
- Что там? – из кухни показалось испуганное лицо Герасима.
- Женщина! Женщина! Что вы делаете!? Что происходит?! – Генино горло сжали слёзы. – Отвечайте. – он стал пальцами разлеплять ей веки, затем ударил кулаком в лицо, вырвал из уха серёжку. – А-а-а! – в беспомощности закричал он и выбежал на кухню.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 10
Замечания : 0%
Воцарилась гнетущая тишина. Валентина осталась лежать посреди комнаты придавленная крестом. Из разорванной мочки на пол падали мелкие бисеринки крови.
- Тут сок. – так же глухо, как про ворону сообщил из кухни Эдуард. – И-и-и… Петин папа, кажется…
Николай сидел за заваленным тортами, пирожными и коробками с вином столом. На груди его поблёскивала табличка: «Акилин Николай Иванович. 08.11.1967 – 03.04.2011. Трагически погиб».
- Вроде тоже… того. Не знаю, что там с ними. – прошептал Сергей.
- Подожди-ка. – Гена взял швабру и ткнул древком Николая в лицо. Тот повалился на спину, задел плечом сосну и на пол сухо шлёпнулись два чучела ворон.
- Идиоты! Идиоты! Идиоты! – послышалось откуда-то издалека.
- Кто? Кто кричит!?
- Кажется, Маринка.
- Паршиной голос.
Гена, Эдуард и Саша бросились на шум и замерли в дверях – Марина остервенело царапала ногтями Пете лицо.
- Идиоты! - она стала слабыми ладошками мутузить его по щекам.
У того уже была порвана ноздря, рассечена губа и вытек один глаз. А она всё драла его и орала:
- Идиоты, идиоты, идиоты!
Спустя час, когда стало ясно, что все выходы заперты, Петин дедушка не придёт, потому что сидит в туалете с табличкой: «Акилин Иван Денисович. 02.01.1945 – 03.04.2011. Трагически погиб», а объяснения происходящему найти не получается, дети, постепенно перебравшись за стол, стали есть торты и запивать, за отсутствием какой бы то ни было жидкости вином.
- Слушай, Сань. – быстро захмелевший Эдуард наклонился к уху Саши Баранова. – Слышь, я не знаю что делать. Живот скрутило, ……… . А-а в туалете этот, ну, дед. Страшно. Пошли со мной. Я уже не могу терпеть.
- Блин, Артёмов, стрёмно.
- Ну, пожалуйста, мне больше некого попросить.
Саша наморщил раскрасневшийся от алкоголя лоб:
- Ладно. – поднялся он. – Только ножа какого возьму.
Но ничего режущего, кроме пластмассового ножечка для торта в доме не оказалось.
- А может ты его, того, шваброй, как Генка этого. – Эдуард кивнул на лежавшего под сосной Николая.
- Так Генке и скажи! Чего ты ко мне доцепился !?
- Он… он. – замялся Эдуард. – Он высмеивать меня будет… перед девками.
Пока они разговаривали, к ним подошёл Герасим.
- Слышь, пацаны. – нервно затараторил он. – Вы поссать не хотите? Где тут сходить? Все углы облазил.
- А ты в рукомойник. – нервно хихикнул Саша.
- Т-там все… сидят. Как я при н-них?..
Из коридора вышел Игорь Лопатин и быстрым шагом направился к ним.
- Пацаны… – начал было он, как его издевательски перебил Саша:
- Чё, Лопата, тоже дед мешает?
- Смотрите. – изумлённо выдохнул Эдуард.
Вокруг стола всё нарастало движение: потерявшие от спиртного координацию и от подсыпанного слабительного разум дети падали со стульев, расползались по углам, корчились в страшных судорогах. Полина и Зоя по кличке «Плюшка» спали, уткнувшись друг в друга лицами, Сергей Лобко с методичностью маятника нервно вышагивал у стены, Катенька Пыщ, Суховей Даша и Таня Комарова сидели бледные как мел, уставившись в одну точку.
Тут Полину стало рвать. Она выскочила из-за стола, сделала два шага и, плюхнувшись на колени, снова стошнила, из-под юбки у неё потекла жижа. Запахло поносом. Вскочила из-за стола внезапно проснувшаяся «Плюшка» и пулей вылетела в коридор.
