|
|
|
IX - Отборочный - Проза
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№14
Эллис
Тогда я возвращалась с занятий и даже не думала, что в этот день мне придется покинуть свой дом и сестру. У меня было безоблачное, как небо, настроение. Последний день перед каникулами – самый замечательный день! Ноги пританцовывали в такт заводной музыке из наушников. Ранец грозил сорваться на землю, ну и пусть!
Вот и наш старенький старомодненький домик в два этажа. Он весь утопает в цветущей сирени. Два толстенных вяза встречают меня у ворот. Странно, почему-то калитка распахнута, а на дорожке какие-то бурые пятна. Дверь не заперта, значит – сестрёнка уже дома. То, что произошло дальше – не укладывается ни в какую логическую цепочку. Где-то на этом отрезке моего пути, время дало сбой и сделало временную петлю. Но об этом позже…
В общем, когда я зашла в дом, то увидела кровавые следы, идущие от двери в сторону гостиной через прихожую, и это меня повергло в ужас. Я стала звать сестру, но никто не ответил. Испуг подтолкнул меня к действию, и я побежала в её комнату, прихватив нож из кухни и прыгая сразу через две ступеньки наверх. Там никого не было. Может быть, она в моей комнате? Но и там – пусто. Спальня родителей встретила меня тишиной и порядком. Где же все? Спустилась вниз, направляясь в гостиную. Проходя мимо ванной, я услышала еле-еле слышимый плач. Попробовала открыть дверь. Заперто. Тогда решила тихо, шёпотом позвать сестру.
-"Джессика, это я Эллис. Открой, пожалуйста"
"Эллис...- через плач услышала я. - Уходи, а то он тебя найдёт!"
"Нет!"- вскрикнула я, и совершила ошибку в этот момент - Мы должны уйти отсюда вместе! Открой! Я....."
Я тут же услышала истерический смех со 2-го этажа, со стороны моей комнаты. По лестнице вниз спускался мальчик, лет 13-14, одетый в чёрные брюки и в белое худи, испачканное запёкшейся кровью. Но ещё ужаснее было его лицо. Белая кожа, длинные губы, растянутые в безумную улыбку. Его рот был разрезан от уха до уха, и его глаза.... круглые, обрамлённые чёрным кольцом. Сухие, тёмные волосы на его голове – взъерошены и торчали в разные стороны, словно пропитанные кровью невинных жертв. В руке он сжимал острый тонкий кинжал. Откуда он взялся?
Такого страха я не испытывала никогда в жизни. Его истерический смех только дополнял его и без того пугающий внешний вид. Тут приоткрылась дверь в ванную, и я, несмотря на свой испуг чуть вышла вперёд и вытянула свой кухонный нож, прикрывая собой сестру, но это, казалось, только рассмешило малолетнего убийцу, он остановился на середине лестницы и крикнул: "Это вам не поможет, вы всё равно заснёте вечным сном!"
"Беги!" - крикнула я сестре. Обычно у неё заторможенная реакция, но сейчас она со всех ног рванула к двери и выбежала на улицу. Мальчишка тут же понял, что я хочу тоже убежать и поэтому, побежал за мной с тем же смехом. Я никогда хорошо не бегала и, как оказалось, он бегал быстрее. Он нагнал меня, полоснул по ноге, я упала от боли на пол, но близкая опасность придала сил, приподнимаясь и держась за стену, я попыталась остановить его и мне это, в какой-то степени, удалось, я выбила из его рук кинжал. Но это его не остановило. Он схватил меня за рубашку и с нечеловеческой силой отбросил в противоположную сторону от входной двери. Нож вылетел. Теперь я не могла никак ему противостоять.
Я закричала. И от боли, и от страха. По моим щекам текли слёзы, а из раны на ноге и голове, которой я ударилась о ступеньку, текла кровь. "Не могу пошевелиться" - подумала я. Подросток шёл ко мне, прихватив с собой и своё оружие, но тут вбежала моя сестра и крикнула, что она вызвала полицию и хочет помочь мне. Убийца развернулся и побежал к Джессике.
- Стой! Остановись! - отчаянно кричала я. - Оставь её в покое! Если хочешь - убей меня, а её оставь в живых!
Но это не изменило его решения. Он всё шёл к ней и шёл, как в замедленном кино. И тут произошло необъяснимое. Какая-то невидимая сила отбросила его от Джессики, рядом с ней появился едва различимый силуэт.
- Лина! - бешено вскрикнул он. - Почему ты снова мне мешаешь?!
Он встал и снова направился к сестре.
-Возьми меня с собой, только не убивай её! - из последних сил крикнула я.
Он обернулся, а потом снова посмотрел на Джессику и призрака Лины.
- Ладно - прошипел он - Тогда собери вещи и жди меня вечером. Это подходящий обмен. Жизнь за жизнь! А ты, - он посмотрел на Джессику, - не смей болтать в полиции обо мне.
Сестрёнка была так напугана, что смогла только кивнуть головой.
После этих слов он засунул свой кинжал в ножны и вышел через главный вход. Призрак исчез. Я не могла встать, нога очень сильно болела и голова раскалывалась, через несколько минут приехала полиция. Они вбежали в квартиру и стали нас допрашивать. Вызвали скорую, и мне сделали перевязку. Слава Богу, нога пострадала не серьёзно, в прочем, как и голова. Потребовалась только перевязка. Ходить я могла, но чуть прихрамывая. Следователь долго придирчиво расспрашивал о преступнике, я сказала, что была очень напугана и запомнила только одежду и что лица его тоже было не видно, т.к. оно было закрыто капюшоном. Рост и примерный возраст я тоже не сказала, объяснив это тем же испугом. Он немного поворчал, что мы не внимательны и ушёл.
Я тут же побежала по лестнице вверх, в свою комнату собирать вещи. И через короткое время была готова к отправке в неизвестность. Настроение у меня было скверное – под стать погоде, которая с каждой минутой всё больше портилась.
На наш маленький городок наползала тёмной тенью жуткая ночь. Сильный ветер, со всё возрастающей силой, шумел в кронах вековых вязов и старался выломать из кровли черепицу. Он нагнал со всех сторон тяжёлые чёрные тучи, закрывшие последние проблески вечерней зари. Немного погодя, разразилась страшная гроза. Синие столбы молний впивались в землю и, как сетка вен, ползли и резали небо. Гром своей силой, казалось, раскалывал голову. От всего этого и от предстоящей неизвестности меня трясло, как в лихорадке. Но жизнь сестры была для меня в это время важнее собственной.
Джессика боялась смотреть мне в глаза. Она понимала, какой страшной ценой будет оплачена её жизнь. По нашему и окрестным городкам уже несколько лет катилась волна страшных убийств. Все говорили о каком-то кровавом маньяке, который забирает жизни подростков 12 – 17 лет. Никто младше или старше его не интересовал. Полиция делала, что могла, но он был каким-то мистическим образом неуловим. Всегда являлся туда, где его не ждали.
Уже за полночь раздался звонок в дверь. Я, молча, схватила сумку и пошла открывать. За дверью стояла чёрная фигура в длинном плаще с капюшоном. Буря всё не унималась и крупные капли дождя с ветром влетали в комнату. Синеватые отблески молний придавали особенно зловещий вид моему «хозяину». Он сделал несколько шагов вперёд и бросил к моим ногам свёрток.
- Надень плащ, а сумку оставь. Она тебе не понадобится. – Как-то тихо и ехидно сказал он.
- Но там не только одежда, там дорогие моему сердцу вещи… - Возразила я.
- Скоро у тебя не будет сердца… - зловеще прошептал он. – Если хочешь тащить эту тяжесть, то - пожалуйста. Только от меня не советую отставать… - Я накинула плащ, и в последний раз взглянув на родной дом, с тяжёлым вздохом, поспешила за ним.
Не сразу, но я заметила, что сходящая с ума вокруг стихия, совершенно не задевает нас! Только отдельные капли дождя падали на одежду. А так, даже плащи не развевались по ветру. Мы шли, словно в каком-то коридоре. Стрелы молний слева и справа с шипением и треском вонзались в землю. Одна из них поразила огромный дуб у дороги, он треснул надвое и запылал, как факел. «Так и моя жизнь, - подумала я, - расколота на прошлое и призрачное будущее появлением этого странного мальчишки»
Пройдя до окраины города, мы свернули к реке. Перейдя по гордости всех жителей – старинному каменному мосту, разделявшему «живых и мёртвых», так как с другой стороны находилось не менее старинное городское кладбище, мы свернули на узкую тропинку, спускавшуюся к реке. Скользя по раскисшей от дождя и скользкой как масло глине, мы спустились вниз. Он нырнул в арку, пройдя у самой воды, и исчез. Я даже не поняла, как это произошло, и куда он делся. Вокруг царила тьма, даже вода определялась только когда отражала своими волнами вспышки молний. А под мостом, она казалась просто осязаемо густой, как кисель. Я бы и стояла так в нерешительности, но оттуда высунулась его рука, и, схватив меня, поволокла за собой в неизвестность.
Мне казалось, что прошла целая вечность, пока мы так бежали. Время растянулось, как чёрная кошка, в тёмной комнате. Всё происходило вне времени и вне пространства. Единственное, что я ощущала – это твёрдую ровную поверхность под ногами, и его холодные пальцы на моём запястье.
Внезапно перед нами что-то заскрежетало, как дверь в старинном замке, и вспыхнул, показавшийся мне ослепительным, свет. Мы стояли в небольшой, обложенной тесаным камнем комнате – прихожей. Из неё вело только две двери, окованные почерневшим с потёками ржавчины железом. Одна – за моей спиной – в которую мы вошли и другая – впереди. Он нажал на что-то на стене, и она повернулась, открывая потайной шкаф с двумя рядами кованых крюков-вешалок. Часть из них была занята странными куклами и всяким барахлом. Он снял свой плащ и помог снять мой (что было удивительно галантно с его стороны) и повесил на пустующее место. Шкаф повернулся, вновь превращаясь в стену. Хозяин этого странного места, хлопнул в ладоши и дверь перед нами распахнулась. Я только теперь обратила внимание на то, что являлось источником света. Это были вделанные в стену человеческие кости - руки, державшие на ладонях светящиеся сферы.
Следующее помещение оказалось трапезной старинного рыцарского замка. Посредине – чёрный от времени массивный дубовый стол. Вокруг него такие же чёрные резные готического вида стулья. С потолка свешивалась странная люстра, похожая на кованое колесо от очень большой кареты. На нём вместо свечей были закреплены человеческие глаза, светившиеся неярким красным светом. Здесь тоже было две стрельчатые двери из чёрного стекла с вкраплениями багряного, как буд-то брызнувшая кровь попала на поверхность. Чёрная неширокая лестница, покрытая алым ковром, вела наверх.
Левая дверь распахнулась, и в неё вошёл слуга в старинном белом парике с буклями, красном камзоле и штанах чуть ниже колен, белых чулках и башмаках в тон одежде. Он был страшно худ. Но только когда распрямил согбенную в поклоне спину, я поняла почему. Это был скелет, наделённый даром речи.
- Вы вернулись, хозяин? – Спросил он загробным голосом. И не получив ответа на свой глупый вопрос, продолжил. – Что прикажете?
- Приготовьте комнату для юной леди. Такую же, как моя, а не пыточную камеру!
- Слушаюсь, господин Джек!
- И подай мне зеркало…
- Сию минуту, сэр! – Слуга скрылся за дверью, и почти тут же вернулся, катя перед собой большое овальное зеркало в золочёной оправе.
На меня не обращали внимание. Оставалось с недоумевающей миной стоять у входа и ждать развития событий. А они не замедлили удивить меня ещё больше. Хотя уж, куда еще?
Хозяин расстегнул ворот рубашки и, проведя пальцами по груди и спине, стал стягивать с головы, как чулок, свою ужасную личину. Когда он повернулся ко мне, держа маску в руке, то оказался очень даже симпатичным мальчиком с очень бледным и грустным лицом. У него были огромные ярко голубые глаза под лёгкой тенью длинных ресниц. Золотые кудри спускались почти до плеч. Эдакий ангел – кровавый ангел смерти. «Как жаль, что он такой красивый и такой жестокий…» - подумала я. И мои мысли, отражаясь от стен, как эхо, если бы я кричала, шепотом на разные голоса зазвучали в зале.
- Значит, я тебе такой, больше нравлюсь? – Спросил он, поправляя волосы. – Но такой вид – совершенно не пригоден для моей работы. Будешь мне помогать, со временем и тебе что-нибудь экстравагантное придумаем с внешностью.
- Никогда! Слышишь, никогда, я не стану убивать людей и помогать тебе в этом! – закричала я.
- Что ж, очень жаль… - Он наклонил голову набок и задумчиво посмотрел на меня. – Тогда придётся здесь похоронить тебя заживо. Ты можешь меня выдать, а у меня ещё очень много дел на земле. Очень много душ требуют отмщения. Слишком много зла произрастает на земле. С ним должен же кто-то бороться? И это зло необходимо вырвать с корнем, пока из молодого уродливого ростка он не вырос в чудовище!
- Убийство? Это что - борьба за справедливость? Тоже мне – супергерой! – Возмутилась я. – Что могла сделать моя сестра Джессика? Она глупая блондинка – и мухи не обидит! – Он только с усмешкой покосился в мою сторону. И я неожиданно для себя поняла, что Джессика-то может обидеть! И ещё как! Кто меня ещё несколько лет назад изводил своими насмешками, отбирал карманные деньги и прочее. Но за это не убивают! И потом, она изменилась… или нет?
- Вот видишь, - с сарказмом сказал он, - ты уже сама сомневаешься! Я почему-то уверен, что мы с тобой споёмся… не сразу конечно, но вдвоём – это будет шикарно! Намного легче и интереснее! – Он потянулся, расправляя руки. – Ужин на двоих! - Бросил он через плечо слуге и повесил свою маску на верх зеркала. – Садись! Я привык, что мои указания выполняются мгновенно.
И он был прав. Не успел слуга выйти, как уже вернулся, неся сразу на двух подносах разного рода супники, тарелочки и блюда заполненные неизвестно чем. Лучше бы мне и не знать, а точнее не видеть их содержимое.
Одно название супа – «Слёзы вдовы» - вам ничего не скажет, но когда вы увидите в своей тарелке плавающее в бульоне, нечто похожее на глаза, редко у кого появится аппетит.
- Ешь, не бойся. Мой повар долгое время работал в ресторане «Дракула», где вид у блюд ещё экстравагантнее. – На вкус он самый обычный…
Самое интересное, что он был прав. Это был обычный бульон с фрикадельками. Очень вкусный. На второе, были «Пальцы пианиста» с гарниром из варёных личинок и соусом «кровь младенца». За особенным видом скрывались рёбрышки ягнёнка с вермишелью и кетчупом. На десерт подали пирожное «Ноготки красотки» и самый обыкновенный чай, что уже само по себе удивительно.
Учитывая позднее время и то, что я была голодна, как стая койотов, потому, что последний раз ела в обеденный перерыв в школе, даже такие блюда пришлись ко двору, а точнее к моему желудку. Потому, как калориен и обилен был ужин, я смогла понять, что если, питаясь подобным образом, Джек ещё не стал круглым, как воздушный шарик, убийства и садизм – отнимают очень много сил.
После, Джек проводил меня в мою комнату, которая оказалась по-современному комфортной. Жаль было только отсутствия интернета. Но телевизор с огромным количеством каналов и игровой приставкой очень порадовал. Если, по его мнению, это и есть «похоронить заживо», то у меня была весьма приятная могилка. Тепло, сухо, чисто, а если необходимо, то и светло, все удобства присутствуют – что ещё надо? Так я думала лёжа в любимой пижаме в мягкой постельке, о какой в родном доме можно было только мечтать. Сон пришёл сам собой. Он был спокойным, абсолютно без кошмаров. И со мной ничего не случилось – что само по себе немаловажно!
Утром, если это можно так сказать, наверху уже была вторая половина дня, здесь было своё расписание, я узнала, что число костлявых слуг не заканчивается на счёте два. Правда, они все были на одно лицо, но какая разница? Я слишком быстро адаптировалась к новой жизни. Как оказалось, не всем пленницам, запертым в башне или подземелье, живётся плохо и скучно. Но всех тянет найти приключение на, сами знаете, что. В этом я убедилась сразу же, как только после завтрака в том же стиле, Джек повёл меня показывать свой замок. Всё было прекрасно, если применимо к подобному, мы осмотрели все комнаты. Ему было чем меня удивить. Обойдя его вдоль и поперёк от пыточных и тюремных камер в самом низу, до, непонятно зачем оказавшемся здесь танцевальном зале, как водится, нашлась-таки дверка, куда мне было запрещено совать свой нос.
- Даже не думай! – Строго приказал он, уловив ход моих мыслей. Но я уже уяснила, что думать в этом замке – небезопасно, а значит, надо действовать. И я до поры до времени переключилась на другое. Освоение игровой приставки стало моей целью и занятием. Усыпить бдительность – это всегда необходимая тактика, перед атакой. Периодически он покидал своё подземное убежище. Где он был и чем занимался – можно было только догадываться. Тогда же и я выбиралась из своей берлоги. Слуги не обращали на мои скитания никакого внимания, занимаясь хозяйственными делами. Странно, куда бы я ни шла, ноги всегда приводили к заветной двери. И только интуиция, а может быть, здравый смысл останавливали перед соблазном открыть её.
Каждый день, как я заметила, в одно и то же время, он скрывался за этой дверью. Был он там достаточно долго и в зависимости от каких-то обстоятельств, потом был либо весел, либо зол. На охоту он тоже выходил без всякой системы, во всяком случае, мне так в начале казалось. Самое подозрительное, что было в нашем, теперь, доме – это все двери без замков! Заходи когда захочешь, и кому вздумается, но только с разрешения хозяина. Я один раз сунулась в его комнату – его ангельские голубые глазки посмотрели на меня так, что я тут же ретировалась в коридор. Правда, тут же я услышала милостивое приглашение: «Заходи, что уж теперь! Ха-ха-ха!»
Комната, как комната – ничего удивительного! Всё, как и в моей, только во всех оттенках красного. Он смотрел, развалясь на кожаном диване, телевизор. Показывали криминальные новости. Как только они закончились на одном канале, он тут же переключил на другой, чтобы смотреть то же самое. Я скромненько села рядом. Сначала было как-то скучновато. Ну, разве понравилось бы вам с утра до вечера смотреть, как режут, грабят и убивают мирных граждан? От такого сам свихнёшься. «Бедный, Джек, - подумала я. – Теперь понятно, почему он такой…»
- И совсем ничего тебе не понятно! – заявил он, отвечая моим мыслям. – Вот, посмотри повнимательнее. Это новости соседнего с нашим Принстона. Опять банда малолеток избила своих ровесников, отобрала деньги… А ты представь, что будет когда они вырастут? Я не должен этого допустить!
- Но они могут ещё измениться…
- Вот это вряд ли! Вседозволенность и безнаказанность уже сделали своё дело. – Он ухмыльнулся. Щелчок пальцев – и передо мной возникли эти же подростки, только через десять лет. Банда грабила, насиловала и убивала. Его телевизор показывал будущее! – Очень скоро они пополнят мою коллекцию… и послужат полезному делу.
Он снова переключил канал. Там показывали криминальное видео, выложенное самими подростками. Теперь над девочкой-ботаником изгалялись три девицы. Они таскали несчастную за волосы и пинали ногами в туалете. Особенно усердствовала блондинка с завязанным на шее розовым шарфиком… Джессика? У меня даже волосы зашевелились на голове. Лица свои садистки старались не показывать. Но не узнать свою старшую сестрёнку – я не могла!
- Хм! – Усмехнулся Джек. – Узнала? Или ты думала, что я просто так пришёл к вам в дом?
- Она же мне обещала! Она клялась, что больше никогда не будет… И я ей поверила! Может быть, это старая съёмка? – С тайной надеждой в голосе, пробормотала я.
- Я предполагал, что ты наблюдательнее, - покачал головой мститель, - этот шарфик, если я не ошибаюсь вы купили с ней накануне того знаменательного дня, когда ты так не вовремя вернулась домой!
Мне пришлось согласиться с ним. Против правды не попрёшь! Итак, моя сестрёнка ничуть не переживает о том, где я и что со мной, а продолжает свои любимые развлечения! Это был сильный удар!
- А ты думала, что она вся в слезах тоскует у окна, в надежде увидеть тебя? Да она просто счастлива была избавиться от твоих занудных нравоучений! – Его сарказм начал меня несколько нервировать.
Кто-то постучал в дверь. И Джек оторвался от просмотра любимой передачи.
- Это ты «старина»? – Спросил он поднимаясь. – Всё, как обычно?
- Да, хозяин, я всё сделал, - за открывшейся дверью стоял слуга с небольшим мешком в руках.
- Прекрасно, - радостно усмехнулся Джек. – Пошли!
Я не поняла, к кому относилось это приподнятое «пошли», поэтому потащилась за ними. Никто мне в этом не препятствовал. Мы остановились перед той самой «запретной» дверью. Он взял у слуги мешок и распахнул её.
За ней был обширный зал, вымощенный странным камнем, между которым торчали – то здесь, то там – пучки какой-то необычно тонкой травы где-то чёрной, где-то рыжей или выжженной белой… Джек шагал по этой мостовой, уверенно направляясь к центру. Там находилось нечто странное, очень отдалённо напоминающее фонтан. Такая же круглая, как у большинства фонтанов, стоящих в скверах, но только выше человеческого роста, чаша. Она была опоясана узкой лестницей без перил, поднимавшейся всё выше к краю. В самой середине был установлен какой-то монумент.
Джек обернулся и сделал жест рукой – следовать за ним. И я пошла скользя на мостовой, как будто она была намазана маслом. Озираясь по сторонам, я не смотрела под ноги. Зал поражал своими размерами. Стены были обклеены какими-то странными обоями. Приглядевшись, вздрогнула – это были куски человеческой кожи с набитыми на ней татуировками, где цветными, где чёрно-белыми. Зал явно не был ещё закончен. Пол вымощен лишь до половины, стены обклеены на треть. Освещение было тусклым. И откуда свет брался здесь, было совершенно не понятно.
Моё желание рассмотреть всё окружающее, стоило мне разбитого колена. Заглядевшись на какую-то деталь на потолке, я поскользнулась и шлёпнулась на колени со всего маха. И только запутавшись руками в волосах, с ужасом поняла, что иду в буквальном смысле по головам. В отвращении, что коснулась их, мгновенно вскочила на ноги.
Джек вытряхнул из мешка очередную, надо полагать, партию голов, которые сами плотно встали в край пола. Мешок, брошенный на них сверху, растаял, как масло на сковороде и впитался в основание, скрепляя намертво пол. Мститель, загадочно улыбнувшись, достал из ножен кинжал, с которым никогда не расставался (я невольно вздрогнула и, наверное, побледнела, ожидая, что и моя голова найдёт своё последнее пристанище в этом настиле) но он начал подниматься по круговой лестнице к чаше фонтана. И сама чаша, и лестница были так же слеплены из голов. И поднимаясь по ним с опущенной головой, юноша плакал. Из глаз его лились чистые, как вода слёзы, а падали на лестницу каплями крови. Встав на край фонтана, он поднял своё оружие над краем, и из его острия, как из крана, полилась алой струёй кровь жертв.
- Не-е-е-т! – Раздался в гулкой тишине, девичий чистый голос.
Только теперь, близко, я смогла рассмотреть центральную часть фонтана. Это был кристалл, в котором металась, стараясь разбить его стройная девичья фигурка. Она мне смутно кого-то напомнила, но вот только кого?
- Зачем ты мне показал эту комнату? – Спросила я Джека, когда мы её покинули. – Она же для меня под запретом?
- Так будет лучше, - неопределённо сказал он. – Ты уже несколько суток ходила вокруг неё и только и думала о том, как в неё попасть. Но если бы ты сделала это без меня, - он глубоко вздохнул, - пришлось бы тебя убить, а это в мои планы не входит. Да и привык я к тебе как-то – скучно быть всегда одному, даже поговорить не с кем…
Он отправился спать, по крайней мере, мне так показалось, и я решила – сейчас или никогда! В моей комнате лежала чистая и отглаженная одежда, та в которой я пришла сюда. Переодевшись, направилась в обеденный зал. Там служанка в длинном сером платье и белом переднике натирала полы. Хорошей особенностью слуг было полное отсутствие интереса к тому, что делаем мы – люди. Она даже не подняла головы. Тамбурная комната встретила меня тишиной и мерцанием светильников. Так же беспрепятственно, я вышла в тёмный подземный ход. Я бежала по нему с одной только мыслью в голове: «Надо предупредить Джессику, а она уже всех остальных о той опасности, что их подстерегает!»
Дорога назад оказалась быстрее и проще, чем я предполагала. Яркое полуденное солнце ненадолго ослепило меня. Чистое голубое небо, нет ни облачка, точь в точь, как в тот день. Над лугом и рекой стоит лёгкая дымка. Пар поднимается к небу. Немного душно. Выйдя из под моста, мои ноги побежали вверх, потом через мост, по знакомым улочкам - вот и наш дом. Три ступеньки на потемневшее от времени и непогоды крыльцо. Странно, но дверь была заперта. Я, машинально, сунула руку в карман и достала ключ. Надо отдать должное педантичности слуг, они даже ключ положили на место. Два поворота ключа и родимый дом принимает меня в свои объятия.
Тихо, уютно – ах, как хорошо оказаться здесь! Так, если никого нет дома, то я, пожалуй, не теряя времени даром, сама займусь рассылкой сообщений. Вот и моя милая комната, комп стоит там, где и положено. « Очень странно, что Джессика не забрала его себе, ведь она всегда завидовала его совершенству. Значит, что она, всё- таки, ждала меня!» Интернет работает! Великолепно! Итак, набиваем текст: « Хулиганы, разбойники и бандиты! Обращаюсь к вашему здравому смыслу! Вы же уже знаете, какое количество членов ваших школьных банд и группировок нашли своё последнее пристанище на нашем старинном кладбище! Знайте, что ни одно ваше преступление не останется безнаказанным! Джек охотится именно на вас и обязательно рано или поздно, он придёт за вами!» Ещё одно нажатие и обращение уйдёт в сеть…
Но отправить своё послание мне не дали. Моё внимание отвлекли какие-то странные звуки. Внизу раздавались какие-то шорохи, стуки и голоса. Необходимо было посмотреть, что там происходит. Я поднялась и вышла на лестничный марш.
То, что я увидела, повергло меня не просто в шок, а в какой-то ступор! Там суетились какие-то фигуры в чёрных балахонах. Их было пятеро и одна из них – Джессика! На полу была начерчена огромная пиктограмма с перевёрнутым крестом внутри. Там же находился своего рода алтарь с жертвенником. Они собирались провести какой-то чёрный обряд! И руководила всеми моя сестра!
Входная дверь открылась и вошла ещё одна девушка в нормальной обыденной одежде и сумкой в руках.
- Поймала! – Радостно заявила она, подняв сумку вверх. В ней кто-то скрёбся, пытаясь, выбраться наружу, и дико при этом подвывая. – Только надо - поосторожней! А то, как в прошлый раз – упустим! Поцарапала меня сильно, но ничего… - она поставила сумку на пол и забинтовала руку, а потом, взяла с жертвенника такую же чёрную хламиду, как у всех и натянула её на себя. Только, вдобавок, надела плотные чёрные кожаные перчатки. Сумку поставили возле жертвенника. Сами выстроились вокруг пиктограммы. Джессика повернулась к алтарю лицом и начала читать что-то на непонятном мне языке, размахивая руками. Даже находясь здесь наверху, я ощутила, как сгущается воздух, стало трудно дышать, всю меня, словно охватил невидимый глазу испепеляющий огонь, как в преисподней! Джессика повернулась к жертвеннику, и в её руке сверкнул лезвием тонкий изогнутый, как змея стилет. Девушка в перчатках раскрыла сумку и достала оттуда чёрную кошку. Я, с ужасом, узнала в ней свою любимицу, которую подобрала год назад, такую тощую и больную. С таким трудом мне удалось её вылечить и выкормить, а теперь, эти твари собирались её убить!
- Нет! Джессика, что ты делаешь?! – Закричала я. Девушка вздрогнула от неожиданности и выпустила мою любимицу из рук. Кошка бросилась на кухню…
- Как ты здесь оказалась?! – Каким-то зловещим и ненатуральным холодным, даже чрезмерно спокойным голосом, сказала Джессика, поворачиваясь ко мне.
- Жертва, жертва – убежала! – В отчаянии крикнула охотница на кошек.
- Это даже к лучшему! – Тем же тоном произнесла чёрная жрица. – Схватите эту дуру! У неё чёрные волосы и она девушка! Её кровь больше понравится нашему хозяину.
Я не успела ничего сообразить, как оказалась на коленях перед жертвенником со связанными за спиной руками. Охотница держала меня за волосы, клоня к чаше. Джессика хладнокровно занесла стилет и, последнее, что я увидела – это фонтан крови оросивший всё вокруг.
Сознание медленно, а потом всё быстрее и быстрее возвращалось ко мне. Надо мной склонился Джек в своём ужасном облике. Он улыбнулся своей особенной улыбкой. Но сейчас она меня обрадовала, хотя совсем ещё недавно вызывала мороз по коже.
Джессика тряслась в ванной, а её подручные валялись на полу, каждая в своём луче пентаграммы кровь смешиваясь, огромной лужей растекалась по полу.
- Ну что? – Сказал он. – Нам пора! Скоро здесь будет полиция. В первый раз им так повезёт – они раскроют преступление по горячим следам.
- Подожди, - сказала я, поднимаясь и ощупывая себя. На груди в области сердца, была небольшая дыра от удара стилета. Из неё всё ещё сочилась кровь, пропитавшая рубашку. Там всё ещё что-то ныло, но сердце больше не билось. Мне вспомнились его недавние слова – «у тебя скоро не будет сердца». Он всё знал заранее…– У меня есть два небольших дела. – Сказала я.
- Тогда поторапливайся! Я подожду…
Я поднялась в свою комнату и внесла некоторые изменения в ранее напечатанный текст. Он теперь завершался словами: « Джек и Эллис охотятся именно на вас – садисты и убийцы – и рано или поздно, но мы придём за вами!» Одно нажатие клавиши и моё сообщение полетело в сеть.
Потом, я в последний раз посмотрела на свою комнату и закрыла дверь. На кухне я нашла свою милую Чернушку. Она мурлыкая жалась к моим ногам. Сказала ей: « Прости, но тебе придётся ещё немного потерпеть». И запихнула её в ту же сумку, в которой её и принесли в дом. Но на этот раз она ничего не имела против, а свернулась там клубком и задремала.
Мы с Джеком вышли из дома, который я покидала навсегда и отправились в наш подземный замок. Призрак помахал нам рукой и исчез.
Джек послал ему воздушный поцелуй: «Как только бассейн будет наполнен, Лина присоединится к нам!»
А на дворе опять разыгралась буря. Время замкнуло свой круг.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№15
Удалено по просьбе автора.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№16
По головам
Они ходили взад-вперед, песни пели и громко дудели. Они пахали землю и снова пели. Они придумали колесо и стучали в рельсу. Они назвали себя и другим дали определения. Я был вбит в эту обойму декабрьским мокрым вечером. Налево голова, направо голова, впереди и сзади головы. Бескрайнее мельтешение и я осознаю локоть. Я чувствую прилив бесконечной жизни. Живая плоть тесноты отбивает сердечный ритм. Тянем руки вверх. Ритм ту-дуп, ту-дуп, ту-дуп, турекайская башня позывов и сквозняк, выдающий подобный ритм. Мы все там...
Тесная койка плацкартного вагона пытается выплеснуть меня под ноги снующим взад вперед пассажирам. За окном провода вьются дохлыми змеями, от столба к столбу верхушки деревьев и голубое небо залатанное облаками. Не хватает крыс, бегущих наперерез поезду. Тянусь за часами, еще даже не вечер, спал минут пять. Два часа в пути, тридцать осталось. Пассажиры, переодевшись, шуршат едой и задумчиво в окно смотрят. В каждого входит котлета и дерево или куст, или домик, или еще какая нить попутная мелочь. Хрустят кости печеных курей, шипят бутылки с водой и запах вареного яйца в главе, на коне из белка. Время, проведенное в дороге, раздвигает грани сознания путника. В пункте А он был одним, на высадке в Б, он будет не совсем тем из А. Нить дороги нанизывает каждого пассажира, собирает в бусы. Я бы подарил тебе эти бусы, возлюбленная. Возлюбленная машет хвостом и скрывается в коричневых матрацах, на верхней полке. А ей бы они пошли, сидя на мне, она бренчит бусами.
Дети, наевшись и напившись, стали играть и дружить друг с другом. Сперва осторожно, прощупывая, показывая игрушки свои чужим и чужие своим. Потом уже в полный голос носятся по проходу и повисают на поручнях. Для них вагон - это новый мир. Краснолицая проводница, поправляя блузу, идет по проходу. Важная в сознании своей роли, со связкой ключей и эмблемой на плече. Я спрашиваю, где можно покурить. Она говорит, что на станции. Остановка будет через два часа, сейчас же стоять будем две минуты и я не успею выйти. Она говорит и из ноздрей ее огонь, но равнодушного толка. Как бы невзначай уничтожая мир, для его будущего роста. Она идет к туалету и запирает его. Санитарная зона. Вагон трясет, и состав въезжает на затертую станцию. Далекий шум свисток и поезд снова трогается. В мою сторону пробивается огромный чемодан, за ним высокая женщина лет семидесяти. Из крепких. Добравшись до моего отделения, здоровается и располагается на койке справа. Упрятав чемодан в багажный отсек, садится и устало улыбается. "Вот и еду, наконец, с утра на ногах". Я протягиваю сочувственное «да» и выхожу в тамбур. Меня встречает чистый тамбур, открываю дверь в межвагонный лязг. Тут совсем другое дело, тут можно курить. Довольно быстро выкуриваю одну и тут же закуриваю вторую. Железный трап, волнами ходит и норовит накрыть мою ногу. Стягиваю пальцы в подобие кулака. Невелика защита, но так просто сдаваться не приучен. Хотя, вот же, сдался. Еду на щите, не в первый раз уже и щит мой верно истерт до дыр. Тешу себя мыслью о ссылке. Велик червь, да только разделили его на четыре части, и каждая главенствует, и у каждой пасть. Грохот, сквозняк, темень и огонек сигареты. Дым коромыслом и тошнота. Оставляю все за дверью, ложусь и накрываюсь простыней. Пассажиры укладываются спать. Шепоты кругом, лишь детские голоса не знают еще шепота приличий...
Крепостные ворота давно позади, видимо слишком давно. Уснув в седле, я со своим Фулджером, остался в хвосте. Проснулся от неверного шага коня, который едва не унес нас в пропасть. Солнце уже высоко, по цепочке передают, что на вершине перевала будет привал. Бодрый от мгновенного сна, я обхожу вереницу и приближаюсь к воеводе. Усмехаясь, он смотрит на меня из-под косматых бровей и трет ус.
- Ты где пропал, славный вестник Марамуреша?
- Воздух предгорий сморил меня, Драгош-водэ.
- Воздух хороший и совсем не кажется чужим, даже тут вдали от дома. Так ведь братья?
- Так оно и есть, Драгош. - хором ответили приближенные.
Конные спешились у ручья. На месте стоянки водрузили крест. Из камней сложили стол, накрыв его нехитрыми припасами, вином и расположились вокруг. Сидя почти у края террасы, я видел долину, зеленеющую внизу и тело реки блестящее в солнечных лучах. Казалось, что солнечные руки пытались распутать спутанный канат. И этот труд продолжался не одно столетие. Все кругом работало не покладая рук.
- Дорогие братья, войны Христа! Мы выдвинулись в путь с тем, что бы помочь страждущим и угнетенным. Наше дело правое и Бог с нами. Даже если мы и оставим свои кости в тех нижних землях, мы будем спасены и упокоены.
- Твоя воля - воля Господа нашего! Хээээй...
Эхо разнесло по громаде долины сплоченный глас. Он проник в каждую травинку и остался памятью в камнях. Спустя три часа, мы уже входили в дубовый лес, деревья исполины скрыли небо и незаметная тропа, вела, словно сквозь тоннель. Колона шла под шутки-прибаутки, песни и гневные слова, адресованные врагам татарам, которые совершали опустошительные набеги на нижнюю страну. Умеренный балаган, который облегчает путешествие. Тракт шел вдоль реки, там за кустарниками были слышны всплески. Я шел с краю, по правую руку от воеводы, как вдруг собаки проявили беспокойство. Драгош обожал собак, и его везде сопровождала свора охотничьих, так как он был увлечен и охотой. Собаки с лаем скрылись в зарослях, где лай стал переходить в визг. Неожиданно растительность заходила ходуном и из чащи прям на меня выскочила огромная тварь. Я не успел среагировать и зверь со всего хода врезался в Фулджера и понес на рогах. Я успел разглядеть косматого зубра с белой звездой во лбу. Налитые кровью глаза выжигают меня, и прежде чем упасть, я тронул его лоб. Все произошло быстро и в то же время ужасно медленно, лишь удивленные лица воинов вокруг меня и удаляющийся круп зубра. Словно подвешенные за невидимые нити куклы, заходили все, закружились и ринулись вдогонку зверю. Все смешалось, ржание, улюлюканье, лай, топот и звон. Низкий звон монастырской колокольни. Это был тот легендарный зверь из рассказов путников. Мой конь пытается встать, но сочтены его попытки, кладет голову в кусты и хрипит. Оставляю верного попутчика подыхать и бегу на шум, к реке. У берега столпилась вся конная рать. Поверженный зверь лежит в воде, там же по пояс и сам воевода с булавой на плече. Он смотрит вниз по течению и зовет свою собаку любимицу. Но тщетно, бурная река унесла замученную собаку. Выйдя на берег, Драгош приказал вытащить тушу и разделать ее, а голову со звездой во лбу поместил в мешок на седле.
- Братья, это был знак свыше! Мы на правильном пути. А реку эту в честь собаки своей я назову Молдой. И на прапоре этих земель будет отныне голова убиенного мной волшебного зверя...
- Хэээээй! эхо разносит по округе ритм, ту-дуп, ту-дуп, ту-дуп.
За окном земля в движении. Уже далеко за полдень. Вагон живет своим бытом, дети висят на поручнях. Долгим был мой сон. Преклонного возраста соседка беседует с пассажиром из дальнего отсека. Из разговоров понимаю, что он путешественник и едет в наши края в первый раз. И что он с севера и хочет наесться фруктов. Встаю с койки, весь мокрый, жаркий сквозняк все-таки приятно обвивает тело. Пекло, значит, приближаемся к ядру уже. Клоню голову в знак приветствия. Пассажир говорит мне, что я кричал во сне. Отвечаю, что крики бывают почти со всеми, и он попадает как раз в сезон абрикос. Он не верит, что увидит персики на деревьях. Я говорю, что лучше пить коньяк теплым и не младше пяти лет. А заедать можно и персиками. Бабулька радостно кивает и соглашается. Ей приятна наша компания. Я увлечен в разговор. Следовательно, я напуган и нервозен. Слова льются из меня рекой заполняя межкоечное пространство.
Бабулька приглашает меня поесть с ней, а то сама не справится и пропадут продукты. Я голоден, трое суток не ел. Я отказываюсь. Но она настаивает и манит меня полукопченной колбасой. Я сдаюсь и набрасываюсь на ее припасы. Она говорит, что возле их домика течет река, и пенсии задерживают. Я жую, киваю и смотрю в окно. Наевшись, за чаем, из вредности, верно, я говорю, что еду взрывать правительство. Получаю в ответ полное согласие и сочувствие. Правильное дело сынок, надо отовсюду вырвать этот бурьян. Она встает, снимает с себя платье, под которым рубашка и штаны. Немного повозившись, снимает лицо с волосами и к моему изумлению оказывается мужчиной лет сорока. Он приклеивает себе усы и подсаживается ко мне.
- Я связной. В чемодане то что нужно тебе. Я сойду на ближайшей станции, а ты поднимешь, кипишь что мол старушка отстала от поезда. И все будет в порядке. Только надо достать то что тебе нужно и переложить в твою сумку.
- А как вы меня нашли?
- Мы повсюду и поверь, давно за тобой наблюдаем. Нам нравится твоя нервозность и плавающие убеждения. По головам ты точно можешь пойти. Ты не оглядываешься. Да будет правым дело твое.
Он жмет мне руку, к стуку-ритму примешивается колокольный звон. Ту-дуп-дон, ту-дуп-дон. Проходящая мимо проводница удивленно смотрит на моего визави. Он говорит, что из соседнего вагона. Встает и уходит. Я подымаю койку старушки, достаю из чемодана пакет с тем, что мне необходимо. Верчу в руках и кладу обратно. Достаю маску с париком натягиваю себе на голову, надеваю платье, скидываю штаны. Сажусь на ее место и, натянув очки, углубляюсь в изучение православного календаря. Так оно будет лучше. После того как поезд тронулся и проехал минут двадцать иду к проводнице и сообщаю ей о том, что странный парень с соседнего места, не вернулся. Он выходил на станции покурить, но так и не вернулся. Проводница, устало кивнув, отвечает, что объявится. Мой план сработал, я незамеченным мчусь в железном черве. Чрево обшарпано как платан. Я гениальный злодей. И глаза мои кровью налиты. И во лбу звезда. Ту-дуп-дон, ту-дуп-дон, ту-дуп-дон...
Вокзал освещен, обратная сторона за путями утонула во тьме. Это неправильная столица. Главный город должен ярко блистать и в ночи. Он должен отражаться на Луне и покрывать ее.
Заказанное такси ждет у входа, на заднем сидении коньяк и цветы, как я просил. Таксист пытается мне помочь, не замечая его, швыряю чемодан в багажник. Куда "мэтушо"? К собору, сынок. Высадив меня и получив прилично на чай, сигналя, он уехал. Я обошел фонтаны, вошел в густой кустарник. Снял с себя платье, достал нужный сверток из чемодана, допил оставшийся коньяк и сквозь парк пошел к зданию с освещенным фасадом. Чем ближе я подходил, тем активнее вели себя тени подле здания. Я перешел на быстрый шаг. Вам сюда нельзя слышу справа, остановитесь, слышу спереди. Хрен вам слышу изо рта. Срываюсь на бег, обхожу одну тень, разворачиваю пакет на ходу. Достаю содержимое и кидаю в сторону фасада. В тот же миг меня валят, и я чувствую удары по ребрам и тот, финальный, по голове.