- Он привязан! – не своим голосом завизжала она из коридора и истошно «по-взрослому» завопила.
Подоспевшие на крик ребята увидели, как «Плюшка» вцепившись в ворот Ивану Денисовичу, безрезультатно пытается стащить того с унитаза.
- Ы-ы-ы-ы, уыр-р-р-р. – ревела она, с каждым рывком заметно теряя силы, вдруг она замерла, пошатнулась и, едва успев одним ломаным движением скинуть штаны, налила поносом на стену.
- Фу-у. – особенно впечатлительная Полина выбежала из коридора.
- А ванну, в ванну.
Скрюченный от боли Эдуард распахнул дверь в ванну, повернул выключатель, лампа взорвалась. Он вскочил в тёмное помещение, послышалось бульканье и журчанье и тут же его истошный крик. Без штанов и трусов Эдуард помчался в кухню, где, уже отдышавшись и закутавшись в простыню, рассказал, как насрал кому-то на ладони.
- Л-ладони л-ледяные т-такие. – дрожа всем телом, говорил он. – Н-наверно, один и-из н-них. Только г-глаза у н-него, к-кажется, открытые б-были. Я н-не помню. Б-б..я. Как ж-живот крутит.
- Иди в зал. Там уже все посрали. – устало, голосом восьмидесятилетнего старика произнёс Саша.
- Вонища, …….. .
- О, а это кто? – Эдуард уставился на охристую жижу, наваленную прямо посреди кухни. – …….. было здесь срать? Это от неё так воняет. С зала так не несёт.
- Паршина, насрала, так убери, и в правду. Воняет. – капризно произнесла Аля и демонстративно отвернулась к окну.
- Она напила-а-а-сь. – вдруг раскатисто рассмеялась Таня, повалившись на полулежавшую на стуле Марину. – А-аха-ха-а-а-а-а-а-а-ха-а-а. О-о-о-оха-ха-а-а.
Глядя на неё, рассмеялись и остальные.
Через два часа практически все были вусмерть пьяны. Не разбирая дороги, полз в туалет Слава Поскрёбкин, Марина спала у сосны, неприлично раскинувшись и сипло храпя, под торчавшими из-под стола ногами Тани расползалась лужа мочи, запрокинувшись, спал Сергей Лобко, остальные ребята были уже мертвы.
- Карр-р-р-р. – послышалось из зала.
- Ка-а-ар-р-р. – вторило ему из туалета.
- Ка-а-а-ар. – глухо отозвалось из Петиной комнаты.
- Кар. – колко и резко произнёс показавшийся в дверях Иван Денисович. – Кар. – он наклонился над Мариной, стёр с её бедра фекалии и облизал ладонь.
- Карр-р-р. – Валентина закружила по комнате с крестом наперевес.
- А-аы-ы. – стал отмахиваться от происходящего пьяный Сергей.
Из ванной комнаты вышел Семён, Петин старший брат. В руках его был зажат раскалённый прут. Галина Дмитриевна с Петечкой тащили труп классного руководителя.
- Дед, хорош гуляться, готовь основу. – прохрипел Петя и поморщился от боли – засохший белок глаза свисал у него со щеки.
Иван Денисович тем временем вылизывал Марине анус.
- Давай, давай. – подгоняла его Галина Дмитриевна.
Все вместе стали стаскивать детей в центр комнаты и складывать в квадрат. Те, что были ещё живы, вяло ворочались. Кто-то уныло постанывал.
- Семён, твой выход.
Встав на детские тела и ловко балансируя, Семён раскалённым прутом стал выжигать им глаза. Глаза шипели – дети, те, что успевали прийти в себя, хватались то за прут, то за лица. Орали. Мёртвым он втыкал прут глубоко под бровь, пронзал глазницу и толок мозговое вещество. Комната наполнилась копотью и воем.
- А-а-аха. – заливался хохотом Семён. – А ну-ка цыпочка! – он прицелился и всадил раскалённый прут перевалившемуся на четвереньки Сергею под основание черепа, выбил атлант и, вставив прут в черепное отверстие, винтовыми движениями перекрутил тому голову.
Сергей вытянулся в струну, да так и застыл.
- Они больше нас не видят. – Семён отбросил прут и отёр испарину со лба.
Его сменил Иван Денисович.
- Ну, черви слепые – к столу!!! – взревел он и вскинул шланг.
С острым шипением из шланга вырвалась струя огня. Стены заогонировали алыми рефлексами, заплясали тени. Иван Денисович, словно скальпелем полоснул струёй по вяло копошащимся детям. Те оглушительно завизжали, затем как-то одновременно стихли, и комнату оглушило потрескивание и шкворчание кипящего жира. Запахло жареным мясом и палёными волосами.
- Иди сучка. Для тебя всё готово. – он рукой поманил труп Евгении Викторовны. Тот, подпираемый с обеих сторон Галиной Дмитриевной и Валентиной уже стоял у «чёрной постели».
- Иди, дрянь! – Петя грубо толкнул труп классной на «постель».
Та с чавканьем повалилась в кипящий детский жир и кровь.
- Брачное ложе, как романтично. – растроганная Галина Дмитриевна смахнула скупую слезу.
– Сейчас ты станешь женщиной. – Петя надел себе на член полую засушенную крысу, проволокой прихватил её острый хвост к мордочке, сделав что-то наподобие пики, и, обжигаясь о ещё кипящие тела одноклассников, взошёл на «постель». – Сейчас, милая, нужно уметь терпеть. Это не должно происходить впопыхах. Это ж ни какая-то собачья свадьба. Это наше с тобой крещение.
Морщась, Петя встал коленками в дымящийся жир, пристроил крысу и… ввёл. Хвост тут же продрал Евгении Викторовне преддверие, и кровь обагрила сухую крысиную шёрстку. Кончив, Петя съел крысу.
- Ну, что, сынок, пожрал – дай другим.
С этими словами Николай с Иваном Денисовичем вытащили с погреба шестиметровую пилу дружбу и, пристроившись, стали пилить «постель-пирог» на части.
- Мне, чур, с головой. – в нетерпении притоптывала на месте Галина Дмитриевна.
- А мне… мне с п……..ой .
- А мне…
- Цыц! Тихо всем. – махнул рукой Иван Денисович. – Как распилим, так и распилим. Думаете, легко?
Спустя полчаса все сидели в зале, каждый у своего куска.
- Ха. – Петя извлёк из бурой массы чей-то таз с обрезанными ногами в соплях от расплавленных рейтуз. – Кажись, Танька Комарова – у неё шрам тут был на боку, ожог.
- Ну так и п….би, сынок. Сожрать всегда успеешь.
И все стали дружно и весело, словно бы собирая гигантский пазл, выискивать у себя в еде половые органы или фрагменты лиц и совокупляться с ними.
- С-с..ка. Трепло! Я всегда тебя ненавидел! – орал пьяный Петя на чей-то лоскут. – Гнида!! Батан!!!
- Дай-ка мне этого батана. – не менее пьяный Семён тянул перепачканную кровью и жиром руку брату.
- На! Можешь насрать ему в голову.
- Аа-а-х-ха-а.
- Насри мне на голову. – Галина Дмитриевна двинулась к внукам, но запуталась в ногах и упала Ивану Денисовичу на его кусок «пирога».
- Ну, мать, ты нажралась. – водил осоловелыми глазами тот.
- Насрите мне на голову. – пьяно бормотала она в мясо.
Иван Денисович подполз к ней, навис раком и стал испражняться, но не удержался и сел ей наголову. Стены содрогнулись от смеха.
- Счас. Пжди. Пджди. – Петя тоже не в силах держаться на ногах пополз к ним и попытался вернуть деда в исходное положение, но едва приподнял того на колени, как почувствовал, что сзади на него заполз отец, ввёл член и стал сношать, спереди подошёл Семён и засунул член ему в рот. На ощупь подмяв под себя дедушку, Петя вошёл в его тёплое от только что случившейся дефекации анальное отверстие и с наслаждением задвигался, подчиняясь ритму задаваемому отцом.