- Тут яйца - сквозь звон слышу голоса над собой - Фу, да не трожь ты херню. ну и вонь... Что за дебил. Я измазался...
Фары патрульной машины вырвали ночь из моего окружения. Пакуйте его. Меня пакуют и ведут. Взбудораженный бомж кричит с лавки, чтобы я не сдавался, они все сволочи. А я и не сдаюсь. Никогда. Не приучен отступать. И щит на спине, прирос. Ранние птахи шумят в ритм моего пульса. Ту-дуп, ту-дуп, ту-дуп...
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№17
По головам
-Вот так! По головам! По головам! Не высовывайтесь, поганцы! Нечего высовывать свои головы и пищать! – семилетняя, только что проснувшаяся Алина, босая, с всклокоченными жиденькими волосёнками, отчаянно лупила свёрнутой в трубочку газетой по головам утят, которые своим писком разбудили девочку.
Вчера папа принёс подросших утят, четырнадцать штук. Была ранняя и ещё холодная весна, потому птиц поселили на кухне на полу в огромной коробке из-под старого телевизора. Они смешно пищали и высовывали головы, чтобы попросить еды или внимания. Почему-то это раздражало Алину, и она следила за утятами: как только они высовывали головы, девочка била по ним свёрнутой газетой. Утята быстро привыкли и при появлении Алины прятались и затихали. Поэтому аттракцион быстро надоел маленькой мучительнице.
Прошло пятнадцать лет и Алина, как и её мама, стала библиотекарем в маленьком городишке, где родилась и выросла. Работа была скучной и несложной, поэтому Алина снова нашла себе развлечение: если читатель ей почему-то не нравился, то она «не находила» нужную ему книгу. А потом, когда дверь за расстроенным человеком закрывалась, она всё так же мстительно и злорадно говорила:
-Сделал гадость – сердцу радость!
Не нравились ей уверенные в себе и знающие чего хотят люди. Такая же новая сотрудница была принята отделом кадров к ней, к Алине, в помощницы, без Алининого на то согласия.
Новая сотрудница была отвратительно мила и обходительна, слишком старательна и услужлива. А ещё она с невинным видом в ответ на развлечение Алины выносила нужную книгу и говорила читателю:
-Ну вот же книга, которая вам нужна, просто она неудачно и незаметно стояла, но я нашла.
Новая работница навела порядок на всех полках, вымела пыль и расставила, как, впрочем, и было положено, разделители с названиями отделов. Теперь не получалось «не найти книгу». И имя у новенькой было под стать, такое же отвратительное –Виктория –победа. Она пришла победить её, Алину. И Алине казалось, что теперь именно Виктория свернула газету и стучит ей по голове.
Внешне они подружились. Почти ровесницы, Алина всего на два года старше, обе отличницы, обе увлечённые постоянной диетой – им было о чём поговорить во время обеденного перерыва. И Алина чувствовала – новенькая тянется к ней всей своей изголодавшейся по общению душой.
Тем вечером они сидели на диване в запаснике библиотеки: измеряли друг другу давление, а потом Алина пила зелёный чай, а Виктория свой кофе. У Алины было повышенное давление, у Виктории пониженное, вот если бы сложить их показатели и поделить на двоих всё было бы идеально.
-Наверное, в жизни нет ничего идеального, -грустно размышляла Алина и чувствовала себя утёнком в той коробке.
Тогда она рассказала эту детскую историю Виктории. Виктория как всегда внимательно выслушала и к удивлению Алины, спокойно сказала
-Я часто чувствую себя именно таким утёнком, которого бьют по голове газетой, если он высовывается со своим мнением или со своей индивидуальностью.
-И ты так спокойно об этом говоришь? – Алина удивилась, потому что никак не могла подумать, что Виктория чувствует себя утёнком, а не всемогущей рукой, раздающей подзатыльники.
-Я думаю, что иногда можно увернуться от руки с газетой, а иногда можно потерпеть, если уж досталось. А потом вырасти и вылезти из этой коробки. – продолжила Виктория, с удовольствием отпив горький кофе из изящной чашечки.
-Вылезти из коробки и настучать обидчику по голове! – злобно сказала Алина, заваривая себе зелёный чай в неказистой грязноватой кружке.
-Нет, я не стала бы тратить время своей жизни на месть. Уйти, убежать, уползти подальше от этой коробки, где постоянно бьют высунувшегося по голове.
-А вдруг в другом месте тоже бьют по головам? Есть ли смысл расти и убегать?
-Думаю так не везде, по крайней мере пока я жива, я собираюсь искать место, где мне не будут бить по голове.
В тишине Виктория допила свой кофе, тщательно вымыла красивую чашку, взяла учебник английского и пошла в читальный зал.
Каждую свободную минуту она учила английский, а по выходным ездила в соседний большой город на курсы.
Алина по выходным укрепляла свою семью. По крайней мере она так думала. Муж у неё занимал какую-то хорошую должность и в свободное время любил расслабиться в дорогом кафе. Обычно они отдыхали так, что Алина забывала сумочку и за вознаграждение официант возвращал её на следующее утро, а потом до обеда маялась на работе похмельным синдромом. Виктория сочувственно бегала за минералкой, разрешала полежать на диванчике в книжном запаснике, одна выдавала и расставляла книги. И как будто ей даже нравилось работать за двоих.
Однажды после выходных Виктория пришла на работу непривычно возбуждённая. Оказалось, она нашла перспективную работу в том большом городе, куда так упорно ездила на курсы английского.
Алина вздохнула с облегчением. Ей не нравилась Виктория. Почему-то у Алины было стойкое ощущение, что именно Виктория стучит и стучит маленькой Алине по голове: своей чистой изящной чашкой, курсами английского, спокойной уверенностью, стройной фигурой и красивыми волосами. Виктория уволилась и уехала в свой большой город. Они больше никогда не общались.
Незаметно пролетело ещё пятнадцать лет. Виктория читала местную газету, приехав на выходные в тот самый маленький городок на своей машине. Она увидела заметку-некролог. Умерла заведующая библиотекой – та самая Алина. Виктория посчитала в голове – 37 лет, очень рано. Что случилось? И она набрала давно записанный в память телефона, ни разу не набранный номер. Никто не подошёл. Она позвонила подруге Алины, и та тоже не ответила.
В голове пронеслось воспоминание о давнем рассказе про утят и руку с газетой, которая бьёт голодных выскочек по головам. Теперь эта история почему-то стала памятью об Алине. Стало грустно, хоть они и не дружили. Стало жаль тех уютных вечеров в тихой и никому не нужной библиотеке. Тогда она была нужна Алине. Она, постоянно убегающая из коробки голодная утка, была хоть кому-то нужна.
Почему она так отчаянно бежала все эти годы? Её всегда «били по голове» дома. Она должна была доказать всему миру, а прежде всего самой себе, что её нельзя постоянно бить, ругать и обзывать. Ощущение взрослости пришло. Она добилась всего чего хотела и больше никто не бил её «по голове». А внутри жила всё та же послушная и старательная, но всё равно не нужная родителям девочка; она уже больше не плакала и не спешила вырасти и убежать, потому что знала, что выбралась из той коробки.
Женщина одиноко брела под весенним дождём по родному городу, слёзы катились по щекам, и она не вытирала и не стыдилась их. Она оплакивала ту маленькую девочку, которой всё равно не досталось детство, где не бьют газетой по головам.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№18
C любовью Марку
[i]Ты веришь в Бога? (с)
Пятнадцатое октября
Я люблю тебя, Марк!
Это Дилан Харрис.
Я не знаю, осмелюсь ли когда-нибудь отправить это письмо. Наверное, нет, но молчать больше нет сил, поэтому готов кричать об этом на всю планету. Ты можешь назвать меня мудаком, но пожалуйста, не осуждай, а постарайся понять мои чувства.
Иначе, просто не знаю, как поступить.
Какой груз с плеч я сейчас снимаю, признаваясь тебе. Ты, просто, такой популярный, такой… на тебе виснут девушки, ты превосходно сложен и бесконечно прекрасен.
Это болезнь, правильно говорят, это хрень, которая ядом расходится по телу и отравляет мою жизнь. Она не лечится.
Не имею права заставлять тебя отвечать мне, ни на письмо, ни взаимностью. Единственное, прошу тебя, никому не показывай, иначе моя жизнь пойдет под откос и единственным выходом будет – смерть.
А я боюсь.
Семнадцатое октября
Марк, вчера я подглядывал за тобой в душе, хотя делаю это уже очень давно. Я слышал запах твоего вспотевшего после спорта тела. Если бы ты знал, что тогда творилось с моим дыханием, как его перехватывало, как стучало сердце, как горели щеки. Но ты не видел меня, ты меня никогда не замечаешь. Это хорошо, это правильно, иначе бы было все плохо. Я стоял там, за стенкой пара, и прятал свой позор от посторонних глаз. Удары мокрым полотенцем по ягодицам. Тяжело быть никем, незаметной тенью.
Стоит мне закрыть глаза, как ты сразу предстаешь передо мной.
Вода тонкими струйками стекает по твоим ногам. Темные волосы топорщатся ежиком. Ты проводишь руками по своему телу и не стесняешься движений. Намыливаешь член, руки, ноги, голову…
Я боюсь возмездия, Марк. Но если, хоть на секунду представить, что ты сможешь ответить мне взаимностью, то готов понести любое издевательство, только ради этого.
Послушай песню Alter Bridge – Blackbird. Тебе необходимо это сделать, иначе ты не поймешь моего настроения. Я буду тебе говорить потом, что включать, чтобы ты слышал мою боль. Это моя маленькая просьба.
Знаешь, мне не нравится, что у тебя под правым соском родинка, я думаю, что тебе стоит от нее избавиться. Она смотрится вычурно, как какая-то проказа. Когда ты станешь старше, после колледжа, обязательно сделай операцию и удали ее к чертовой матери. Хотя, я надеюсь, что это раковая опухоль. Тогда я смогу за тобой ухаживать. И ты умрешь молодым.
Марк, и никогда, слышишь, никогда не бросай спорт, всегда держи себя в форме.
Восемнадцатое октября
Ты сидишь на уроках передо мной, а я пырюсь в твой затылок и считаю волосы. Я не могу избавиться от этих мыслей, Марк. Просто, не могу прогнать от себя страх и обреченность, мне хочется рыдать и орать одновременно. Хочется делать хоть что-то, чтобы только убежать от себя. Я-то думал, что признавшись хоть в одном письме, наконец-то избавлюсь от этого самобичевания, но все мои письма лежат стопкой на полке. Их пока два. И я не решаюсь их отправить. И, наверное, не решусь.
Просто не могу.
Слабак.
Хочется умереть.
С мыслью о твоем затылке.
Наверное, тебе следует знать. Вчера я порвал простыню, зажав ее между зубов, чтобы как-то смягчить боль. Слезы водопадом лились из глаз, я кричал, настолько громко, насколько тихо и грыз ткань, пропитывая ее слюной. Эти мысли, о тебе, как же мне хреново от них.
Я не могу их прогнать. Не могу избавиться.
Включи The man who sold the world. Неважно кого Кобейна или Боуи, они оба прекрасно ее спели.
Отлично? Какая музыка тебе нравится? Я бы мог догадаться, это классический рок? Типа Scorpions? AC DC? Или… Это, в прочем не важно. Для меня твой музыкальный вкус – не играет роли. Наверное, единственное, что должно оставаться моим, личным. Плейлист.
Хотя, я нередко представляю, как мы сидим в Старбакс и обмениваемся друг с другом кассетниками. Это романтично, несмотря на то, что сейчас кассет почти не осталось. Убил бы целую ночь, чтобы записать все любимые песни с радио для тебя. Я бы оформил обложку, ведь неплохо рисую.
Двадцатое октября
Я осмелился и сказал тебе привет! Ты прошел мимо, даже не взглянув в мою сторону. Наверное, не услышал. А может, не захотел услышать. Но в любом случае, это моя маленькая победа. Сделать первый шаг – поздороваться. Вторым будет – завязать разговор, третьим – пригласить тебя пройтись после учебы, обсудить... У нас должна найтись общая тема для разговоров, просто обязана быть.
Двадцать первое октября
Я брежу тобой, Марк. Я кричу и дышу тобой. Почему ты не рядом? Что со мной? Как мне быть? И эти письма мне помогают. Только здесь могу излить душу.
Моя мать ничего не понимает, она лишь говорит: Дилан, ты изменился, тебя, что-то тревожит?
Я люблю мать и не хочу ее расстраивать и не признаюсь, что педик.
Боже, Марк! Как мне быть?
Мне хочется прямо сейчас тебе позвонить и все рассказать.
Включи Globus – Europa…
Двадцать четвертое октября
Пожалуйста, не осуждай меня, но это я украл твои трусы.
Ах, если бы ты знал, чего мне это стоило. Когда вы всей гурьбой понеслись в душ, я как всегда плелся за вами. Ты бросил свои плавки в спортивную сумку и оставил ее возле своего шкафчика. Мое сердце выпрыгивало, я вспотел, наверное, сильнее, чем ты после рэгби. И знаешь, что я сделал? – закрыл твою сумку и пошел переодеваться, чтобы прошмыгнуть в конец этих чертовых душевых и выйти последним.
Но искушение завладело мной. Я вернулся и без доли сомнений вытащил их, немного влажные от пота. Поднеся к носу, этот запах чуть не сбил с ног. У меня закружилась голова, и перехватило дыхание.
Я понимал, что если убегу сейчас, то все поймут, что именно я их украл. Но так спокойно войти в душ было нельзя. Мои штаны распирало от возбуждения. Я был загнан в угол, чувствуя, что кончаю. Резкий запах заполонил всю раздевалку, как мне показалось.
Но, по крайней мере, спала эрекция, поэтому я быстро забежал внутрь и также быстро вымылся. Никто, никогда не обращает на меня внимания, Марк. Это помогло, пройти у тебя под носом, пряча под скомканной одеждой твои же плавки.
Я сейчас в них.
О, видел бы ты свою растерянность, она возбуждала, до потери сознания.
Ты сказал: «Черт, Билли, твою мать, ты, сука, стащил мои трусы, педик!».
И почему ты дружишь с Билли? Почему?
Билли сразу указал на меня, когда я направлялся к выходу, ты же вытирался махровым полотенцем. Кажется, я вжал голову. Мои щеки полыхали от жара. Твой дружок тыкал в меня пальцем и гоготал, как полоумный, что это я их стырил.
Самое страшное, что вдруг захотелось все рассказать, честно, но… ты, ты его заткнул. Ты сказал, что не веришь, в эту чепуху,
- Наверное, я кинул их мимо сумки, а потом, может, уборщик их отправил в корзину, да пофиг, - сказал ты и начал одеваться, натягивая на голое тело джинсы.
Ты убил меня!
Но, я, же видел, что тебя самого заводила мысль о том, что ты без трусов и что это случилось именно с тобой. Признайся, нарцисс, ты тащишься сам по себе.
Ты рассказал им. Ты рассказал всем девчонкам в классе, что ты без трусов. И тебя это вдохновляло.
А мне не давала покоя мысль, что под джинсами у тебя ничего нет. Сидя за партой, ты наклонялся вперед, чтобы шепнуть, что-то на ухо Миранде, а передо мной слегка обнажался твой подкаченный зад. Я изгрыз губы до крови, в предвкушении, что когда вернусь домой – до посинения задохнусь запахом твоих трусов.
Прости меня, Марк.
Послушай Archive – Bullets. И прости меня.
Двадцать восьмое октября
Говорят, когда волнуешься, надо считать от ста до единицы. Так.
Сто, девяносто девять, девяносто восемь…
Да, нифига.
Вранье.
Это чертово, мать его, вранье.
Этот твой дружок, Билли. Он говна кусок, тебе не стоит с ним водиться.
Ты думаешь, легко быть белой вороной? Когда твои друзья – это учебники и тетради, а собеседник – зеркальное отражение? И ладно, я плесень, но теперь еще и посмешище. Зачем надо было говорить обо мне такое? Зачем пускать слухи? Я же… всему свое время, я бы во всем признался, но теперь ненавижу себя еще больше.
А знаешь, что? Да, это правда! Я мечтал о тебе. Мечтал, твою мать. Сидел на уроке и утопал в своих мыслях. Как этот мудак, вообще, заметил, что я на тебя смотрю?
Марк!
Что же мне делать? Как ты мог меня так подставить? Марк? Как ты мог смеяться надо мной? Я смотрел тебе в лицо, а ты ржал. Ты хохотал надо мной.
Моя жизнь проходит от душа к душу, когда я могу вдоволь насмотреться тобой. И только ночью я могу отпустить все свои желания. Только ночью я претворяю мечты в реальность, но меня не хватает. Иногда возбуждение доходит до такого пика, что приходится кончать несколько раз.
Ты виноват.
Но я тебя не виню.
Я не имею права тебя винить.
Послушай это Placebo – Meds.
Мне нечего добавить.
Первое ноября
Обязательно включи это: Cradle of Filth – No time to cry.
Ты хочешь знать, когда и как все это началось? Как, вообще, это может случиться?
Самому интересно. Наверное, когда за просмотром порнухи, ты замечаешь только мужские тела, обращаешь внимание на размер его члена и количество спермы, которые он извергнет, ты слышишь только его стоны…
Поначалу мне было страшно. Я не понимал, что со мной происходит, а главное почему. Под одеялом молил Бога, чтобы он меня излечил. Слезно умолял избавиться от плохих мыслей. И ты представляешь, мне помогало. До тех пор пока ты не появился в группе.
С первой минуты ты опротивел мне, но это была лишь защитная реакция перед страхом самого себя.
Мой первый сексуальный опыт произошел с кузеном, Дейвом. И как мне показалось, он не заметил. Я отсосал ему, пока он был в пьяном отрубе. Просто, он грешит алкоголем и часто наведывается к нам, чтобы его мать не застукала. Мои же предки не против. Его кладут всегда в мою комнату на пол, и он засыпает. Я не мог уснуть, потому что мой кузен старше меня и он тоже прекрасно сложен.
Меня дурманила сама мысль, что вот в двух метрах от меня лежит полуголый парень и ждет. Но потом, Дэйв, начал достаточно часто наведываться к нам в гости, в привычном полупьяном состоянии. Он ложился на полу и раздвигал ноги, слегка приспуская трусы, делая вид, что спит.
Мы не шумели, родители ничего не знали. Однажды, он схватил меня за загривок и насадил сильнее. Он прошептал, что я шлюха.
Не знаю, обращал ли ты когда-нибудь внимание на мой шрам? На запястье? Конечно, нет. Не бери в голову, меня случайно спасли, а после этого Дейв перестал к нам приходить. Но я жаждал большего, Марк. Я блуждал по интернету в поисках заветной амброзии. Я не мог убегать от себя. На форумах знакомился с парнями, мы обменивались фотографиями и устраивали совместный сеанс онанизма по скайпу. Иногда мы встречались… и... Хочешь прикол? Мой отец – самый гомофобный военный из всех военных, которых я только знаю. И какого ему будет узнать, что его единственный отпрыск – педик? Мне страшно, я жду с нетерпением своего восемнадцатилетия, чтобы свалить к черту из дома и никогда не возвращаться.
Как бы мне хотелось, чтобы ты разделил со мной участь отшельника.
Восьмое ноября
Я тебя сфотографировал.
Мне удалось сделать пару снимков, где ты без футболки. Знаю, что фотограф никудышный, но мне этого достаточно для самозабвения.
Наверное, это неправильно.
Это похоже на фанатизм. Болезнь.
Включи лунную сонату. Тебе необходимо немножко классики. Она помогает сосредоточиться. Не волнуйся по поводу тестов, ты все напишешь правильно.
А я завтра не приду. Не смогу.
У меня есть любимое место в парке, куда часто прихожу. О нем мало кто знает, как-нибудь обязательно покажу. Там свалено в кучу старых ящиков из-под фруктов, там же среди всего этого мусора, в пакете я храню немного травы. Не буду говорить, кто торгует, это не имеет значения.
В общем, папаня меня спалил. Походу после восемнадцати я могу забыть о колледже, мне светит только армия.
Все равно.
Пятнадцатое ноября
На меня вылили краску.
Тебя не было, когда это случилось.
Хотя ты вероятно уже знаешь.
Конечно, это весть разлетелась по всем группам. Дилана Харриса облили белой краской и обсыпали перьями. Я шел домой через парк. Они меня подкараулили, Марк. Твои друзья, Билли, Мэтью, Карл и они все там были.
Сначала они позвали меня поговорить. Они начали смеяться и спрашивать, правда ли, что я педик.
Я ответил, что нет.
Тогда они сказали,… они пообещали. Они сказали, что если я признаюсь, то пальцем меня не тронут. Я ответил, что я не гей.