- Семья. – булькала в тёплое мясо баба Галя. - Громкий ужас. Преобладание дня. Стены каморы серые, как мёртвый новорожденный. Наш дом – эдем. Тот же жёлтый раппорт, те же тени мертвецов. Тот же запах. Г-гарь! – она чвакнула кулаком по жиру. – Тварь – подземное скопление чудищ-щ-щ, три богатыря добродетели на одном теле. П……а, анус и рот. Поэзия разврата. Мать за обеденным столом – позорная старость, гипертрофия. Эх, Иван-Иван, а я ведь любила тебя… Лесное отчаяние, как крик паутины – свидетельницы убийств своего создателя, своего хозяина, своего всего – паука. Моя голова, если наблюдать её сверху, похожа на спинку самки паука, хм-х-а-а-а. – баба Галя перевалилась на спину. – А когда я вспотею, то она похожа на поросшую щетиной взмыленную головку полового члена. Ста-а-арые мы… А эта комната похожа на очки Чехова – мд-да, такая же зверская. Он был настоящим сумасшедшим. Нужно поставить памятник его правой руке, через неё он разговаривал. Деревья у пруда вымахали статные, знойные, с курчавыми головками…
- Гляди, ха, как мать-то понесло. – едва ворочая языком произнёс Николай.
Петя замер, будто вспомнил что.
- Да ты соси-соси. – Николай нежно хлопнул сына по щеке.
- …придёт время и они пойдут в школы. – продолжала вещать Галина Дмитриевна. – Влагалища будут преть в узком пространстве между ними и скамейками. Ранцы опухнут от книг, как моя голова от пустоты и чрево от удовольствий. Как подчинить себя сну, сыну? Может, просто не спать. Карельские камни – чёрная икра на губах у павлина. Он распростёр свои перья и плачет сквозь клюв, кричит, ломая зубы и головы нам, посетителям зоопарка. Как ломят мою голову воспоминания, возненавидения, хлам у обочины моего початка. Вот мы гуляем у речки, вот я беру твою руку и без слов откусываю тебе мизинец…
Петя с трудом выполз из-под пьяных совокупляющихся тел, подскочил к бабушке, бешено уставился ей в лицо, пальцами разлепил веки – та спала.
- …после этого уже нельзя не убивать и не насиловать. – едва разборчиво мямлила она. – Можно убивать и насиловать…
- Бабушкар-р-р, сейр-рчаср-р-р. – не своим голосом прорычал Петя. – Сейчасхр-р-рхр, бабушка-а-аххр!
Вернулся он уже с топором, огромный колун размером с тело новорожденного волочился за ним по залитой кровью ковровой дорожке и казался неподъёмным.
- Бабушкахр-р-р-рх-х-х… Бабушкахрр-р-р-рр!!! – тужился он, не в силах оторвать колун от пола.
- …убивать и насиловать можно. – она перевалилась на бок и поджала под себя коленки. – Жёлтая комната, похожая на первоклашку – такая же безумная и неразвитая. Хи-хи. У неё есть будущее, хи, оно на крови, как фонтан на земле, как озеро на земле, как Луна-а-а-а… На земле, как на земле Я. Чёртов ковёр. Он иссиня фиолетов, как глаза той, кого я уже больше не увижу никогда. Вкус её носа, мочек ушей, её клитора навсегда останется у меня во рту – сладкий, несколько терпкий. И во-о-о-от шумит о-о-о-он!!! – непонятый, недоступный лес. Братьев. Гримм-м; наполненный великанами и людоедами, матерями-убийцами, говорящими птицами, кустами, деревьями, как моя голова червями. Отчего, когда в лесу буря, под землёй людно? Я отняла себе пальцы, отняла правую ногу, губу отняла, отняла у соседки по парте дневник и наблевала на его девственные страницы! Я отняла у себя детство и старость – оставила лишь сырость недоразвития, непринятие себя в себе. Я девственный дневник, в который сама же наблевала. Сожгите меня! Мне стыдно!!! Со-о-ожгих-х-х-х-ха-а-а-а-а-аа-а-а-а-а-а-а-а-а……………………………………………………………………………………………………………………………………………
Петя опустил увесистую голову топора бабушке на плечо. Та страшно изогнулась и скороговоркой забормотала:
- Неряшливая комната, неубранная постель в оранжевой простыне смята старушечьими морщинами и смотрит так же холодно недоверчиво. Я сейчас лягу не неё и стану не спать не тспать не измятом лице тстарухи как это нужно ночтью. Нужнее чем твода чем теда чем тдефикация просто нужно не спать на лице у старухе и всё придёт ткак приходит старость, тихая и болезненная, как смерть, тихая и лесная, как приходит со службы старший брат и заставляет тебя делать ему минет, как приходят уродцы Босха и бьются у тебя во рту, как приходят видения и тут же забываются. Позвольте родам завершиться – то боги идут. Шаг-топ, шаг-топ. Если бы я тбыла тболотом я бы сожрала вселенную. Роди мну…
Топор расколол Галине Дмитриевне череп.
- Том патологоанатом
Том берёт работу на дом
И у Тома потому
Очень людно на дому.
Петечка проговаривал известную ему с детства считалочку и ритмично, методично, безэмоционально рубил своего брата, отца, мать, дедушку, недоеденный девятисоткилограммовый пирог из одноклассников, труп Евгении Викторовны, Машину боль, боль Ивана, снова бабушку, брата…
- И-и, ух, у Т-тома п-потому
Ху-у-у. – тяжело взмывал в воздух топор.
Очень х людно… н-на дому…
Тхом бер-рёт р-работу на дом…
Ух-х…
К полуночи к дому подъехали милицейские машины, послышались настойчивые удары ногой в ворота, возня и перекрикивания. Петя собрал в вёдра то, что осталось от голов одноклассников и вышел во двор.
- Я сейчас! – крикнул он.
В ответ послышались встревоженные голоса:
- Эдик-сынок.
- Марина, ты там?
- Сла-а-ав-а-а-а!
- Я… с-сейчас. Мы с-с М-машей… м-мы с-сейчас… – Петя вывалил содержимое вёдер на траву, отыскал голову Славы Поскрёбкина и перебросил через забор.
Десять секунд стояла гробовая тишина, затем вздох и истошный вопль. В ворота стали ломиться. Что-то неразборчивое затрещало в репродукторе.
- Сейчас, сейчас я. – как заклинание бубнил Петя себе под нос и перебрасывал головы через забор. – С-сейчас я, йа с-сейчас, йа уже, сейч-час я…
Выбросив за забор последнюю голову, Петя топором вскрыл себе вены, как мог, перерезал шею, выдавил оставшийся после Марины глаз и на ощупь бросился в колодец. Склизкие стены колодца, словно родовой канал пропустили его через себя, вода ледяною массой сомкнулась над ним, всосала, вытолкнула, снова всосала и, окрасившись кровью, топорами остановила его последнюю игру, игру в «больного мальчика».
Том патологоанатом
Том берёт работу на дом…
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 827
Замечания : 0%
Рассказ удален по просьбе автора
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 10
Замечания : 0%
Привет, Кро. Рублю с плеча  - твоё произведение Мне Не Понравилось. «Понравилось и не понравилось» - это не категории, поэтому буду сейчас подробно разжёвывать. Начну издалека. Я внимательно читал твою работу, ежеминутно оттягивая себя за лысую голову от желания наброситься на комментарии. К сожалению, мне сразу пришлось уйти по делам. Я целый час анализировал твой текст, прикидывая, как и что писать в комментарии (не имея физической возможности ). Много всего надумал, но к тому времени, как пришлось писать, большая часть из головы улетучилось. Буду собирать по крупицам. Прости, если некоторые мысли будут отрывочными.
Огромный плюс твоей работе, да и остальным выложенным на сайте – это умение грамотно создать композицию: небуквально начать, художественно обобщить главное действие и поэтично закончить. Я считаю, что это то качество, которому творца невозможно научить. Это как в живописи – художника можно обучить основам композиции, обучить ремеслу, но создавать произведения искусства его никто не научит. С этим рождаются. В этом плане у тебя всё более чем в порядке. Ещё один плюс – в твоём произведении (в отличии от моего ) есть конкретно обозначенная идея, философия и позиция автора. Только вот беда в том, что отношения к творческому продукту настолько субъективны, что любой плюс можно с лёгкостью переделать в минус и наоборот. И не редкость, что обе стороны будут правы.