Но Билли пригрозил мне ножом и продолжал обещать, что пальцем меня не тронет. Но если я продолжу обманывать, то он мне жизни не даст.
И я признался.
Марк, почему тебя там не было? Как бы себя повел? А Марк? Просто представь на секунду, что ты там. И чтобы ты сделал?
Они в любом бы случае это сделали. Понимаешь? Они специально тащили краску в парк.
Это ведро с эмалью, невероятно тяжелое, но как легко они его на меня опрокинули. А перья, точно снежинки. Они из старой подушки, сейчас мало у кого осталось таких. И они кричали мне в лицо: «Петух!». Все забегали вокруг меня, кудахтая и кукарекая.
Я стоял и ничего не делал, силясь не разрыдаться, потому что, заплачь я, то огреб бы еще сильнее, тем не менее, меня повалили на земле. Первый удар, как мне показалось был самым болезненным. Потом следовала целая очередь из пинков, они были гораздо слабее. Но первый, наполненный ненавистью. Теперь у меня синяк там, где ребра. Слава богу, ничего не сломано.
И ты знаешь, почему я петух? Из-за тебя, Марк. Как же я тебя ненавижу.
У меня болит все тело.
Краска стекала по лицу и воняла так, что началось головокружение. Заплетались ноги и я упал. Вокруг шли люди, а может никого и не было, кроме моего одиночества?
Да интересно ли тебе, вообще?
Отец, увидев меня, сказал, что каждый из них, из обидчиков, должен поплатиться жизнью за содеянное. Но он смотрел на меня как на ничтожество.
Он ненавидит меня еще сильнее, чем я себя.
Я ненавижу тебя Марк! КЛЯНУСЬ МАТЕРЬЮ, НЕ-НА-ВИ-ЖУ!
Двадцатое ноября
Слушай это: Pain - Shut your mouth. Слушай и заткнись.
Ты знаешь, что у моего папаши целый арсенал с оружием? Он хранит несколько винтовок и кольтов сорок пятого калибра, несколько гранат и взрывчаток?
Он вчера мне это показал.
Он сказал, что если хоть какая-то сука на меня раскроет пасть, он собственноручно ее пристрелит.
Я хочу, чтобы это был ты Марк! Раскрой на меня пасть, мерзкий кусок говна.
Двадцать четвертое ноября
Будь ты проклят, Марк!
Будь ты проклят!
Ты видел, смотрел, как грязная вода стекает по моему лицу? Ты смеялся вместе с ними, сверкая белоснежными зубами.
Холод по спине. До сих ощущаю этот холод. Грязная вода на мой язык.
Вызову к директору, принудительные извинения, извещение родителям, разговоры с психологом и все… Я со страхом ожидаю завтрашнего дня.
Ты можешь осуждать меня за трусость. А ты бы смог ответить? Смог бы сделать, хоть что-нибудь?
Двадцать пятое ноября
Ты доволен тем, что происходит?
Сегодня меня голым вытолкали из душа и оставили стоять в проходе.
Мимо проходили другие ученики, и они все как ополоумевшие бараны тыкали в меня пальцами. Я никогда не забуду, как наши взгляды встретились. Как ты отвечал в своих мыслях, на мои крики: ЗА ЧТО? Думал ли ты вообще? Можешь ли ты думать?
Мне показалось, что на секунду ты остановился, отпустил мою руку, но…
Среди прочих, я явственно ощущал твои прикосновения, они жгли сильнее, больнее.
Каждая моя слеза – в твою могилу, сукин сын.
Второе декабря
Марк!
Послушай это: Siouxsie And The Banshees – Face To Face.
Эта песня будет играть на твоих похоронах.
Начинай привыкать к ней сейчас.
Десятое декабря
Марк, Marilyn Manson – Sweet Dreams.
Отец бесился, что его сын вырос таким мудаком. Наверняка, в его мечтах, я должен быть самой устойчивостью. Настоящим мужиком.
Знаешь, у меня расписана вся жизнь наперед и она полна денег, красивой жены, достойной зарплаты, детей, с полдюжины. Гарвард, как минимум Гарвард.
Отец часто рассказывает мне:
- Когда я был в твоем возрасте, никто и пальцем не смел даже рта раскрыть, пискнуть в мою сторону. Одной рукой я завалил Грега Харди, а он был кабаном. Одной рукой. Запомни сын, никто не смеет над тобой так издеваться.
Мне хотелось, чтобы он подошел и обнял меня, поцеловал. Максимум проявления чувств – это удар по спине. На большее он не способен.
Мать замазывала мне губу зеленкой и сетовала:
- Давай, хочешь, я поговорю с Дейвом? Он приедет к тебе в школу и разберется со всеми.
Она прижигала йодом рассеченную бровь и продолжала:
- Он же ходит, ходил на дзю-до… или куда он ходил? В спортзал ходит. Может тебе стоит ходить с ним? Вы же так ладили.
Ее руки тряслись, потому что я молчал. Она дула там, где болит и боль проходила молниеносно.
Дейв ходил на дзю-до, когда ему было лет семь. Всего один год.
- Я тебя люблю, - сказала мама.
Ненавижу ее за это.
Пятнадцатое декабря
Объясни мне, Марк. Что это могло значить? Вдруг, неожиданно.
Ты спрашиваешь у меня как дела? Чего ты добиваешься?
Ты хочешь знать как у меня дела?
ДЕРЬМОВО!
Шестнадцатое декабря
Мне больно!
Тут, в сердце. Что же ты со мной делаешь, Марк? Зачем ты так поступаешь? Зачем ты мне улыбаешься? Зачем спрашиваешь как мои дела? Что ты от меня хочешь?
Я в растерянности!
Мое сердце сейчас выпрыгнет, если ты не объяснишься.
Боже, как я хочу открыться тебе. Как я хочу отправить эту чертову стопку, чертовых писем. Чтобы навсегда перечеркнуть все вопросы.
Восемнадцатое декабря
Все унижения только ради твоей улыбки. Сегодня ты мне подмигнул на перемене, но прошел мимо…
Моя душа начинает танцевать в такт моим крикам. Ты кружишь мной, ублюдок. Но мне это нравится. Я каждый день слышу, как меня поливают грязью, и каждый день получаю свою порцию побоев, но все ради твоей улыбки.
Сделай одолжение, просто убей меня.
Послушай эту песню: Fear Cult – She Loves Me Not.
Двадцатое декабря
Найди эту песню. The ghost of Lemora – Dread the Day
Ты обнимаешь Ненси Стивенсон на перемене, целуешь ее в шею, облизываешь эту суку языком. А я наблюдаю, и каждый твой поцелуй, каждое твое поглаживание по ней, заставляет мои раны кровоточить сильнее.
Я готов вспороть себе вены прямо сейчас. И забрызгать все к чертовой матери кровью.
И после этого, я прохожу мимо, и ты говоришь мне:
- Привет!
А они кричит на тебя:
- Он же педик, не здоровайся с ним.
Будто ты обязательно от меня заразишься.
И ты провожаешь меня взглядом.
ЗАЧЕМ?
Я не знаю, что мне делать, Марк. Только подохнуть. Повеситься, наглотаться таблеток. Но я так больше не выдержу.
Восьмое января
Ты сказал, что чувствуешь вину передо мной? Ты говорил, что не считаешь, меня пидаром и тебя бесит, когда кого-то дразнят?
Пойми, все мои унижения ради этих слов и готов терпеть больше.
Ты посоветовал держаться рядом, когда они снова начнут приставать.
Я не могу тебя подставлять, иначе они переключатся на тебя.
Я не могу тобой жертвовать.
Пятнадцатое января
Мы шли вместе по парку. Ты помнишь?
Знаешь, что я чувствовал? Я готов был расплакаться от счастья, что наконец-то слышу твой голос, и ты говоришь со мной. Хотя извини, не слушал тебя. Только сейчас в памяти всплывают некоторые слова. Мне не важно, что ты говорил, важно, что со мной.
Как же ты не поймешь, я не требую опеки и защиты. Просто не имею права, только будь рядом, хотя бы это, пожалуйста.
Двадцатое января
Я умею играть на гитаре. Неплохо играю. Ты, что-то говорил о гаражном рок-бэнде? Было бы неплохо создать и возможно у нас бы получилось выбиться в люди. Творить музыку. Это отличная идея.
Двадцать четвертое января
Мы проводим много времени вместе. И меня это пугает, но в тоже время, я не могу себя контролировать. Становится все сложнее и сложнее терпеть.
Осторожнее Марк! По группе заходили слухи. Я вижу это презрение в каждом взгляде, в каждой ухмылке. Будь осторожен.
Первое февраля
Мое маленькое счастье.
Мне стоит сказать тебе спасибо. Твоя опека работает. Они не рискуют пойти против их капитана команды, льва среди гиен.
Но мне не понятны твои мотивы. Чего ты этим добиваешься, Марк?
И вот ты лежишь на полу в моей комнате, почти в такой же позе, как и Дейв. Наша первая репетиция, которая немного задержалась, и ты решил остаться. Только сейчас понимаю, что это именно твое решение остаться у меня на ночь.
Каждый сантиметр тебя возбуждает, но не волнуйся, я не предам. Спи спокойно.
Десятое февраля
Помню каждое слово.
- Что ты общаешься с этим пидарасом, Марк? Он же реальный педик, понимаешь? Члены, яйца, вазелин и жопа.
- Он нормальный парень, кое-где ты реально перегибаешь Билли.
- Нет бро, это ты реально перегибаешь. Ты его перегибаешь? Или он тебя, а?
Ты схватил его за футболку и с силой стукнул о стенку:
- Не шути со мной, Билли. Клянусь богом, я из тебя выбью всю дурь. И это касается всех вокруг. Если хоть кто-нибудь тронет Дилана, тот будет иметь дело со мной…
- Ладно-ладно, только успокойся кэп. Успокойся. Никто его не тронет. Обещаю.
Зачем? Ты? Это делаешь? ЗАЧЕМ?
Двенадцатое февраля
Я знаю!
Я знаю, что я сделал. Прости меня.
Но этот поцелуй, навсегда останется в моем мозгу. Я до сих пор ощущаю сладость твоих сахарных губ, чувствую покалывание только пробившейся щетины.
Ты, отпихнул меня Марк, но сделал это не грубо.
Нежно!
Ты встал, прошелся по коридору, огляделся по сторонам, убедившись, что никого не было рядом, и спросил:
- Какого черта, мать твою?
Честно не знаю.
Прости! Это, было спонтанно. Честно.
Я не смог тебе ответить. Лишь моя ладонь до сих пор сохраняла воспоминание о стуке твоего сердца. Как же оно забилось.
Шестнадцатое февраля
Марк, ты затащил меня внутрь и прильнул губами. Ты чуть ли не порвал на мне футболку и был прекрасен в своей ярости, решительности, злости. Ты плевал в лицо всему обществу.
Я помню каждое прикосновение и жар исходящий от тебя. Ты дрожал, в то время как твоя слюна стекала по моему анусу, и ты неумело, но аккуратно, стараясь не причинить боль, входил, поглаживая мне спину.
Время должно было остановиться, и это наслаждение не заканчивалось бы никогда. Ты просил меня поддаваться, расслабиться, но я прекрасно знал, что делать, без твоей помощи.
Это седьмое небо. Ни с чем несравнимое удовольствие, которое заставляло меня кричать, а ты прижимал мне рот ладонью и просил быть потише. Но мне было все равно, застукают нас или нет. Это безразличие схоже с паранойей, наверное, мне хотелось, чтобы нас застукали, наконец-то, представилась бы возможность покончить со всем: со стыдом, с самобичеванием. Как же я устал от всего этого.
У меня в ушах до сих пор стоит твой стон, когда ты начал кончать. Капельки пота с твоего лба падали на меня, и я слышал их запах, запах наслаждения и счастья.
Струя обожгла нутро, Марк. Твой сок наполнял меня как полый шарик, и мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.
Ты дышал и сопел, как может сопеть буйвол, как животное. Ты ничего не сказал, быстро оделся и ушел, оставив меня почти без чувств лежать на грязном полу старой кладовки среди тряпок, ведер и чистящих средств, куда в любую секунду может заглянуть уборщица. Хоть бы заглянула старая сука.
Спасибо, Марк!
Восемнадцатое февраля
То, что между нами случилось. Об этом никто никогда не узнает. Я никому не скажу, я не подставлю тебя.
Наш маленький секрет. Обращаешь внимание на слово «секрет»? Я же говорю, что он НАШ!
Но тебя несколько дней не было в школе. Наверное, теперь я могу отправить тебе все эти письма. Правда же?
Двадцать третье февраля
«Ты живешь у нас до тех пор, пока тебе не исполнится восемнадцать лет, а потом проваливаешь из дома и никогда больше не возвращаешься».
Угадай откуда у меня фингал, Марк!
Отец наткнулся на стопку писем и спросил, что это? Он ходил взад и вперед по моей комнате и никак не мог поверить в это. Но с тобой, с твоей поддержкой, я не боялся и говорил как есть:
- Папа, мама, я гей. Я счастлив.
- Урод, - процедил отец сквозь зубы.
И тогда он со всей дури ударил меня кулаком, что я отлетел. Казалось, он вышиб мне мозг. Папа вышел к черту и хлопнул дверью.
Мать стояла в проходе, облокотившись на стену, и силилась не заплакать. Она сказала, что поговорит с отцом и попытается все уладить. Надо было рассказать ей, прежде. Она бы смогла его подготовить, сама бы была тоже готова.
Она дала мне кусок холодного мяса приложить к глазу.
И мне это помогло, знаешь? Марк, теперь нам ничего не мешает быть вместе.
Мы будем вместе навсегда.
Восьмое марта
Отец сказал, что убьет тебя. Он возьмет одну из винтовок и пристрелит как щенка и глазом не моргнет. Не бойся, я встану между вами, и пусть эта пуля попадет в меня.
Не бойся.
Пятнадцатое марта
Как ты можешь себя так вести, Марк? После того, что между нами было? Избегаешь, отталкиваешь, не обращаешь внимания, не отвечаешь... Сколько глаголов мне надо перечислить, чтобы ты осознал, какую боль причиняешь своим поведением?
Нам просто нужно поговорить. Один разговор решит все. Доверься мне. Я знаю насколько тебе страшно, не надо держать это в себе. Можно все уладить.
Восемнадцатое марта
Марк! Я не понимаю.
Ты стараешься убежать от этого. Не причиняй мне боль. Ты единственная радость в жизни. Пожалуйста.
Они подкараулили меня после школы.
Я никогда не думал, что волосы на голове горят так быстро.
Марк… отец даже не обратил внимания. Он меня не замечает.
Мать смазывала небольшой ожог перекисью водорода, и настаивала на врача.
- Некоторое время придется походить в кепке, - сказала мать.
А потом она снова разрыдалась и ушла.
Пожалуйста, помоги.
Мне страшно…
Двадцатое марта
Ты ускоряешь шаг, когда мы ненароком пересекаемся. Не отвечаешь ни на один звонок. Ты делаешь все, что угодно, чтобы не встречаться со мной взглядом.
Я ненавижу эту жизнью.
Вчера мать рыдала на кухне.
Она не знала, на чью сторону встать.
Ненавижу эту дуру.
Тупая овца, слабовольная.
Я люблю одного тебя.
Двадцать пятое марта
Включай это
Richard Christ – Call me
Зачем ты стал говорить обо мне? Зачем ты смеялся, что я пидр? Я правильно сделал, Марк, что подошел и поцеловал тебя на глазах у всех. Мне все равно! Понимаешь? Мне уже все равно.
Меня выгнали из дома, потому что я кричал, что люблю тебя. Я опубликовал во всех социальных сетях свое признание. Рассказал всему миру о себе, что не смогу жить без тебя.
Все вокруг тычут в меня пальцами как в прокаженного и желают мне смерти.
Ты говорил, что не обидишь меня. Ты шептал мне на ухо, что готов пойти на все, ради меня. Ты клялся…
Теперь побудь в моей шкуре. Побудь! Сукин сын.
Поверь мне, я терпел! Терпел все, что происходило. От правды не убежишь, Марк! Она бы преследовала тебя всегда. И мне глубоко плевать, что скажут твои друзья, родители, родственники. Хватит.
Ты ударил меня в нос до крови. А я крикнул тебе, ты трахал меня в жопу, как надувную куклу и ты перся с этого. Встань перед зеркалом, педик, и оно ответит тебе моим голосом: «Ты трахал Дилана Харриса в грязной кладовке на большой перемене, буквально у всех на виду и было круто. Гораздо лучше, чем с Ненси, а что ты сделал дома? Ты напился, как свинья и блевал в туалете. Но на следующий день, ты заперся в своей комнате, сказав, что плохо себя чувствуешь, а сам перерыл сотни порно сайтов, ничтожество».
Потому что ничуть не лучше меня, ты такой же гнусный пидарас, как и я.
Видишь их взгляды? Ненависть, презрение, предательство. Ты почернел в их глазах. На тебя вылили краску, обсыпали перьями и кричали в лицо: ПЕТУХ!
Ты думал, что набросившись на меня с кулаками, что-то измениться? Они простят тебя? Добро пожаловать в ад, урод.
Теперь посмешище ты.
Двадцать восьмое марта
Включи эту песню Daughter - Run
Я никогда не забуду, каким жалким ты оказался. Ты был омерзительным ничтожеством, грязным куском говна, тряпкой.
Ты голый лежал на полу и рыдал, сплевывая кровь. Тебя избили, Марк. И каждый синяк на твоем прекрасном теле молил меня о прощении. Да, что там, твое: «не уходи, пожалуйста», было настолько наигранным, что меня чуть не вырвало.
Извини, что плюнул на тебя. Хорошо? Но, ты заслужил. Искренне надеюсь, что на твою сладкую жопу придется ни один удар судьбы, привыкай страдать как я.
Первое апреля
Теперь и твои родители все знают?
Знают от моих, от директора, психолога, врача? Увидели мое обращение в интернете?
Поздравляю. Теперь ты чист. Тебя тоже не приняли?
Замечательно!
Это превосходно.
Что же тебе хочется сделать?
Тебе хочется со всем этим покончить? Мне тоже.
Наши мысли сходятся. Когда ты думал, вот оно счастье. Стоит только покрепче за него ухватиться и…
Оно ускользает из твоих рук. Потому что вместо рук – сито, а счастье – лишь иллюзия. Нам осталось предательство.
Третье апреля
Это неприятно, когда лучшие друзья отворачиваются. Я не знаю. У меня никогда не было друзей, от меня отвернулся только ты, наверное, это в разы хуже. Но хотя бы твои страдания, придают мне сил. Надеюсь, что ты будешь мучиться всю свою жизнь.
Что они сделали с тобой на этот раз?
Зеленый цвет волос тебе к лицу, я не знал, что зеленка так держится. Голубая надпись на машине «Faggot» прекрасно компонирует с желтым.
Мне жаль тебя.
Десятое апреля
Ты понял, что такое одиночество? Понял, каково быть изгоем?
Тебе не нравится травля?
Выход есть…
Пятнадцатое апреля
Это последнее письмо. Я устал. Я больше не могу.
Дописываю его и, пожалуй, отправляю. Хватит.
Ты знаешь, что нужно делать. Так ведь? Надо ставить точку.
Об этом снимали фильмы. Кричали в газетах и новостях.
Массовое убийство в школах, университетах, колледжах.
Они просто брали оружие, врывались в здание и шли по головам. Неважно кто попадал под раздачу, виноваты были все, хотя бы потому, что родились. А потом, пуля в лоб – наверняка.
Это прописанный сценарий тысячи несчастных душ, которым нужно переживать этот ужас снова и снова.
Наша дата - двадцатое апреля, как когда-то уже случалось. В твоей машине будет лежать оружие, которое ты можешь заказать вот в «этом магазине», деньги я тебе дам. Я бы смог выкрасть у отца, но он постоянно запирается в своей комнате и начищает их, разбирает, собирает, смазывает и продувает… идиот.
Проверь содержимое. Все должно быть в порядке.
Первой надо убивать свою мать. Но прежде спросить у нее: «Мама, ты веришь в Бога?». И всякий ответ – неверный изначально. Бога нет, в него нельзя верить или нет. Есть только дьявол, мы уже в его ложе, мы варимся в котле сатаны и примеряем на себя образы.
Она будет молчать, и смотреть в твои глаза, у нее потекут слезы. Она скажет, что любит тебя. Несмотря ни на что, ты ее любимый сын.
Сможешь ее – сможешь и всех остальных.
Нельзя позволять рушить ее жизнь после, нельзя жертвовать ей, она уходит первой, чтобы не становиться изгоем, она не виновата. Ты должен выстоять, если ты расплачешься, значит все не так. Один выстрел, не больше. Мать не должна мучиться, ты не обязан всаживать ей целую обойму. Но обязательно проверь, мертва ли она?
У тебя есть маленькие брат и сестра, ты знаешь что нужно делать. Скажи, что хочешь поиграть: завяжи им глаза и запри в шкафу, до того как спустишься к матери, так они не увидят ее труп. Не волнуйся, их обязательно спасут полицейские, они найдут их. О них позаботятся в новой семье, потому что следующим будет отец.
Посмотри на тела своих родителей, они тихие и спокойные, они счастливы от того, что ты не стал их подставлять, и говорят тебе спасибо. Подумай о своей красоте. Ты чувствуешь, как у тебя встает. Сними штаны и избавься от возбуждения. Кончи на пол, твой младший брат - продолжит ваш род, не бойся, просто прими свой крест.
Прими душ, переоденься в чистое, но самое любимое, я должен видеть тебя красивым, когда ты придешь ко мне. Не обращай внимания на плач из шкафа, успокой их, скажи, что игра еще не началась, пусть они подождут. А сам выйди, не оставляй им записок, не прощайся и не говори, что любишь. Выйди из дома...
Включи эту песню: Jon Bon Jovi – It’s my life! Поставь ее на реверс и подпевай.
Это твоя жизнь!
Ты будешь жить вечно.
Ты никогда не умрешь.
Тебе следует знать, что шальная пуля может задеть невиновных, возможно детей из младших классов. Знай, это не страшно и не важно. Ты больше не принадлежишь себе. Каждый из них – потенциальная сволочь, которая недостойна топтать эту землю.
Встань возле школы и подумай о ненависти, которой она пропитана. Подумай о травле, о своей судьбе быть изгоем по жизни. Не ты выбирал этот путь, так случилось. Мы рождены в неправильное время.
Смерть – лишь болезнь, которую следует пережить.
Не забудь вызвать полицию домой, не говори, что ты собираешься сделать, не представляйся, только скажи, что произошло убийство в твоем доме, скажи адрес и не забудь о брате и сестре.
Выброси телефон и входи.
Они будут кричать и разбегаться от тебя, в разные стороны. Они будут проклинать твое имя, прятаться и спасаться. Обязательно заглядывай под столы и не подставляй спину. Будь на шаг впереди. Начни с нашей группы, если все пойдет по плану, будет урок биологии. Не забудь, что сегодня контрольная. Зайди в класс, но главное молчи.
Тебе должно быть легче. Потому что обратной дороги не будет.
Ты просто нажмешь на курок.
Бум. Билли.
Бум. Мэттью.
Бум. Карл.
Бум. Миранда.
Бум. Бум. Бум. Бум.
Не бойся крови, не обращай внимания, продолжай стрелять.
Но как только ты почувствуешь, что времени не остается. Остановись.
Но ты должен все рассчитать, чтобы хватило пуль. Не вздумай ошибаться. Обязательно все продумай. Не надо бояться. Смерть будет мгновенной, безболезненной.
Это лучшее, что мы сможем оставить после себя.
Я буду ждать тебя в нашей кладовке. Я буду слушать: Faun – Egil Saga.
Ты будешь выглядеть прекрасным и возбужденным, перепачканный в крови, мой прекрасный принц. Она будет повсюду, на твоем лице, на руках, в глазах, в душе. Проведу по твоей щеке языком.
Я захочу тебя поцеловать, но ты убьешь меня. Метким выстрелом в голову. Одним точным, мать его, выстрелом.
А потом, ты убьешь себя.
Я люблю тебя, Марк.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№19
Дверь протяжно заскрипела и посетитель вошел в дом. Внутри постройка смотрелась еще более убитой, чем снаружи. Побеленные стены уже стали серыми. Старая печь завалена всяким хламом. Посреди комнаты стоял большой стол - единственное, что здесь смотрелось более-менее новым. За столом сидел мужчина. Подперев голову руками, он очень внимательно смотрел в окно. Казалось, даже не замечая гостя. Посетитель вежливо покашлял - никакой реакции. Тогда, видимо потеряв терпение, он обозначил свое присутствие словами: "Психолога вызывали?". Хозяин дома медленно повернул голову, в его глазах застыло какое-то нечеловеческое умиротворение, но, вдруг сообразив, что вопрос был обращен к нему, сфокусировал взгляд на пришедшем, сделал серьезное лицо и спросил: "Это ты чтоль специалист по головам?". Посетитель опешил, его назвали как угодно: психом, психопатом, мозгоправом, но никак не "специалистом по головам". Однако, немного подумав, он решил не разочаровывать клиента и ответил утвердительно.
Дело в том, что Андрей Зуев работал психологом не так давно. Сказать по существу, это был его первый серьезный клиент. Дело было не в тяжести случая, ведь никакие новые знания и навыки не стоили того, чтобы поехать в "Колываново" - село "у черта на куличках", вся "серьёзность" случая заключалась в гонораре, он обещался просто баснословным. Хотя, увидев место работы, Андрей пожалел, что согласился. "Стоило обратить внимание на дату подачи объявления, на него никто не откликался уже полгода", - думал психолог.
Сейчас "умиротворённый", как Андрей назвал его про себя. Вел его к почтальону. Как выяснилось это единственный, кто умеет пользоваться компьютером в этой деревне. Сам же провожатый оказался местным председателем, а дом, в который пришел психолог - "сельсоветом". Молодой врач пока не понимал даже зачем его вызвали, узкие улочки села смотрелись такими спокойными, а пейзажи настолько нетронутыми, что было непонятно, как в таком месте могло возникнуть какое-либо психическое расстройство.
Почта выглядела самым цивильным зданием в этом захолустье. Покрашенный забор, современная, не деревянная дверь. "Умиротворенный" впустил Андрея в здание и куда-то ушёл. Внутри все выглядело не хуже: ровный пол, обои на стенах и другие атрибуты цивилизации. Из подсобного помещения вышел представительного вида мужчина и протянул руку психологу.
- Александр Михайлович Бантиков, здешний почтальон.
- Андрей Зуев, психолог. Приятно познакомиться.
- Давайте обойдемся без лишних любезностей, я отвык от них пока здесь работал. Перейдем сразу к делу.
- Хорошо, - не стал спорить Андрей, - давайте к делу.
- Видишь ли, психолог. Я работаю здесь достаточно давно, чтобы понять, что все местные жители абсолютно безграмотны. А жить в обществе таких людей не так то просто. Вот я и решил построить школу, пусть, думаю, в неё и дети и взрослые ходят. Меня все с энтузиазмом поддержали, но только во время постройки. Когда дело дошло до обучения, то все как один отказались. Ну и стоит эта школа теперь, никому не нужна.
- Это все здорово, но я-то вам зачем сдался?
- В этом вся соль, психолог. Кому-то надо их убедить, что образование будет им полезно. Я съездил в ближайший город и дал объявление о поиске психолога. Ведь кто лучше тебя с этим справится?, - почтальон захохотал и хлопнул Андрея по плечу, -Ну что? Я же голова?
- Кстати, а почему они меня называют "специалистом по головам"?, - спросил Зуев, поеживаясь.
- А как я им по-другому объясню кто ты такой? Зато теперь ты сможешь их всех собрать и провести лекцию, они меня слушают, я же тут самый умный, - снова захохотал почтальон.
Андрей тяжело вздохнул и, скрепя сердце согласился.
Через пару часов всё население деревни собралось на почте и расселось на принесённых стульях. Зуев еще никогда не проводил сеансы с таким количеством людей. Психолог немного волновался, но в то же время ему было интересно, а сможет ли он в чем-то убедить людей с устоявшимися убеждениями и абсолютным нежеланием воспринимать что-то новое. Однако, у Андрея родилась идея, которую он был твердо настроен воплотить в жизнь.
Зуев встал перед слушателями, прокашлялся, однако, вместо того чтобы о чем-то рассказывать он достал свой новенький смартфон и открыл книгу описывающую различные сорта культурных растений. Видимо собравшиеся ожидали чего-то другого, потому что они зашептались между собой. Через несколько минут все слушатели, открыв рты, слушали психолога. А вот Бантиков хмурился все больше и больше. Он совсем не понимал чего Андрей хочет добиться этим. Дочитав статью, Зуев выдержал паузу, а затем выдал такой монолог: "Сейчас вы услышали о том что интересно вам, и я вижу что вы слушали с удовольствием. А теперь представьте, что если вы будете тратить немного времени каждый день на учебу, то уже скоро вы сможете получать подобную и любую другую информацию из книг и других источников. А также, потратив еще немного времени вы узнаете много нового и вам не понадобятся и эти источники, вы сами станете умнее. И дело не в том, что это нужно кому-то вокруг, это нужно лично вам. Человек сам кузнец своего счастья, а знания позволят сделать вашу жизнь лучше."
Андрей договорил и выдохнул. Кажется нужный эффект был произведён. Местные так и сидели с открытыми ртами, видимо в шоке от собственных перспектив. Психолог уже уверился в победе, когда послышался неуверенный вопрос:
- А деньги?.
- Что-что?, - переспросил Зуев.
- На эту вашу учёбу нужны деньги, - спрашивала женщина из слушателей.
- Зачем?, - все еще не понимал психолог.
- Ну, Михалыч денег просит за то что мы его книжонки читать будем.
Андрей смутился и оглянулся на почтальона. Тот, с совершенно ангельским лицом поманил его пальцем. Молодой специалист подошел к Бантикову.
- Слушай, психолог, - прошептал тот, - ну мне же надо что-то есть, а времени на занятия с этими чурбанами уйдет немерено.
- Но это не повод брать с них деньги, образование должно быть бесплатным и доступным.
- Ну хорошо-хорошо, слушай, они эти деньги получают за работу и почти не тратят, они все на что-то копят. Но так как никто из них никогда и никуда не выезжает, то покупать им просто нечего. Другое дело я. Я найду куда их потратить. Возможно даже построю здесь что-нибудь новое. Ну и конечно свой дом обновлю. Мне как учителю нужнее. Да и вообще, психолог, ты свою работу сделал на отлично. Ты сторонний человек, выглядишь прилично, говоришь убедительно. А уж как их дожать я придумаю. Так что вот. Держи свои честно-заработанные.
Бантиков протянул Андрею толстенькую пачку банкнот. И постепенно подталкивая удивленного психолога к выходу объявил: "Сеанс окончен, все могут забирать стулья и расходиться по домам".
Выйдя из здания, Зуев хотел обернуться и еще что-нибудь возразить почтальону, но сил у него уже не было. Он сунул гонорар в сумку и поплелся к машине. "Так ведь действительно, он наверное лучше пристроит деньги местных, чем они сами. Да и образование им даст", - думал Андрей и с каждой мыслью веселел и ускорял шаг. "Да и в конце концов он же тут самый умный!", - с этой мыслью лицо "специалиста по головам" окончательно просветлело и он с чистой совестью поехал домой.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№20
Чуть больше месяца назад мы с Ружей переехали в эту квартиру. Ничего особенного – мы даже погрустили немного, как печально покидать нашу старую двушку, где оба родились и повзрослели. Но врач посоветовал поменять район и я нашел идеальный, как мне казалось, вариант на левом берегу Камы в районе под названием Сосновый Бор. Онколог Ружи – мужчина средних лет с залысиной и всегда очень серьезный, как будто радоваться он не умеет или на радость у него табу, оценил мой выбор и пообещал, что сестре вдали от центра будет лучше. Что ж, подумал я тогда, доктору должно быть виднее.
Из минусов нового района лишь жуткая пробка на шоссе, начинающаяся с раннего утра. Загруженная и полная, эта дорога была единственной, ведущей в город с юга. А теперь последние полгода на ней ремонтировали мост через Каму, и целая полоса из области в город стояла закрытой, начиная с самой окраины. Поэтому на работу я вставал еще в шесть, чтобы успеть попасть в офис хотя бы к девяти.
Спустя неделю, конечно же, я привык…
Ружа все так же посещала свой кружок рисования. Она сменила студию, так как ездить к своему старому преподавателю, все по тем же пробкам, ей было тягостно. Но и она скоро привыкла, заявив, что её новый учитель талантливый художник и он даже похвалил несколько её работ – рисунки Ружи, а в особенности портреты, были, на мой взгляд, слегка «на любителя». Я обрадовался и предложил пригласить преподавателя на ужин, на что сестра многозначительно «агакнула» и тему эту мы закрыли.
А на прошлой неделе случилось то, чего я так сильно боялся, что преследовало меня даже во снах, и я просыпался, задыхаясь от страха и потом еще долго лежал спиной на сырых простынях, наблюдая, как свет от проезжающих на улице машин спускается с темного потолка по стене на моё дрожащее тело. После обеда, в мой единственный на неделе выходной, мы отправились с Ружей вглубь леса, чтобы найти дикий пляж, о котором рассказывали наши новые соседи. По словам пляж таился где-то в получасе ходьбы от заброшенной пилорамы, если идти по тропе и никуда не сворачивать. День стоял ясный, но сухой, и воздух вдали казался дымкой.
- Может быть, возьмем газировки или мороженое? – предложил я и мы зашли в магазин, чтобы купить еды для нашего пикника.
Сложив купленное в рюкзак, я закинул его за спину и вспомнил, как давно не выбирался на реку. Кама текла у нас под носом, но мы так редко спускались на её песочные берега, еще реже выезжали за город, где вода чище и прозрачнее. Как в детстве, когда родители отправляли нас Ружей в деревню, и мы целыми днями проводили у воды, будто в противном случае могли засохнуть и умереть.
- А вообще, мы могли бы искупаться, если захотим, - завел я разговор, но Ружа, с самого утра молчавшая как рыба, словно не услышала.
Мы шли дальше…
Вскоре белые великаны из кирпича и бетона скрылись из виду за зеленью и высотой соснового бора. Под ногами хрустели опавшие иголки. Я шел и наслаждался минутами, когда мог провести время не в стенах душного и пропахшего кофе офиса, где люди целыми днями обсуждают тех, кто свой отпуск проводит вдали от Камы и северных земель, её окружающих. Мне вспоминались прошлые дни: они, словно снимки полароида, один за другим лезли из моей головы, но я замалчивал их, словно топил в царящей вокруг тишине.
Первый снимок. Развалившись на песке, мы смотрим в бездушное небо. Оно голубое. Чистое. Будто улыбается. Бабушка напекла блинов гору, но в жару есть не хочется. Я думаю, когда родители нас заберут. Ружа сильно скучает и ревет вечерами. Спасу нет. Но я, как могу, успокаиваю ее. Мне и самому хочется выть от того, что вечером нападает тоска.
Второй снимок. Держу Ружу за руку, когда сидим в очереди к зубному. Это её первый поход и мысленно она давно перерезала дантисту горло, чтобы тот не рылся во рту железным крючком. Ладонь у сестры маслянистая от пота. Глаза закрыты. Дыхание ровное. В следующий раз я буду держать её руку в кабинете у онколога – будут другие мысли и страхи и она уже не захочет резать доктору горло.
Но это уже другая фотография, а перед ней еще одна.
Третий снимок. Мама лежит в гробу, завернутая в погребальное покрывало. Руже двадцать два года и она только окончила институт. Еще месяц назад мы втроем радовались, а теперь плачем. Бабушка всю ночь просидела у гроба, начитывая молитвы, будто в них кроется смысл всего бытия. Она не плакала и не плачет – говорит, что старость высушила её из нутрии и даже кровь в жилах стала, как кисель. Ружа сидит рядом в черном платке и держится одной рукой за край гроба. Я стою у окна и смотрю на сестру. Мне кажется в этот момент – она проклинает себя.
Четвертый снимок. Кабинет онколога. В прочем об этом я уже говорил. Потом мы вышли на улицу и целый день промолчали. Я только курил и не понимал, как все это могло произойти.
Пятый снимок. Картинка почти свежая. Мой офис и я за компьютером. Вроде бодрый, попиваю кофе из пластиковой кружки из Макдональдса. Передо мной стоит Леня Пенкин и перебирает в руках какие-то бумажки. И я слышу его голос:
- Ты не обижайся и не думай, что я сам выпросил повышение. Но должность начальника отдела предложили мне.
Мои пальцы замирают над клавиатурой. Дыхание останавливается, я застываю, как кобра, готовящаяся нанести удар. Но удар наносят мне.
- Ты меня слышишь? – голос Ружи остановил безумный полароид.
- Конечно, слышу! – отозвался я. Последний снимок сильно испортил мне настроение и я вновь представил Леню Пенкина, отсасывающего нашему начальнику под столом, пока тот ведет переговоры с партнерами. Честное слово, так мне легче дышалось.
- Ты найдешь себе девушку, в конце-то концов? – спросила Ружа, хотя давно знала наизусть все мои отговорки.
- Конечно, - теперь мне хотелось молчать.
Тем временем мы приближались к реке. Дорога вела нас на холм, где сосновый бор заканчивался, и начинались пески, поросшие неизвестными мне растениями, похожими на лопухи.
- Мне нравилась та с рыжими волосами, - разговорилась Ружа, и мне стало заметно веселее. – У неё была забавная фамилия. Палочкина, кажется.
- Сучкова, - поправил я и захохотал. Фамилия моей бывшей подружки казалась мне немного непристойной. К слову, расстались мы с ней через месяц, когда девушка узнала о заболевании сестры.
- А это не заразно? – выпучив глаза, Ружа мастерски изображала Сучкову. – Я не заболею тем же? Моя кожа не покроется пятнами? А волосы не начнут выпадать?
Мы лежали на песке и смотрели, как на другом берегу работяги разгружают баржу. Время текло над нами, где-то наверху в небе, а мы были словно вне. Совсем как много лет назад, лежа на берегу все той же Камы, но за сотню километров отсюда.
И в тот момент мой внутренний палороид снова заработал, защелкал, метая новыми снимками и воспоминаниями. От того мы с Ружей молчали, я - раскинув руки на песке, и моя сестра, с интересом поглядывающая на проплывающие мимо катера.
Потом она заговорила:
- Мне кажется его смущает, что я хожу в платке.
- Кого? - не понял я.
- Моего преподавателя по рисованию, - пояснила сестра и машинально, будто тот самый преподаватель все время стоял у неё за спиной, а теперь показался, Ружа поправила на голове цветастый платок. - Он, наверное, не знает, что я умру скоро.
- Не смей, - сказал и дал ей время закурить сигарету.
- Я не боюсь умереть, братец, - обычно таких тем мы старались не касаться, а если разговор все же заходил, лично я думал, что тема его - обычная простуда или ОРВИ. - Мне не терпится увидеть маму и отца, понимаешь? Нет, ничего ты не понимаешь. Это нужно почувствовать, а почувствовать это можно только находясь на грани. Я вот точно помню, до мельчайших подробностей, тот первый день в кабинете у врача. Мне было страшно. Ох, как мне было страшно и от страха все рушилось. Я думала как же так получилось? За что? Почему я? Потом представила, как буду гнить глубоко под землей и через десять лет от меня не останется и праха, а через двадцать обо мне никто не вспомнит. Тишина, вот что останется после меня. Но потом, уже спустя время, я стала успокаивать себя мыслями о встрече с мамой. Мы непременно увидимся и уже никогда не расстанемся. У нас будет целая вечность без боли от расставаний, мы уже никого не потеряем. И мне стало проще. Поэтому во мне теплится тот покой, о котором ты говоришь, который тебя бесит. Ты думаешь, что я ничего не делаю, чтобы победить болезнь. Не хожу по головам, не рву глотки, не лезу из кожи вон. А для чего? Для того чтобы лет через пятьдесят все равно умереть?
- Ты неблагодарная! - выпалил я и, выпустив гнев в песок, чтобы не влепить хорошенько Руже, встал и зашагал обратно к дому.
Последний снимок. Я в курилке. Сижу на коленях, опершись о заплеванную стену. В пальцах дымится сигарета. В глазах ужас. Все напрасно. Целый год я вкладывал в эту работу все силы, вынашивал идеи и доводил их до превосходства. И все напрасно. Леня Пенкин перечеркивает целый год. Как легко у людей это получается. А ведь он знает - мне нужна эта должность, мне нужны деньги на лечение сестры. Вместо этого я получаю насмешку в лицо и десять тысяч рублей пожертвования из рук Лени. И тут меня разрывает крик. Я хватаюсь пальцами за волосы (сигарета падает на пол и тлеет уже там). Потом стягиваю галстук, кидая его в ноги, рву на себе рубашку. Ходить по головам? Вот что мне действительно было нужно, а не строить из себя пай мальчика, уткнутого в монитор компьютера, с пластиковой кружкой кофе из Макдональдса. Нужно было рубить! Метать! Жечь!
Яркая вспышка. Она вывела меня из ступора и последний полароидный снимок умер где-то внутри меня. Я заметил, как деревья впереди озарились золотом - все стало невыносимо золотым, затем ослепительно белым и наконец все утонуло в пелене. Странные ощущения, когда на землю снисходит умиротворяющая тишина. Я обернулся. На том берегу люди бежали к реке, а на нашем все еще удивленно смотрели вдаль - туда, откуда рос, распускаясь ярко алыми клубами, гигантский огненный гриб. Волна грохота и палящего ветра, прокатилась по нам - меня швырнуло на песок и я услышал, как хрустнула кость. Правая нога, на которую я неудачно упал, сломалась под тяжестью тела, но я не ощущал боли, пока оставался лежать.
- Ружа! - крикнул, полоснув тишину острием своего голоса, и в ответ мне донеслись только крики. Сначала они были разные - женские и мужские, низкие и высокие. Но потом крики сплелись воедино и теперь это были уже вопли, проносящихся мимо меня людей, пылающих огнем с головы до пят.