Что касательно твоей работы, первое, что «вытолкнуло» меня из текста – ты слишком активно и детально развиваешь довольно общеизвестную тему. Ты негодуешь, ты злишься, ты не желаешь с этим мириться. Ведёшь себя так, будто только что увидел всё это «торжество тупости» вокруг себя и спешишь поделиться с остальными, словно откровением. Но, огромное «но». Тема социальной тупости (биологически-механическая жизнь большей массы населения, стереотипность мышления, бытовой кретинизм, нарочное отупление масс, искажение истории - прочие «нормальные» для масс «перверсии») и природной лживости индивида, эти безконечные маски и кривляния, - довольно широко и активно разобрана в спецлитературе по психологии. Разобрана во всех аспектах. В твоём тексте этот момент подан слишком буквально. Я понимаю, что хочется верить в лучшее, что, в идеале, тот же гопник, «узник телевизора» или бытовой лицемер рано или поздно прочтёт твой рассказ, хлопнет себя по лбу, поймёт, что живёт неправильно и изменится. Но это утопия. Гопник на первом же абзаце перестанет читать, да ещё и назовёт тебя гомиком, извращенцем да маньяком. А подготовленный читатель всё это понимает и так. Ему не нужно это разжёвывать. Ему нужно подавать это между строк, дать ему порадоваться собственной образованности. Понимаешь, от этого ешё и будет зависеть степень художественной обобщённости произведения – очень важный аспект. А так, что касательно этого вопроса, получилось как в фильме «Карнавальная ночь», когда басня постепенно по средствам модификаций превратилась в доклад и при этом растеряла свою соль. Кро, не нужно недооценивать читателя – ему это не понравится .
Дальше. Сейчас я выскажу свою субъективную точку зрения. Я считаю большим минусом, когда по тексту можно определить пол творца, его религиозные, социальные и моральные предпочтения. Потому что всё в этом списке, исключая, конечно, пол, – это понятия субъективные и к истине имеют весьма постороннее отношение. А тем более всё, что касается социально устройства общества, его заблуждений и приоритетов. Это настолько прозрачно, что требует максимальной художественной обобщённости (из наших земляков более других преуспел в этом Чехов). Вспомни тексты Егора Летова – бунт, вихрь эмоций, яркие (частенько заимствованные у классиков ) метафоры. У него на первом плане (в творчестве) не его социальная позиция, а эмоциональная подача, работа с какими-то подсознательными движками. А сквозь текст, так сказать между строк толпа уже прочитывает корень. Что там его пёрло, э-э-э… политика, революция, отрицание социальных норм и т.д.
Мне понравились разработанные тобой психотипы: студентка-проститутка, старик-педофил с огромным багажом сексуальных перверсий, бизнесмен-копрофил, подъездный психопат «со справкой». Верю на все сто! Это, хоть и гипертрофированная, но реальная картина мира, эдакая «балабановская» чернуха.
А вообще, даже не думал, что эта дуэльная практика мне так понравится. Знаешь, за годы учёбы на «творца» до коликов надоело красить «на тему». Я даже с большим интересом читал твой текст, чем сочинял свой. С удовольствием схлестнусь с тобой ещё раз. Есть предложение, чтобы тема, на этот раз, состояла из одного слова, существительного.
P.S. У меня есть рассказ «Осторожно! Дети!». До чёртиков похож на твой (по задумке, да и по композиции в чём-то), только, как обычно у меня, без моральной и социальной позиции автора, так, психо-маразматическая зарисовка о бытовых извращениях (плюс это или минус - судить не мне). Как будет время, выложу его на сайт. Надеюсь получить твой конструктивный коммент. Удачи. А.Р.Ч.
На мой взгляд, гениальный абзац, и яркий пример того, как гетеросексуал, абстрагировавшись от своих личных предпочтений (моральная позиция, религиозные догмы), проникает в голову педофила-гомосексуалиста. Эта гибкость, на мой взгляд, залог писательского успеха.
(Свежая, юная плоть. Испуганные карие глаза, губы чувственные, рот приоткрыт. Ребенок ждет. Он не может понять. Он пока еще не знает, бояться ему, или нет.
Всего лишь игра.
Будем играть, мой миленький. И я уверен, ты еще пока не знаком с такой игрой.
Шея тонкая-тонкая, кожа белая, как молоко, правильная линия позвоночника, лопатки, проступающие крыльями на спине, пухлые мягкие ягодицы…
Да. Нагнись. Тебе понравится. Очень-очень.
Слабая попытка сопротивления. Страх. Да. Кровь отливает от лица, руки с маленькими тонкими пальчиками упираются в стену, царапают ее.
Не переживай. Больно только вначале. Потом станет приятно. Очень приятно.