Когда я заметил, что и сам лежу в огне, мне было уже не страшно. Найдя в себе силы приподняться на локтях, мне стало видно, как рядом горит сестра. Она похожа на манекен, застывший на глазах у сотни покупателей. Лежит и плавится, не издавая звуков. И кожа, как воск, стекает с тела, унося с собой запахи живой плоти. Она не боялась умереть. Как это у неё получалось?
Я закричал, когда огонь стал невыносим, когда в нос врезался запах паленых волос и мяса. И с мыслью, что пройдет мгновение и мы все встретимся где-то там наверху, я умер.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№21
По головам…..
От автора: Все мыши вымышленные,
все совпадения (или несовпадения) случайны.
Из-за запертой двери кладовки пробивался сладкий манящий сырный дух. Может быть он, конечно, был не таким уж и сладким, но для обитателей погребка сыродела Бориса: серьёзных упитанных крыс и милых серых домашних мышей, этот запах казался слаще райского нектара. Вот уже девятый раз на полках созревали ароматные круглые головки и плоские брикеты сыров.
Запах завораживал и звал. Пушистые постояльцы сползались со всех щелей, вылезали из своих норок, скакали по полкам и спрыгивали со стропил. Всех притягивала запертая дверь.
И ведь что обидно – именно в эту кладовку попасть было практически невозможно. В любую другую достаточно было прогрызть дверь, дружно сообразить подкоп, или пробраться через чердак. Но сюда можно было попасть только после того, как главный хранитель убедится, что сыры, как и серая пушистая братия обитателей, окончательно созрели, а затем откроет заветную дверь большим ржавым ключом, благополучно украденным у хозяина много лет назад.
Так что мышиному народу пока не оставалось ничего другого, как ждать, облизывая вожделенными взглядами вековые дубовые доски и стальные запоры, и бурно обсуждать свои догадки о том, что же их ожидает за порогом.
- Там точно Camembert*, - с прекрасным французским прононсом доказывала важная мышь. К ней все прислушивались и согласно кивали, ведь это была известная своими сверхъестественными способностями Анашана. Периодически после недолгих манипуляций с травами впадая в транс, она выдавала очень мудрые мысли, к которым прислушивались даже опытные крысы. Прожив в молодости несколько лет в подполе у дипломата, она свободно говорила на нескольких языках и даже увлеклась японским аниме, что, однако, никому не давало повода обвинить её в высокомерии и снобизме.
В мышиной толпе то и дело мелькали длинный хвост главного тренера, и его клыкастая морда, почему-то удивительно похожая на человеческое лицо. Он, как истинный наставник, произносил слова поддержки, не оставляя перед стартом без своего внимания ни одну, даже самую захудалую мышку.
- Молодец, что пришёл! – говорил он каждому, и для каждого ему удавалось найти парочку напутствий, фигурально облизать, ну, или хотя бы панибратски похлопать по плечу.
- Ой, а бежать нужно только прямо? Или можно зигзагом, или прыжками? Я первый раз и пока ничего не знаю, - извиняющимся тоном спрашивала совсем юная симпатичная мышка. – Извините за назойливость, - вежливо щебетала она, - а ловушки и капканы там будут? Как с ними справляться? И можно ли начать не с Камамбера, а, например, с Пармезана, если он конечно там будет?!
-Что-бы там ни было, мы просто обязаны соблюдать дисциплину, - совершенно безапелляционным тоном заявила ещё одна мышь, по прозвищу фройляйн Жэльза. Она очень гордилась своими Прусскими корнями и всячески поддерживала имидж железной фройляйн. - Необходимо рассчитаться, выстроиться в шеренгу, и заходить строго по порядку, оплачивая вход.
Со всех сторон донеслось возмущённое:
-Как оплачивая?
-Зачем оплачивать?
-А чем будут оплачивать те, у кого ничего нет?
- Alle schweigen*, ё...! – рявкнула недовольная фройляйн. Кое-кто из юных мышиных прелестниц, услышав такой отборный витиеватый мат, тут же грохнулся в обморок. Мамаши, с криками: «Да что ж это такое! Гнать её надо!», затыкали уши своим мышатам.
Однако Жэльзу это не смутило, и она продолжила весьма пренебрежительно:
– Оплата позволит проредить безликую серую массу пустышек и достойно поощрить сильнейших.
Разноголосая толпа вновь возмущённо загудела:
-Это кто пустышки!?
-Что значит серую массу?
-Ужас, нас оскорбляют!
-И почему только хранители молчат!?
Вдруг мышиная стая всколыхнулась и загудела: «Солнечный, Солнечный. Вот кто нам поможет!». Толпа уважительно расступалась, пропуская вперёд крупного крыса, с необычным, ярко-жёлтым окрасом. Поговаривали, что когда-то давно он случайно угодил в банку с перекисью водорода, после чего стал цветом более походить на цыплёнка, нежели на крыса. Добавляла ему важности и ещё одна деталь: массивная цепь с кулоном в виде изогнутой змейки, почему-то перечёркнутой двумя параллельными вертикальными чёрточками.
-Спокойно! – уверенным тоном заявил Солнечный. - Никакой оплаты не будет! Такое решение хранителями было принято уже давно, и обсуждению не подлежит! Да и вообще, Жэльза, отчего такой интерес к призу? Ты ведь в кладовку ни за какие колбасные обрезки не сунешься. Нечего воду мутить!
Солнечного уважали. Это было видно по тому, как расступилась толпа, пропуская его поближе к двери, туда, где стояла группка старейших постояльцев. Неудивительно, ведь этот крыс был одним из хранителей, и несколько раз удостаивался чести открывать заветную дверь.
Пожалуй, лишь один из обитателей подвала смотрел на Солнечного с плохо скрываемой обидой. Это был несколько необычный мышь с непропорциональной, чуть удлинённой формой тела. Сплетничали, что мамаша нагуляла его с диким хорьком. В прошлый восьмой раз ему не повезло. По какой-то неведомой случайности он оказался во временной ловушке, и целый год провёл в железной клетке хозяина, развлекая его детишек. Именно поэтому сейчас он не торопился попасть в запретную зону, и, ловко развалившись на балке, прикреплённой к потолку, увещевал сородичей:
-Будьте очень осмотрительны, никому не доверяйте, рассчитывайте только на свои силы.
Судя по всему, терпение толпы было уже на исходе. Слышались выкрики:
-Так мы бум сегодня двери открывать?
-Или не бум? И по домам?
-Бум или не бум? – подхватила толпа, многократно повторяя вопрос.
-To be, or not to be, - почему-то тихо и задумчиво произнесла Анашана с лёгким Кембриджским акцентом. Но оценить её познания было некому. Этот риторический вопрос своими дружными криками заглушила мышиная стая. Первоначальные одинокие выкрики: «Бум, бум!» переросли в ритмичное скандирование:
– Бум, бум, бум-бум-бум!
Именно в этот момент и появился тот, кого ждали и звали, крупный белоснежный крыс альбинос, главный хранитель ключа.
-Что, заждались? – обвёл он всех ехидным взглядом.
Высокомерно задрав голову, лёгкими кивками приветствуя знакомых и друзей, свободной, чуть развязной походкой он продефилировал сквозь расступившуюся толпу прямиком к заветной двери. Легко запрыгнув на услужливо подставленную спину Солнечному, поднялся на задних лапках и, прильнув розовой бусинкой носа к замочной скважине, шумно втянул воздух. Замер всего на несколько секунд, перекатывая глоток воздуха по всем вкусовым рецепторам, и, наконец, выдохнул:
-Готово.
Притихшая было толпа, ответила радостными воплями. Но стоило альбиносу поднять лапку, голоса смолкли, и вся стая качнулась вперёд, как Бандерлоги на зов своего Каа.
Как по волшебству, в его лапках появился тяжёлый ключ. А спустя мгновения раздались металлический скрежет, щелчок и скрип давно несмазанных петель, возвестившие всем обитателям подвала, что путь свободен.
С писками и визгом, криками и стонами, толпа ломанулась в открывшуюся дверь. Суча лапками по спинам и головам собратьев, перепрыгивая оступившихся, огибая как на МКАДе мышиные заторы, подстёгиваемые ярким сырным ароматом, обитатели подвала понеслись к заветной цели, погребая под собой тела зазевавшихся и оступившихся.
Спустя несколько минут коридор перед дверью заметно опустел. Сейчас он напоминал поле боя. Его заполняли лишь копошащиеся тушки с отдавленными лапами и сотрясениями крохотных мозгов, инфарктами от напряжений и сдавленными грудными клетками от лап своих сородичей.
И только группка старожилов с главным хранителем радостно потирали лапки, любуясь зрелищем, предвкушая ещё долгое весёлое развлечение и мысленно переводя в проценты количество тех, кто так и не сумел проникнуть в заветную кладовку.
* Camembert (фр.) – Камамбер, сорт мягкого жирного сыра, изготавливаемого из коровьего молока.
* Alle schweigen (нем.) – всем молчать!
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№22
удалено по просьбе автора
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№23
Реквием. По главам жизни.
Карандаш, казалось, щекотал лист ватмана, а тот отвечал шебуршащими смешками. Гриф быстро скользил из стороны в сторону, оставляя за собой грязный след. Подобно снегу, таявшему под весенним солнцем и оголяющим кусочки скрытой февралем земли, на белом бумажном холсте начинал постепенно проявляться рисунок. Многоглавое мифическое создание - гидра из древнегреческих сказаний. Парень, лет тридцати пяти, рисовал свою жизнь. По его ощущениям, она должна была отождествляться с чудовищем, ведь именно такой и была. Вглядываясь во взор одной из голов, он вспоминал свое детство. Ему удалось, казалось, поместить всю его незрелость, молодость и наивность в выражение этих глаз. Однако, и пасть была усеяна острыми как бритва клыками. Уже тогда молодой человек был опасен для общества....
В начале девяностых, в самый разгар разрухи, единственным авторитетом у молодежи был криминальный мир. Чтобы добыть хоть каких-то средств, они - подростки лет по двенадцать - тринадцать, прибивались к различного рода группировкам. Кто-то становился форточником, кто-то щипачем. Он же рос в интеллигентной семье и воровская стезя была ему чужда, но и оставаться в стороне тоже не мог. Да и не хотел. Вместе со своим лучшим другом, они проникали на старый секретный, со времен Союза, завод по производству взрывчатки, под официальным прикрытием лако-красочного завода "Заря". Тащили от туда тратил, который сбывали потом какой-нибудь группировке. За это их уважали, ведь хоть серпасто-молоткастым знаменем уже можно было смело подтереться, однако охрана на таком специфическом объекте оставалась военизированной. Она смело могла пустить пулю в лоб даже подростку, только за одно проникновение в запретную зону. Так оно, в принципе, и произошло. Друг немного замешкался, попал в поле зрения охранника на вышке и.... Что-то странное есть в смерти подростка... С одной стороны радость, что это все-таки не ты, с другой непонимание того, что друга ты больше не увидишь никогда.... Пара штрихов и взору чудовища добавилось немного грусти.
Из пасти второй головы вырывалось пламя, глаза горели какой-то дерзостью и агрессией. Это его юность, его студенческие годы. Такой же смелый и заносчивый. Нутро пылало жаждой и нетерпением. Брал от жизни все, что только мог. Причем сразу, не раздумывая. Будучи, однажды, на территории западной Украины, он совершенно случайно нашел себе новый источник дохода. Приобрел старенькую двадцать четвертую Волгу за гроши, наварил на нее арматуру, для придания большего веса, и пересек на этом автомобиле границу с Польшей. Там, все варенное железо благополучно демонтировал и сдавал на ближайшем пункте приема металлолома. Из-за разницы стоимости металла, а так же из-за введения на территории Польши европейской валюты, он оставался в плюсе, причем в довольно не плохом. В Украину возвращался на этом же автомобиле, но только через соседнюю таможню. В день удавалось переправить через границу таким способом по пять-шесть тонн нерасторможенного металла. Постепенно он становился довольно состоятельным человеком. Но как водится в таких случаях, рано или поздно ты попадаешь в поле зрение криминальной верхушки, которую не устраивает деятельность в один карман. Ему предложили переправить довольно большую партию. Парень знал, что его хотят кинуть и втянуть в долги, заставив работать на криминальный мир за гроши. Но все равно согласился. Все дело в том, что по разные стороны границы действовали две группировки. Задача была доставить металл Якута из Украины Миршану в Польшу. Переправлять решил старенькими Газельками. Арматуры на них наваривал ровно столько, сколько и вес самих авто. Зная, что в Польше в конечном счете по непонятным причинам металл не дойдет до Миршана, а точнее дойдет, но все выставят в противоположном свете, оставлял варенную арматуру на договоренном пункте, но не возвращал автомобили назад в Украину. Они ожидали своей участи на территории Польши на стоянке. Пересекал границу на поезде, покупал еще одну Газель, наваривал металл и по предыдущей страховке переправлял ее в Польшу. И так несколько раз. Когда же ему предъявили, что груз не дошел до Миршана, лишь порезал на металлолом автомобили. А это тот же груз, с тем же весом. И пусть его доля в этом ушла только на покрытие затрат в приобретении стареньких Газелек, другими словами оставался без навара, все же сделка имела огромную ценность. Дело в том, что Миршан и Якут договорились кинуть его. Груз увели в итоге налево, но по непонятным причинам, металл все равно достиг конечного пункта. Таким образом начались непонятки между ворами. Миршан считал, что каким-то способом Якут его взул, напарив что кидают посредника, а Якут грешил на своего польского коллегу, будучи уверенным, что металла переправили без его ведома на много больше. Так и не поняв, от куда взялся новый груз, воры решили просто больше не связываться с хитросделанным парнем, а просто сдали его окно ментам. Так, парень получил свой первый срок. Правда не большой, однако отсидев его от звонка до звонка, он вышел на волю с татуировкой. Паук на руке, ползущий вниз, означающей в миру, что ее владелец завязал с кражами.
От следующей головы гидры веяло мудростью и спокойствием. Его зрелость. Взгляд отрешенный, тоскливый. Возможно даже романтичный. Парень оглядел тюремную камеру шесть на четыре метра. На двухъярусных кроватях мирно спали еще пятеро его сокамерников. Сквозь решетку на окнах начинало пробиваться сонное утро. "Зачем, я тогда пошел в этот долбанный бар?", - в памяти замелькали картинки из недавнего прошлого. Однажды, после рабочего дня, забрел в небольшую кафешку, где познакомился с миловидной девушкой. Его не смутило даже наличие у нее двух детей. Он влюбился. По настоящему. Очень быстро они стали жить вмести. Оказалось, что возлюбленная после смерти матери угодила в долговую яму. Еще и брат претендовал на половину ее квартиры. Нужно было срочно решать этот вопрос. Он старался не рассказывать о себе, но она чувствовала, что что-то с ним не так. В итоге, он решил одним махом решить все ее проблемы. Довольно быстро устроился по образованию в небольшую строительную фирму инженером. Компания занималась строительством быстро возводимых домов. Разобравшись, что к чему, спровоцировал ссору с любимой. Взял в супермаркете бутылку водки, сделал несколько глотков прямо с горла на улице и запустил ее в окно центрального отделения милиции. Его быстро связали, пару раз съездили для приличия дубинкой и отправили в обезьянник. Утром суд дал пять суток административного ареста. Отвезли в камеру временного содержания. Там он быстро нашел все что его интересовало. Свой поступок он аргументировал тем, что запустил бутылку в окно мусорам, потому что они мрази, а у него заболела душа за сидельцев. Это сделало его сразу своим в замкнутом коллективе. Плюс наличие судимости. В конце ареста оставил логин и пароль от электронного ящика одному из заключенных, тесно общающемуся с окружением местного вора. Дело в том, что предварительно, он сохранил на нем план, как с помощью мошеннической схемы можно украсть из банка довольно внушительную сумму денег. План был прост и изящен. Открывалась фирма, которая покупала небольшой участок земли под индивидуальное строительство. На этой земле, строился двухэтажный дом, прямоугольной формы из СИП-панелей. Хозяев было сразу несколько десятков. После этого, благодаря специфике проекта, лицевые счета разделялись, ставились дополнительные перегородки. Таким образом, в доме появлялись квартиры. Далее достраивались отдельные выходы на улицу из каждого жилища и в конце концов, здание превратилось в многоквартирное строение в обход массы разрешительной документации. Причем, новомодный таун-хаус с отдельным парковочным местом для каждого жильца. Так как хозяева были лишь на бумаге, фирма скупила без проблем все квартиры, причем за живые деньги, что позволило провести обналичивание средств. Далее, в банке бралась ссуда под данное многоэтажное строение с учетом рыночной стоимости. И взмах волшебной палочки! В считанные дни, строение из СИП-панелей разбиралось как конструктор, а фирма благополучно исчезала. Даже фундаментные сваи выкручивались. Залоговая недвижимость в одно мгновение превращалась в кусок асфальтированной земли с торчащими из нее трубами подведенных коммуникаций. Себе, в качестве доли, молодой парень просил лишь средства на квартиру в новостройке, ну или собственно само жилье. Однако, в конечном итоге все пошло не по плану. Та, ради которой все задумывал, узнав о его способе решения проблемы, попросту бросила парня. Воры же решили, что его доля слишком велика. В итоге, молодой человек вновь угодил за решетку.
Он продолжал рисовать свою жизнь. От воспоминаний сердце сильно ныло, а душа, казалось, стухла вовсе. Одним движением парень проткнул нарисованным копьем тело своей гидры. На продоле послышалась возня, лязгонье ключей и радостные выкрики. Дверь камеры распахнулась. С автоматами на перевес вошли трое в военной форме:
- Давайте, мужики! Подъем! - громко выкрикнул самый низкий из них. Сидельцы сонно зашевелились на своих шконках.
- Что случилось, командир? Пять утра.
- Теперь у вас нет командира.
Всех согнали во внутренний дворик, предназначенный для прогулок. Привычных охранников не было видно. Вокруг только вооруженные до зубов военные. Никто толком не понимал что происходит. Заключенные кучно стояли, сплевывая себе под ноги. Большинство сонно зевало. Наконец, к толпе вышел коротко стриженный, невысокого роста мужчина, явно с офицерской выправкой:
- Граждане, заключенные! Как вы уже знаете, вчера Луганская область провозгласила независимость от Украины. Все вы теперь являетесь гражданами Луганской народной республики. Все ваши дела у нас. Так как преступления были совершены при Украине, а не ЛНР, то фактически перед новой властью вы не виновны. Таким образом, если изъявите желание, то можете вступить в ряды нашей армии, для защиты нового строя. Соответственно, получите полное помилование.
- А оружие дадите? - сиплый голос из толпы.
- И оружие, и форму. И даже зарплату, лишь бы были готовы защищать новую власть.
- Погоны нам повесить хочешь? - злобный смех в толпе.
- Да нет. Вы получите свободу. Вернетесь домой. Единственное условие, так это если в город войдет украинская армия, то дать ей отпор оружием!
- А те кто откажутся?
- А те кто откажутся - предатели. Как бы сами поступили с ними и их семьями?
- Твари, - еле слышно раздалось слева от парня.
- Итак, решить нужно прямо сейчас. Кто согласен, следуйте направо, вон к тому бараку - говоривший указал рукой на хозчасть, - остальные остаются на месте.
Толпа зашевелилась. Сначала неуверенно и по одному, а потом смело и массово заключенные потянулись к указанному месту. Во дворике стоять осталось человек двадцать. Парень был среди них. Он давно уже не знал, чего хочет на самом деле, однако, явно не новой власти. На небе не одной тучки.
- Все? - из оставшихся никто не ответил. Несколько щелчков затворов.
- Выстроиться в одну линию!
- Да пошел ты! - грянули раскаты грома. Лишь небольшой порыв ветра сбросил сквозняком рисунок на пол. В камере, с так и оставшейся открытой дверью, небрежно упала проткнутая копьем трехглавая гидра бессмысленной жизни.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№24
И серебро о серебро… Этот звук можно узнать из тысячи. Доносился он от мужчины лет двадцати пяти, который явно нервничал. Просто представьте: пустырь, пенек и его «угрюмый всадник» в сером плаще, скорченный и недовольный. Его худощавые руки тряслись и что-то жадно перебирали. «Одна монета, две монеты», - он тихо бормотал. В этот момент природа полностью замолчала: ни ветра, ни птиц, ни людей. «Так… За того четыре, этого купил за пять. Итого три». Он был похож на полевую крысу, которая только-только прибрала к рукам очередную порцию зерна и еще не совсем понимает, что с ней делать.
А сребреники тем временем все падали и падали на землю, и их звук отдавал в висках. Каждый звон, словно затвор, передергивал мужчину и отражался ужасом в глазах: тот явно чего-то боялся. «Главное - ничего не упустить…», - его голос был пронизан тревогой. Ведь шанса достойны все: от мала до велика, или как там говорилось. И, пожалуй, в момент, когда очередная неделимая серебра поддавалась законам притяжения, я хотел бы представить вам моего героя. Что бы вы ни подумали, но нет, он не был святым или приближенным. Он был обычным: стандарт потенциала плюс стандарт мозгов для саморазвития. Полный набор успешного человека. Такой есть у вас и у меня. Тогда вы спросите: «А почему он сидит в холодном поту и трясется над каждой монетой?» А я не знаю.
Каждый приходит к этому сам. Кто-то ищет в этом внимание, кто-то подкупает вес своего мнения, кто-то хочет стать выше и лучше, а кто-то - все и сразу. Можете назвать это роком судьбы, как вам будет угодно. Так вот, мой герой и есть собирательный образ «все и сразу». К этому было прийти нелегко, но он уверено шел от барьера к барьеру. Особенно тяжелыми выдались первые шаги: променять принципы на сладкий звон. Ох уж это ужасное чувство, когда ты продаешь самого себя! Становится грязно и хочется мыться, и мыться, и мыться. Но, к сожалению, привкус ценника уже не сплюнуть. А взгляд… Тот самый лазурный блеск становится больше похож на янтарный. Согласен: выглядит гораздо солиднее, но разве блестит? Вскоре герой признается себе в том, что он «совсем не тот, кто был раньше» и разрешает себе идти дальше. Да. Именно разрешает.
«А куда же он, собственно, собрался?», - слышится мне назревающий вопрос. Скорее всего, прямо. Прямо к своему безумному олимпу, шагая большими шагами и переступая все и всех на своем пути. Вы когда-нибудь наблюдали за тем, как ребенок прыгает по камешкам на речке? Так же и герой перепрыгивал с одного человека на другого, с одной головы на другую. О да… Этот парень умудрялся не просто пройти, он как озорной мальчишка нагой бегал по людям словно по спелому полю пшена, оставляя за собой лишь смятые колосья: прислужить преклонной даме – если пожелаете, прельстить выгодному сеньору – к вашим услугам, повернуться спиной при возможности – бармен налейте два. Конечно, на фоне целого поля это ничего не изменит, но если все же вспомнить, что это люди… Ох и ах… Целая судьба. И в свое время такие действия вполне окупали себя, но эти следы... «Каждое действие имеет свое противодействие», - сказал кто-то умный.
Поэтому не стоит забывать, что грязное оставляет пятна. Сначала они едва заметны, но если постоянно пачкать, грязь станет более чем очевидна. И вот через месяц кто-то уже не улыбнется при встрече, через год уже не поздоровается, через два ты уже не приглашен, а через пять - откажутся даже близкие. Вот и выходит, что через время ты сидишь один «двадцать шесть», на пустыре «двадцать семь», среди страха и собственной злобы «двадцать восемь», ожидая, пока кто-то завершит отведенный тебе час «двадцать девять». И вот, когда последний сребреник одарит каждую свою грань лучами света и свалится в кучу, герой грустно протянет: «Двадцать девять… Не может быть. Двадцать девять! Даже Иуда за тридцать продал…»
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№25
Справедливость
Люди стояли, прижимаясь спинами к шершавой стене. Женщина кусала губы, пыталась выкрутить руки из тугой верёвки, дёргая по цепочке соседних пленных. Кто-то не выдержал, сильно дёрнул на себя и смертница наконец прекратила – только плечи затряслись от беззвучных рыданий. Один мужчина нервно ёрзал - пытался устроиться так, чтобы вода с потолка капала мимо.
Вдоль ряда, хлопая тесаком плашмя по ладони, вразвалочку двигался полуголый бандит. За столами в плохо освещённом зале сидели такие же разбойники. Один из них, длинноволосый мускулистый варвар, сидел на столешнице скрестив ноги и лениво грыз ребро, похожее на человеческое. На миг оторвавшись от еды, окинул взглядом жертв и посоветовал:
- Бери жирного, Горн.
Палач осклабился, рубанул по верёвке посередине:
- Хорошая идея, Стай.
От умелого пинка выбранный припал на колено – ниже не давали верёвки, связывающие с товарищами по несчастью. Горн тремя сильными взмахами отрезал голову. Кровь полилась вниз, растеклась, утопив босые ноги. Зрители ободрительно кричали, пленники позеленели, кого-то вырвало. За неимением у головы волос бандит засунул пальцы её в рот и понёс к сцене, оставляя кровавые следы, остановился, воткнул тесак в пол, азартно взглянул на публику:
- Ну, на что спорим, что я попаду в десятку?
На миг воцарилась тишина, и в ней отчётливо прозвучал сдавленный шёпот из ряда пленных:
- На твою голову, сволочь!
Горн резко обернулся, нашёл взглядом говорившего - как бы тот, жалея, ни пытался втянуть шею в плечи, его выдали испуганно отодвинувшиеся соседи.
- Согласен, - бандит хищно оскалился, - если не попаду - тебя отпустят вместе с моей головой. Если попаду - ты следующий в очереди к смерти!
Стай поднял голову, на скучающем лице мелькнул интерес. Зал наполнился одобрительными криками. Толпа предвкушала зрелище. Самый юркий уже бегал между столами, собирал ставки. Оживился и ряд пленных: появилась хоть какая-то надежда на спасение, какой-то шанс отомстить… Взволнованные взгляды устремились на лакированную дорожку.
Горн, покрасовавшись перед публикой, поиграв мышцами, шагнул на исходную позицию, поудобнее перехватил голову – средний и безымянный засунул в мясистые ноздри, большой в рот. Примеряясь, пригнулся, отставил правую ногу назад. Взмах! Импровизированный снаряд стукнулся о дерево, покатится вприпрыжку, разбрызгивая вокруг капли крови, и ударил по цели. Выставленные словно кегли для боулинга головы с перекошенными от ужаса лицами, расталкивая друг друга, покатились прочь… Все, кроме одной. Последняя качалась, но всё ещё стоически держалась на обрезке шеи. Публика затаила дыхание.
Горн топнул ногой, азартно закричал, будто желая сотрясением пола и воздуха пошатнуть голову, но та наконец определилась, и гордо осталась стоять. На миг пленным показалось, будто лицо мертвеца не испугано – насмехается над своим убийцей, предвещая смерть. Тут же зал взорвался воплями – те, кто ставили на проигрыш игрока, радостно вскакивали со своих мест, трясли руками; те, кто ставил на победу – зло стучали по столам, топали. Последних куда больше.
Смертники у стены молчали, но лица говорили сами за себя – радостные, отчаянные, злорадные. Стай, выпрямившись, следил за товарищем, как ястреб за кроликом. Неотрывно, хищно. Ладонь невольно легла на рукоятку ножа.
Горн, сжимая и разжимая кулаки, смотрел на голову-предательницу. Грудь тяжело вздымалась и опускалась. Наконец, дёрнув плечами, сбрасывая оцепенение, бандит резко наклонился, выдернул тесак из пола, медленно повернулся к пленникам. На лице растянулась слащавая улыбка:
- Что ж, я проиграл, – палач неторопливо подошёл к замершему мужчине, предложившему ставку. – Как и договаривались – моя голова достанется тебе. Полагаю, ты хочешь снять её лично? Мы, разбойники, люди чести... Давай, подними руки, разрежу верёвки.
Опасливо, но всё-таки с надеждой пленный поднял руки и... Рванувшаяся змеёй рука Горна грубо схватила жертву за шею, притянула, тесак вонзился в живот - снова и снова – на полном боли лице пленника отчётливо просматривалось детская обида. Взглядам и визгам пленников, испуганным и лишённым надежды, вторил оглушительный смех публики. Горн, бешено сверкая глазами, прорычал сквозь сжатые зубы:
- Думал победить, скотина?! Такие, как ты, никогда не побеждают! Никогда!
Стай разочарованно, но всё-таки весело улыбнулся, вскочил на ноги и громко захлопал. К нему присоединились зрители, и зал утонул в овациях.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№26
Не в своей тарелке
- Что я могу тебе сказать. – Пожилой мужчина в белом халате неспешно опустился на стул и положил перед собой медицинскую карту. – Пока только то, что у тебя сильное сотрясение, а остальное узнаем после того, как придут результаты обследования.
Афанасий почесал голову и опустил ладонь на лицо. Просидев так несколько секунд, он тяжело вздохнул и открыл глаза. Дневной свет из окна больно ударил по глазам, и он зажмурился.
- И что мне теперь с этим делать, Виктор Петрович? – голос его звучал подавлено.
- В больницу, я так понимаю, ты не ляжешь, хотя я бы советовал. – Врач еще раз просмотрел листы с выписками и анализами. – Я дам тебе рецепт на лекарства. Некоторые из них сможешь получить в аптеке при больнице. Другие придется купить. Если с деньгами как обычно, я могу помочь. И постельный режим. Спи, как можно больше. Никакой активности. Ко мне придешь послезавтра. И забудь о боях. Как минимум на полгода.
Афанасий посмотрел на врача из-под тяжелых бровей. Забыть о боях?! Эта фраза прозвучала, как приговор.
- Попробую. На счет денег не беспокойтесь. У меня есть немного.
- Вот возьми. – Доктор поставил печать на рецепте и протянул его Афанасию. – В регистратуре еще печать поставишь. – Пациент взял листок и молча положил на стол три тысячные купюры. Виктор Петрович отодвинул деньги обратно. – Забери, тебе сейчас нужнее, я запишу тебя как по экстренному обращению, не переживай. Ладно, иди.
Афанасий поднялся со стула и подошел к двери кабинета. Открыв ее, он на секунду замер и повернулся назад.
- Спасибо вам.
Обычно он был не богат на слова и тем более на благодарности, но та толика заботы, которую он получал от этого старого хирурга вот уже несколько лет, хоть как то помогала ему держаться.
- Потом поблагодаришь, когда на ноги тебя поставим. – Виктор Петрович чуть кивнул головой и занялся документами.
Получив необходимые лекарства по рецепту и докупив остальные, Афанасий вышел из больницы и направился к автобусной остановке. День выдался на удивление солнечным для осени в столице. Люди, уже успевшие залезть в теплые вещи, радостно подставляли лица солнцу и наслаждались последними ясными днями. Яркие лучи плясали по лобовым стеклам проезжающих авто, разбрасывая зайчики на стены домов и заставляя Афанасия болезненно щуриться. Голова гудела, как колокол во время набата. Несмотря на то, что желудок был пуст со вчерашнего обеда, есть не хотелось абсолютно. Накинув капюшон, Афанасий сел в угол скамьи на остановке. На его удачу маршрутку долго ждать не пришлось. Новенький микроавтобус ехал довольно мягко, но он все равно ощущал каждую кочку на дороге, как легкий удар по голове и считал минуты дороги до дома. Вышел он на конечной остановке, где спальные районы уже переходили в промышленные.
Два километра пешком по старой разбитой дороге и вот он дома. Если это можно назвать домом. Ветхое двухэтажное здание, когда-то служившие времянкой для строителей завода, больше походило на фотографию результатов бомбежки. В половине окон не было стекол, дверь подъезда прогнила и еле держалась на старых петлях. Штукатурка фасада облупилась и вываливалась целыми кусками. Из подъезда несло сыростью и плесенью. Афанасий поднялся на второй этаж по разбитой лестнице и вошел в свою квартиру. Внутреннее убранство его жилья резко контрастировало с самим зданием. Дешевая, но аккуратная и со вкусом подобранная мебель, большую часть из которой он нашёл на свалке и восстановил, блестящий чистотой линолеум на полу. Воздух в квартире был пропитан тонкими ниточками чистоты и свежести, что еще сильнее чувствовалось после запахов подъезда.
Афанасий снял куртку и аккуратно повесил. Выложив содержимое пакета на стол, он принял все нужные лекарства, сделал пару уколов и после душа отправился спать, как ему и посоветовал врач. Как он ни пытался уснуть, сон долго к нему не шел. Он лежал в постели, подложив руки под голову и закрыв глаза. Вспомнился последний бой, или как говорят бойцы, крайний бой. На этот раз они дрались в старом здании цирка. Без ринга, на песке, который еще пах навозом. В зале за ареной перед боем кроме него было шестнадцать человек. Кто-то агрессивно наматывал круги по комнате, растирая лицо и уши ладонями. Кто-то молча сидел под стеной, закрыв глаза, словно медитируя. Некоторые парни смотрели на все довольно растеряно, и Афанасий понимал, что они тут впервые. Обычный регламент, олимпийская система на вылет. За первый бой при проигрыше не получаешь ничего. Второй бой проиграл – тысяча на дорогу и лекарства, выиграл - идешь дальше в полуфинал. Проигрыш в полуфинале уже давал три тысячи, но и повреждений ты уже получал в два раза больше, так как уставал с каждым боем сильнее. В финале ты выходил один на один, и победитель уносил с собой двадцать тысяч, проигравший пять. Да деньги небольшие, и в том и в том случае, но прожить до следующих боев позволяли. Когда ему впервые, шесть лет назад, предложили подраться за деньги, он представил себе подпольный клуб, где дерутся на смерть - киношные стереотипы. Но все было намного цивилизованнее и организованнее. Правила были: не бить в пах, в затылок, не тыкать в глаза, не кусаться. Никто никого не убивал, дрались до нокаута или сдачи соперника. Это был простой тотализатор, они были просто как шарик, который катиться по рулетке в казино и позволяет какому-то богачу срубить или слить деньги. Обычно он выходил в финал. Гарантировано уносил с собой или пять тысяч или главный приз. В первом случаев перерыве между боями приходилось подрабатывать грузчиком, на другую работу его не брали из-за отсутствия документов, да и он не сильно горел желанием. Ему нравилось драться. Не смотря на свои двадцать три года за спиной у него был огромный опыт уличной жизни, и его не оставляла мечта, когда-нибудь стать профессиональным спортсменом. В этот раз с самого начла все пошло немного не так. Еще в первом бою ему в глаза попал песок, и дальше приходилось драться сквозь туман слезящихся глаз. Во втором бою он пропустил несколько сильных ударов в голову и поплыл, но все же смог уронить противника на землю и растянуть на удушающий прием. В финале против него вышел крепкий мужчина лет сорока, холодный расчетливый взгляд, выправка, - все выдавало в нем бывшего военного. Бой закончился довольно быстро. Обычно он держал удар хорошо, и мог устоять на ногах после несколько хороших серий, но в этот раз он рухнул после первых же пропущенных ударов, и даже не в челюсть, а куда-то в боковую часть головы. Виктор Петрович, хирург, к которому он ходил уже на протяжении пяти лет и за это время успел с ним сдружиться, уговорил его сделать несколько анализов, что сильно насторожило. Обычно он просто вправлял ему кости или прописывал лекарства и отпускал домой. Эти анализы поселили в нем тревогу. Тревогу неизвестности. Если до этого он каждый день знал, что будет завтра, то теперь он томился в ожидании того, что выявят анализы и ему это очень не нравилось. Размышляя об этом, он постепенно погрузился в сон.
Проснулся только на следующее утро. Тело затекло и сопротивлялось при каждом движении, мешая ему подняться с постели. Голова не переставала болеть, плюс к этому прибавилось сосущее чувство в животе. И это чувство голода, как ударом тока напомнило ему о том, что он забыл вчера сделать. Спешно натянув спортивные штаны и толстовку, он выбежал во двор за зданием, где один из гаражей он когда-то переоборудовал в своеобразный вольер. Вход в него был открыт, так что собаки могли спокойно заходить и уходить, но они никуда не ушли. Они сидели рядом с большой лоханкой, из которой он их обычно кормил, и ждали. Четыре пса. Одна азиатская овчарка, один лабрадор и две крупные дворняги. Он еще никогда не забывал их покормить. И они покорно ждали. Увидев его, лабрадор выбежал на встречу и, подпрыгнув, начал облизывать лицо. Дворняги, радостно поскуливая, крутились под ногами. Азиат все также сидел возле миски, только радостно виляющий хвост выдавал его эмоции.
- Ну что бандиты, как вы тут? – Афанасий потрепал по ушам лабрадора и зашел в вольер. – Забыл папка про вас. Голодные совсем тут. – Открыв небольшую дверцу в задней части вольера, он увидел, что мешок с кормом был пуст. – Вот бля, башка дырявая. Вы подождете немного? Я сейчас быстро.
Налив собакам воды, он быстро вернулся домой взял денег и спешно отправился к ближайшему магазину. Дешевый минимаркет встретил его запахом подгнивших овощей. Добравшись до рядов с кормом для животных, Афанасий закинул на плечо увесистый мешок с хрустящими шариками и направился к кассе, где уже в очереди стояли несколько человек. Встав за пожилой женщиной с полной корзиной продуктов, он начал нетерпеливо топтаться на месте, каждую секунду вспоминая о голодных питомцах. Кассирша, как назло, двигалась со скоростью ленивца, то и дело, бросая на покупателей отрешенный взгляд. Наконец-то подошла его очередь, он опустил мешок на кассу, но тут его чуть подвинули плечом и молодой высокий парень поставил ленту упаковку баночного пива.
- Эй, куда лезешь. Тут очередь! – Афанасий протолкнул мешок вперед, отодвигая упаковку жестяных банок.
- Брат, пойми, нам опохмелиться надо. – Парень растянул лицо в наигранной улыбке. От него пахнуло перегаром и вонью нечищеных зубов. - Трубы горят!
- Подождешь! – Афанасий с напором попытался отпихнуть пьяного от кассы, но тот начал сопротивляться.
- Я то может и подождал бы, но кенты у меня нетерпеливые. – Парень кивнул в сторону входной двери где его ждали двое дружков и опять осклабился. – Так что, брат, подождешь ты.
Терпение Афанасия лопнуло. Быстрым движением он ухватил пьяного за мизинец и безымянный палец и вывернул их к себе. Улыбка резко слетела с лица парня, и он вскрикнул от боли, пытаясь выдернуть вывернутую руку. Афанасий сжал второй рукой локоть пьянчуги и посадил его на колени, продолжая удерживать его за пальцы.
- А, бля, сука! – заверещал тот, даже не пытаясь вырваться. Резкая боль в пальцах и кисти давили любое желание пошевелиться. – Ты мне руку сломаешь, уебок!
Друзья пьяного только собирались кинуться ему на помощь, но Афанасий повернулся в их сторону и надавил на пальцы своей жертвы. - Еще шаг и я ему руку на хрен сломаю. А потом и до вас доберусь. –Повернувшись к кассе он бросил деньги. – Пробивай!
Кассирша, словно только что проснувшись, смотрела на происходящее вытаращенными и непонимающими глазами. Она не уверенно взяла купюры, пробила товар и выложила чек со сдачей. – Спасибо, приходите еще! – Сказала она на автомате, продолжая смотреть на Афанасия.
- Рыпнешься, я не только пальцы, но и ноги тебе сломаю. Понял? – Афанасий чуть сильнее вывернул пальцы и парень, громко вскрикнув, закивал головой.
Остальные покупатели даже не подумали вмешаться, предпочтя молча смотреть на все со стороны. Один парень достал мобильник и начал снимать с еле заметной улыбкой на лице, наверняка, уже прокручивая в голове, сколько лайков наберет в интернете. Афанасий закинул мешок с кормом на плечо и направился к двери магазина. Проходя мимо застывших у входа товарищей забулдыги, он посмотрел им в глаза. – Даже не вздумайте! - Один из них опустил взгляд в пол, а второй чуть сощурился, но взгляд не отвел. Стоит ждать приключений.
Выйдя из магазина, Афанасий прошел с десяток метров и поставил мешок с кормом к стене магазина. Он уже был готов к тому, что будет дальше. Через несколько секунда вся троица спешно вывалила из магазина, и начали озираться по сторонам. Увидев его, они бросились бегом, сыпя на ходу отборным матом. Первым бежал улыбчивый, которого Афанасий осадил на кассе. За пару шагов до своей цели, он подпрыгнул, норовя ударить в прыжке ногой в грудь. Афанасию не составило труда легко увернуться от неуклюжего удара и, ухватив за ворот куртки, он резко дернул прыгуна вниз. Тот не успел сгруппироваться и со всего ходу приземлился затылком на асфальт. Раздался звук, как будто стукнули по пустому глиняному горшку, и пьянчуга замер на тротуаре в нелепой позе. Его двое друзей, увидев, что с ним случилось, чуть сбавили темп, но продолжали приближаться. Первого Афанасий встретил жестким ударом ноги в пах. Громко выдохнув, бедолага резко согнулся и напоролся носом на брошенное навстречу колено. Кровь из сломанного носа брызнула на землю двумя струями. Держась одной рукой за лицо другой за промежность, парень повалился набок и начал громко стонать. Третий остановился в трех шагах, в недоумении смотря на лежащих на земле друзей.
- Ну чего встал. – Афанасий пригласительно махнул ему рукой. Парень в ответ ему отрицательно замотал головой и спешно ретировался за угол магазина.
Проверив пульс у первого нападающего и убедившись, что он жив, Афанасий повернул его на бок и открыл ему рот, чтобы он не заглотил язык. Теперь следовало быстрее убраться отсюда, работники магазина скоро вызовут ментов, если уже этого не сделали. Подняв мешок с кормом, он быстрым шагом направился в сторону дома, проблемы с законом ему точно не нужны, стражи порядка не очень любят людей без документов и законного места жительства. Не смотря на то, что он привык к дракам и стычкам, сердце, под напором адреналина, гулко стучало в груди. Ноги сами несли его по знакомым кварталам, пока дорогу ему не перегородил резко остановившийся на перекрестке автомобиль. – « Все, я встрял. – Промелькнула мысль. - Это менты». – Первым делом он подумал о собаках, и о том, что они так и останутся голодными, но до последнего будут преданно ждать.