Бедра узкие, нежные. Возможно, на них останутся синяки. Но это не важно… )
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 14
Замечания : 0%
Голосование открыто
с 15 по 22 сентября
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 109
Замечания : 0%
Гхм... Что ж, будем первыми, как всегда.
Ну, собственно, автор первого текста уже в своем коменте выделил главный недостаток второго произведения – оно (то есть, конечно, автор через него) буквально с первых строк кричит о несовершенстве мира (убить разум… социальный эксперимент над населением…). Ах нет, даже не с первых строк, с названия с самого (слово мне знакомое хорошо, практически родное сердцу, но в качестве названия художественного произведения не подходит, потому как автор как будто бы торопится побыстрее выпятить вперед эту самую первертность текста, а это только в минус впечатлению). Вот если сравнивать эти два произведения (а мы же сравниваем, да?) то первое, оно находится как бы за гранью привычного, по ту сторону нравственности, и всё содержание его (без сомнения, ужасающее, перверзное) за счет этого воспринимается как естественное в рамках этой реальности, в него погружаешься, не боясь испачкаться, потому что по ту сторону нет этого страха, потому что нет Морали. Во втором же тексте автор совершенно зря моральные категории присовокупил – благодаря этому всё происходящее кажется «масляным», аморальным, грязным и проч. и проч., то есть, по сути, просто больной фантазией автора, который, желая этой фантазией удивить читателя, в то же время входит в конфликт со своей совестью и нравственными принципами, поэтому пытается реабилитироваться, вкладывая в уста главной героини нехитрые размышления на тему, и т.д. Поэтому, Петя, например, укокошивший с десяток пиплов, для меня более симпатичен (ну или менее мерзок), нежели, допустим, старый похотливый педофил, всего лишь наблюдающий за вялым дрочем бедного Коляна, или даже главная героиня со своими «записями».
Вообще, мне при чтении эпизода про выжигание глаз деткам в первом произведении вспомнился «Песочный человек» Гофмана. Вот это действительно жуткое творение, но восхитительно-прекрасное. А почему такое жуткое? Потому что там до последнего момента непонятно, реально ли происходящее, или это плод больного воображения главного героя. Я к чему. К тому, что автор первого произведения почувствовал, видимо, как важно стирание этой грани, хотя выразил это не так мастерски и изящно, как великий писатель. Во втором произведении понравилась «эстафетность» у двери главной героини (что выражает вообще общий закон, понятное дело): озабоченный псих Колян с ножиком повержен стариком с «ружом», который (какая ирония!) оказывается вовсе не защитником униженных и оскорбленных (девушек), а таким же (нет, еще хуже) первертом… Ну, и спасенная дева далеко не, ну понятно.
И да – в обоих случаях рыба, по-моему, как-то мимо совсем проплыла.
Голос за первое произведение, безусловно.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 883
Замечания : 0%
Я конечно тут новенький и мало, что понимаю в соверменных тенденциях, возможно это тренд такой новомодный - городить кучу нелепых ужасов, которые в силу их оторванности от реальности вовсе и не кажутся таковыми...но я отдаю свой голос за второе "произведение" за
- большую реалистичность и, как следствие, воздействия на меня в плане иллюстрации окружающего нас ужаса и, как выразился предыдущицй рецензент, "несовершенсто этого мира"...
- метафоры
- гитлера в одном ряду с другими персонажами...
честно скажу первое прочел тезисно, т.к. с самого начало вырубало отсутствие правдоподобности, второе в начале заинтересовало, затем планочка опустилась ниже, просто пробежался глазами...
Первая работа похожа на недавно пролистаную мной японскую книжку, в которой мальчик превратился в жука и ел людей, вторая - на "Глянец" Кончаловского, особенно начало.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 206
Замечания : 0%
Такой трэш! Трэш! Дом тысячи трупов! Хостел! Постал! Бегал блевать каждые три страницы! Во рту чувствовался вкус подъездного холодного пола! Фу! Бе! Противно!
По жанру!
Теперь сравним оба рассказа по критериям:
Сюжет: во втором интереснее, в отличие от первого не считал оставшиеся страницы. Первое - абсурдная белиберда.
Стиль: приблизительно на одинаковом уровне. Но склоняюсь все же ко второму.
Отношение к тексту (ошибки, строение): здесь однозначно лучше второй рассказ. В первом вообще как-то халатно все.
Тематика: второй ближе к заданной теме.
Персонажи: во втором читаются лучше. В первом я вообще не понимал, кто где и кто за кого.
Эпичные фразы: порадовали, как в первом, так и во втором.
Итого: второй рассказ получил все премии!
Голос за Кроатоана
|
Группа: МОДЕРАТОР
Сообщений: 952
Замечания : 0%
fhx82:
Категория - страшная история у лагерного костра для великовозрастных детишек, взращенных на зомбоящике.
Сюжет ради сюжета. Если целью было испугать, вызвать отвращение, логичнее было бы сократить работу в разы, ибо отвращение быстро привыкается (будь у меня под рукой какой-нибудь пирожок, я бы его спокойно съел без риска увидеть его снова), через пару абзацев эмоций текст не вызывает никаких, и начинаешь всматриваться в историю. А там сплошной гротеск и отсутствие логики. Сюжет, в принципе, последователен, но то, что дети в такой обстановке вдруг решили покушать тортика с вином, не верю...
После работы ничего не осталось, разве что смутное воспоминание, что был бред.
Кроатоан:
Категория - нравоучительный реализм, социально-злободневная разновидность.
По сравнению с fhx28, понравилось все, кроме грамматических и орфографических ошибок. -ТСЯ/-ТЬСЯ - вечные ошибки доброй половины сайтовцев, и части злой.
Голос за Кро.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 87
Замечания : 0%
Первое - фильмы ужасов отдыхают, безумная фантасмагория,содержит зашкаливающее количество треша,в память врезаются только трупы и кровавое месиво,но не смысл.
Второе - выглядит реалистичнее,передает атмосферу безнадежности,еще раз разочаровываешься в людях и начинаешь любить собак.Не знаю,как они ужились здесь рядышком и первый рассказ,еще не загрыз второй.Впечатление от обоих,не как от рассказов,а как от (не дай Бог) увиденного или услышанного - неприятное,и хочется выбрать меньшее из зол.Голос за Кроатоана.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 10
Замечания : 0%
Уважаемые "чатлане" (от слова "чат"), что за противоестественное желание во всём искать смысл? Откуда эти школярские замашки? Мы же взрослые люди. Что мы можем знать о смысле? что мы можем знать о сути его составляющей, когда мы не знаем главного - кто мы и по каким законам существуем во вселенной? Мы, как донкихот копьём вооружены вбитой информационной средой моралью, общечеловеческими ценностями и критериями суждения (кстати, даже это не я придумал :)) в формировании которых не принимали никакого участия, но слепо им подчинямся (прошу прощения за корявое предложение - 5 утра, нет сил следить за этим). Стряхните это с ваших молодых голов и разогнитесь - полегчает. Искусство это прежде всего окно в подсознательное, то есть в то, куда просто так не проберёшься - в этом его ценность, это нужно ценить. Я ни в коем случае не хчу сказать, что моя "дурная сказка" лучше или хуже социальной "чернухи" Кроатона. Я призываю сбросить с со своих плеч груз "великости" классиков (это миф), груз "умности" философии (вас обманывают) и дальше по списку.Просто реально достало, когда человек смотрит артхаус (непонятно, значит глубокая философия), читает Ницше (по факту), не пользуясь сопутствующей литературой, блин, дальше , короче, опять по списку - этот поверхностный подход и приводит к примитивному пониманию морали и к желанию даже в произведениях искусства, этих окнах в бессознательное, искать привычные себе социальные подтексты. Мир меняется ежедневно - верьте только в подсознательное. Спасибо за внимание
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 109
Замечания : 0%
Quote (fhx82) Мы, как донкихот
Увы, Донкихот здесь один. Это Вы, автор. Люди не склонны прислушиваться к неудобной, пусть и правде.
А вообще, победа в здешних дуэлях - это зачастую поражение, так что не переживайте.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 353
Замечания : 0%
Первое: нравится оторванность рассказа от тривиальной человеческой морали. Все выглядит не хорошо или плохо, а как есть. Несомненный плюс. Еще один плюс (в обоих работах) - атмосферность.
Вторая: Импонирует все произведение целиком. Почти. Если бы еще не эти постоянные пафосные нравоучительные вставки...
Заводить шарманку за идею и темы не буду, не вижу смысла. Хотя рыба уплыла далеко за моря.
Голос за Кро.
|
|
|