Дверь машины беззвучно открылась. Мужчина средних лет в коричневом пиджаке поверх футболки вылез из машины и в приветливом жесте поднял руку.
- Не переживай, я не из полиции. – Незнакомец раскрыл полы пиджака, демонстрируя свою непричастность к органам и вообще благие намерения.
- Тогда какого тебе надо. Я спешу. – Афанасий сделал шаг что-что бы обойти машину.
- Подожди. У меня к тебе предложение. Я думаю, тебя это заинтересует. – Незнакомец потянулся в салон авто и достал оттуда небольшой буклет. – Возьми, прочитай. Номер там есть.
Отдав цветной листок в руки Афанасию, мужчина в пиджаке сел обратно и машина, тихо шурша колесами, укатилась за поворот. Буклет сильно пах новой типографической краской, на первой странице была напечатана призывная надпись «Это твоя возможность стать богатым!». – «Очередной лохотрон, – подумал Афанасий и сунул рекламку в карман куртки.
Как он и думал, псы сидели в вольере и ждали своего хозяина. Почуяв родной запах, жизнерадостный лабрадор опять бросился к нему. Азиат на этот раз тоже не сдержал эмоций и, встав на задние лапы, оперся передними на сетчатую стену вольера. Хвост собаки двигался из стороны в сторону с такой силой, что весь вольер начал ходить ходуном. Свежему корму собаки обрадовались меньше чем хозяину, и то и дело отбегали от миски, что бы выказать свои знаки симпатии. Афанасий смотрел на то, как его четвероногие друзья с аппетитом наворачивают хрустящие шарики, и легкая улыбка на пару секунд сменила обычно хмурое выражение лица.
Вернувшись в квартиру, он снова почувствовал давящую головную боль, про которую забыл на время из-за спешки. Утренний прием лекарств он пропустил, но надеялся, что это не будет так критично. Вспомнилось, что завтра будут готовы результаты анализов, и это опять подавило немного поднявшееся настроение. Бой проиграл, сейчас еще деньги на лечение, драться нельзя, да и с такими болями на шабашках много не заработаешь, перспектива не радовала. Весь день он провел дома, лишь пару раз выбираясь к собакам. Почти все время он лежал на кровати, смотря то в потолок, то в окно. Не телевизора, не компьютера у него не было, да и не очень он любил технику. Пару раз пытался читать, но через несколько минут буквы начинали плясать перед глазами и головная боль усиливалась. После обеда удалось провалиться в липкое подобие сна, от которого просыпаешься в полном непонимании, где ты и кто ты.
На следующий день его состояние не улучшилось. Головная боль, тошнота, подавленность, сонливость, головокружения, полный пакет дискомфорта под соусом полной разбитости и томительного ожидания результата анализов. Завтрак, вкус которого он даже не почувствовал, дорога до больницы, ожидание очереди, все проходило в тумане отрешенности, как будто он сидел в старом кинотеатре с почти негодным кинопроектором и смотрел на все со стороны. Афанасий почти не помнил, как он вошел в кабинет и сел напротив Виктора Петровича.
- Афанасий, как себя чувствуешь? – доктор открыл папку с его историей болезни и принялся рассматривать его анализы.
- Все так же, может даже чуть хуже. – Афанасий на секунду сильно зажмурился, пытаясь пересилить головную боль, и тяжело вздохнул.
- У меня не очень хорошие новости. – Отложив историю в сторону. Виктор Петрович скрестил пальцы и внимательно посмотрел на пациента. – У тебя отек головного мозга на фоне черепно-мозговой травмы.
Афанасий не знал, что это значит, но слово «мозг» в диагнозе, и тон, которым сказал это Виктор Петрович, сильно его встревожили.
- И чем мне это грозит?
- Тебе надо ложиться в больницу, сначала попробуем вылечить медикаментозно, посмотрим на тенденции. Но возможно понадобиться хирургическое вмешательство. – Виктор Петрович видел, как с каждым словом Афанасий становился все более мрачным и понимал, что последние его слова вообще его добьют. – И это будет стоить денег, тут я не смогу тебе помочь.
- Сколько? – голос Афанасия звучал хрипло и сдавлено. – И как долго все это будет?
- Точно не скажу. Думаю не меньше трехсот тысяч, это вместе с медикаментами и нахождением в больнице. Постараюсь все сделать, чтобы было дешевле.
- Для меня это неподъемные деньги, вы же знаете. – Афанасий закинул голову назад и сглотнул. – А если не лечить?
- Ухудшение состояние. Потеря сознания. Кома. Возможен летальный исход.
После слов врача Афанасию стало тяжело дышать, словно на грудь положили мешок с цементом. Мысли в голове путались и метались, как ошпаренные. Ситуация была почти патовая, но надежда была, и ему казалось, что решение этой проблемы где-то рядом, или что все это вообще происходит не с ним. Но жизнь научила его, что именно такая призрачная надежда загоняет в такой тупик, из которого уже точно не будет выхода.
- Дайте мне все обмозговать. Я могу прийти завтра?
- Да, но я бы, на твоем месте не тянул. Еще раз повторю, я постараюсь, что бы все было как можно дешевле. – Виктор Петрович выписал новый рецепт и протянул ему. – Вот возьми это в аптеке. Дадут бесплатно, немного облегчит симптомы.
Пустая квартира встретила его звенящей пустотой. Даже компрессор старого холодильника молчал. Афанасий сел за стол на кухне и обхватил голову руками. Триста штук. Таких денег он в жизни в руках не держал. Он был зол, зол на свое тело, что оно так подло подставило его. Ведь его тело, фактически, единственное, что у него было. Еще с детства, когда он с другими беспризорниками ночевал по коллекторам, он следил за своим здоровьем. Проводил по несколько часов на турниках, бегал. И держался подальше от клея и сигарет. Он понимал, что в этом мире ему помощи ждать неоткуда и стоит надеяться только на себя самого. И вот это тело, в которое он столько вложил, дало сбой и если ничего не предпринять, то он наверняка сыграет в ящик. Афанасий рывком снял куртку и швырнул ее в коридор. Вылетевший из кармана рекламный буклет привлек его внимание, он вспомнил, что там что-то говорилось о заработке.
«Спортивное состязание за денежное вознаграждение! Узнай сколько стоит твое искусство в единоборствах! Все участники гарантированно получают призовые! Минимальный выигрыш двести тысяч рублей! Титулы, разряды не имеют значение! Важно лишь то, насколько вы искусны! Только один бой за состязание. Никаких утомительных и изматывающих турнирных таблиц! Свяжитесь с нашим менеджером по номеру ……..!»
Афанасий еще несколько раз перечитал буклет. Стоило позвонить, скорее всего очередной развод, будут просить вступительный взнос или еще что. Но за спрос не бью, а ему сейчас нужно цепляться за каждую возможность.
Саша как всегда сидел в будке на въезде в гаражный кооператив, услышав стук в дверь, он с неохотой оторвался от телевизора и пошел открывать.
- Привет Афон! Не ожидал тебя увидеть. – Он протянул руку Афанасию для приветствия, другой рукой поправляя широкую портупею. – Что-то ты хреново выглядишь.
- Здаров. – Пожав руку, Афон зашел в помещение сторожки и прислонился спиной к стене. Лекарство еще не полностью подействовало и его слегка штормило. – Да так, сотрясение. У меня пара просьб к тебе есть.
- Выкладывай. – Саша сел обратно на стул и начал доставать из спортивной сумки пластиковые боксы с обедом. – Хавать будешь?
- Не спасибо, мутит малеха. Мобильник не дашь позвонить? Я тут по местному, если что заплачу.
- Забей. Когда ты уже себе купишь-то? – Воздух наполнился запахом вареной картошки и домашних котлет, Саша громко сглотнул. – Точно не будешь?
- Да точно.
- Ну, смотри, как хочешь. – Сторож протянул Афанасию старенький мобильник. – Говори сколько надо, я вчера денег нормально положил.
- Спасибо. – Афон взял телефон и вышел из сторожки.
Набрав номер с буклета, он поднес трубку к уху. Хоть сильной надеждой он себя и не тешил, но ожидание ответа все же немного нервировало. После пятого гудка ему ответил мягкий мужской голос.
- Алло.
- Здравствуйте, я вот по соревнованиям звоню. Мне ваш буклет мужчина в коричневом пиджаке дал.
- Да да, это я и был. Можете звать меня Сергей. Наше предложение вас заинтересовало? – мужчина говорил спокойно и его голос сразу располагал, но Афанасий не терял бдительности, все лохотронщики обладают даром убеждения.
- Скажите. На какие призовые можно рассчитывать?
- Проигрыш двести тысяч, выигрыш пятьсот.
- Ого, а с чего это такие космические суммы. – От удивления Афон широко застыл на месте.
- У нас очень богатые спонсоры. Не переживайте, вашему здоровью ничего не будет угрожать. Во время боя на ринге присутствует рефери, который не допустит травм и увечий. – Афанасий услышал щелчок зажигалки и звук выпускаемого из легких дыма. – Вы позвонили очень во время. Ближайшее соревнование будет послезавтра. Вы можете все обдумать и если примете решение, то я буду ждать вас в шесть вечера послезавтра на том же перекрестке, где мы встретились первый раз.
- А какие гарантии, что я получу деньги? – вкрадчивый голос мужчины не действовал на Афанасия, с детства у него развилось только одно отношение почти ко всем людям – презумпция мудака, и это не раз помогало ему.
- Половину минимального гарантированного выигрыша вы получите еще до боя наличными на руки. Остальное, после боя, а сколько это будет, уже зависит от вас. – Интонация собеседника не менялась, хотя было понятно, что ему очень часто приходиться отвечать на одни и те же вопросы.
- Бой один за вечер?
- Да. Мы рассчитываем на перспективу долгосрочного сотрудничества с нашими бойцами, и травмы нам не к чему.
- Хорошо, я все обдумаю.
- Договорились. Я думаю, вы примете правильное решение. До встречи. – В трубке раздались короткие гудки.
Весь вечер Афон провел в тяжки раздумьях. С одной стороны: хорошая перспектива быстро заработать на лечение, в случае выигрыша денег хватит и на дальнейшее существование, возможно даже на покупку документов, что в корне бы поменяло его жизнь. С другой: вероятность того, что его кинут. К тому же, врач ясно дал понять, что с его диагнозом не то, что драться нельзя, даже тренироваться. Но есть ли у него выбор? Если он откажется, то ему останется только тихо подыхать в четырех стенах своего жилища, которое то, по сути, и не его. Или он может рискнуть, и решить почти все свои проблемы. Тем более один бой. А закончить его нокаутом можно и не получив по голове ни разу. Взвесив все плюсы и минусы обоих решений, выбор стал для него очевиден.
Собак он оставил на попечение сторожа Саши, мужик он был довольно ответственный и лишние пятьсот рублей умножили эту ответственность вдвое. К врачу Афон решил не ходить пока не получит деньги на руки, не хотел лишний раз отнимать у старого знакомого время. Состояние его стало на порядок лучше, прием лекарств давал о себе знать. Но он понимал, что это лишь подавление симптомов. Машину он ждал уже с половины шестого. Опершись спиной на бетонную стену, он рассматривал лица людей, спешащих от остановок домой, когда рядом остановился новый минивэн. За опустившимся стеклом пассажирской двери показалось знакомое лицо Сергея.
- Добрый вечер. Присаживайся. – пригласительным жестом мужчина указал на заднюю дверь.
В салоне уже сидело двое парней. Судя по телосложениям и шрамом от рассечений на бровях, они были здесь за тем же, зачем и он.
- Как я понимаю, вы приняли наше предложение? – Сергей взглядом указал на спортивную сумку, которую Афанасий поставил себе под ноги, сев в машину.
- Правильно понимаете. – Афон внимательно смотрел других парней, каждый из них мог быть его будущим соперником. – Ехать долго?
- Около часа. Все формальности на месте пока можете отдыхать.
Выехав за МКАД, они поехали по шоссе в противоположную сторону от столицы. Солнце уже село свет фар встречных машинслегка резал глаза Афону. Через полчаса они свернули на двухполюсную дорогу, пролегающую в густом еловом лесу. За все время в салоне авто никто не обмолвился ни словом, все были погружены в свои мысли. Афон думал о предстоящем бое, продумывал стратегию, что бы получить минимальный урон. Два других участника, скорее всего, думали о том же самом. Еще через некоторое время среди деревьев показались огни большого комплекса. Охранник внимательно посмотрел на проездной Сергея и пропустил машину на территорию. Такой роскоши Афон не видел никогда в жизни. Двух и трехэтажные здания с замысловатым дизайном и дорогими материалами фасадов сверкали в лучах подсветки, как бриллианты в колье. Газоны с ландшафтным дизайном, фонтаны, переливающиеся всеми цветами радуги, все говорило о привилегированности и эксклюзивности. Минивэн подъехал к большому овальному зданию, расположенному почти в центре прилегающей территории. Парковка возле здания напоминала какой-нибудь европейский автосалон или коллекцию арабского шейха. Проехав к заднему входу, они остановились, и дверь машины открыл охранник в безликой серой форме.
- Вас проведут на стандартную медкомиссию, там же вы подпишите контракт и страховку. Аванс получите у нашего менеджера во время медкомиссии. – Голос Сергея изменился и стал более официальным. – Мы с вами еще увидимся перед боем.
Афанасий закинул сумку на плечо и последовал за охранником внутрь здания. Легкое чувство тревоги зудело в солнечном сплетении, но все пока шло довольно гладко. Охранник их передал в распоряжение молодого менеджера со смешной зализанной прической, который постоянно говорил по беспроводной гарнитуре. Первым делом он привел их в раздевалку, где каждому выделил свой шкафчик с кодовым замком. Беспрерывно тараторя на ходу, менеджер выдал им по контракту, попросил ознакомиться и подписать. Афанасий читал медленно, поэтому решил пройтись по основным пунктам. Обязанности бойца, обязанности организатора, выплата гонорара, форс-мажорные обстоятельства. Все было написано грамотно и без приписок мелким шрифтом, подводных камней быть не должно. Оставив на бумаге завитушки подписи, Афон отдал контракт и страховку менеджеру и получил от него увесистый бумажный конверт.
- Это ваш аванс, можете пересчитать и оставить в своих ящиках. За сохранность не переживайте, код замка который вы поставили, знаете только вы. И поторопитесь, надо успеть пройти медосмотр. – руки менеджера, под стать его манере говорить. Постоянно находились в движении.
Афон открыл конверт и медленно пересчитал купюры. Ровно сорок новых пятитысячных купюр. Впервые он ощутил, как пахнут деньги, свежие купюры еще ни разу не бывали в руках и благоухали ароматом, который вряд ли с чем то спутаешь. Ему не верилось, что эти деньги его. Если он выиграет, то эта стопка изрядно потолстеет! От этой мысли руки чуть задрожали, но он справился с волнением, засунул конверт в сумку и убрал подальше в шкаф.
Для прохождения комиссии их отвели каждого в отдельный кабинет. Белые стены, кушетка, медицинское оборудование. Ничего нового или того что вызвало бы тревогу. Врач измерил его рост, вес, померял давление, проверил суставы на руках и ногах.
- Я сейчас возьму у вас кровь на анализ, только не из вены, ка обычно. – Врач приготовил похожий на пистолет с иглой инструмент. – А из шеи, это новый комплексный анализ. Больно почти не будет.
Быстрый укол, молниеносная вспышка боли, которую Афон почти не успел почувствовать, только перед глазами заплясали световые пятна и на языке он почувствовал вкус чего-то кислого.
- Может возникнуть легкий дискомфорт и странные вкусовые ощущения. Это нормально. – Доктор убрал инструмент и показал рукой на дверь. - Можете ожидать результата.
В комнате ожидания уже сидели оба парня, что ехали с ним в микроавтобусе. Один из них чесал след от укола на шее, второй ходил кругами по комнате, нервно дергая руками.
- Пацаны, как думаете, не наколят? – непоседливый остановился напротив кресел и начал переминаться с ноги на ногу, так словно хотел в туалет.
- Нет. Я уже третий раз дерусь. Все платят. Без обмана. – Голос второго был лишен любых эмоций, словно он не на бой приехал, а вышел в магазин купить хлеба.
- Это хорошо. А ты тоже уже дрался? – нервный повернулся к Афону и вопросительно посмотрел на него.
- Какая разница? – разговаривать с ним у Афанасия не было никакого желания.
- Ладно, пацаны, не обращайте внимания, нервничаю просто. – Продолжил болтать непоседливый парень и снова принялся ходить по комнате.
- Татуха у тебя прикольная. – Второй парень кивнул на тату ходящего по кругу бойца. – У кого делал?
- Знакомый в салоне набивает. – Парень с татуировкой остановился и поднял рук, что бы все могли лучше рассмотреть его татуировку. Цветная змея, в несколько колец обвивающая рук от запястья до плеча, выглядела очень живо и реалистично. – Если что, могу номер дать или страницу его интернете.
- Давай, я давно хотел. Меня Стас зовут. – Боец привстал со стула и протянул руку.
- Меня Рома. – Они пожали руки и чуть кивнули головами.
Дверь в комнату открылась, и вошел доктор, проводивший медосмотр у Афанасия, в руках он держал несколько листов бумаги и что-то на них вычитывал.
- Так ребят, не всех допустили. – Врач оторвал взгляд от чтения и посмотрел на Стаса. – У тебя стафилококк нашли, так что извини.
- Вот блядь! Да откуда? – Стас подскочил со стула и хлопнул руками себя по бедрам.
- Это уже сам выясняй. Афанасий… - Доктор посмотрела на Афона и на секунду замолчал. Афанасий почувствовал, как ладони моментально вспотели, а пульс уподобился пулемётной очереди. – У тебя вроде все нормально, но ты, скорее всего, недавно перенес сотрясение мозга, советую потом обратится к врачу.
Афанасий облегченно выдохнул, но про себя покрыл врача трехэтажным матом, теперь его противник будет знать о его слабом месте и голову придется беречь в несколько раз сильнее. Расстроенного Стаса увели, и они остались вдвоем с Романом, подписали еще несколько документов и полис медицинской страховки.
После того как врач покинул их они оба оказались во власти болтливого менеджера, который проводил бойцов в отдельные комнаты для подготовки к бою. В комнате Афанасия уже ждали двое мужчин, один из которых затейпировал ему руки и одел перчатки, а второй начал разогревать к бою работай « по лапам». Хорошенько размяв мышцы и пропотев, Афон присел на пол возле стены откинул голову назад и закрыл глаза. Каждый раз перед боем он старался, на какое то время уходить в себя, это помогало контролировать эмоции и драться с холодным расчётом. Но в этот раз лишние мысли, роящиеся в голове, не давали отвлечься.
« Я иду ва-банк. Проиграть мне нельзя по двум причинам: нельзя пропускать по голове и денег за второе место не хватит на лечение. Надо быть собранным и жестким, закончить бой как можно быстрее. Тянуть нельзя. Возьму первое место, денег хватит на долгое время, и я смогу нормально восстановиться. Все надо собраться. Никаких эмоций.»
Через некоторое время зашел человек с гарнитурой на голове и объявил его выход. Проходя по узкому коридору к рингу, Афон чувствовал легкий мандраж в коленях. Сколько бы он не выходил драться, этот легкий адреналиновый приход никогда не покидал его. Ринг, а точнее круглая сетка, стоял в самом центре небольшого зала. Зрителей было на удивление очень мало, около сотни человек за столиками потягивали алкоголь в ожидании боя. Афанасий поднялся по ступеням и, пригнув голову, вошел в клетку. Пару раз подпрыгнув, он проверил жесткость покрытия и прошел в свой угол, где его уже ждал его секундант. Рома уже стоял в противоположном углу и разминал шею. До начала боя оставались считаные минуты. Афанасий хрустнул всеми пальцами и встряхнул руки. Он был готов. Секундант, до этого спокойно ставший сзади, поставил небольшой табурет и попросил Афанасия сесть. Осмотревшись по сторонам, Афон непонимающе кивнул, но секундант повторил свою просьбу. Афон раздраженно опустился на стул, не понимая для чего это нужно. Но как только его зад коснулся табуретки, в голове острым импульсом вспыхнула боль и тут же прошла. В глазах все побелело, так что пришлось зажмурить глаза. « Все… Допрыгался… Точто говорил доктор произошло. Никакого боя не будет.» - Мысли суматошно бились в голове, как мотыльки возле фонаря. Когда он снова открыл глаза, обстановка вокруг изменилась, вроде та же клетка, но что-то было по другому. Секундант. Рядом с ним стоял секундант, который до этого был в углу Ромы. Посмотрев на противоположную сторону клетки, Афанасий потерял дар речи. Возле сетки рядом с его бывшим секундантом сидел он сам с опешившим лицом. « Крыша уехала! Это глюки!» Опустив глаза на свои руки первое что он увидел, это была татуировка, цветная змея обвивающая предплечье.
- Эй, парень! – Секундант взял Афанасия за голову и повернул к себе. – Слышишь меня?
- Да. – Афон ответил и чужой голос, которым он говорил, немного вернул чувство реальности происходящего.
- Хорошо. Это не галлюцинация. Ты в теле своего противника. Полностью. А он в твоем. Будешь драться против самого себя. В этом вся суть. Завалишь себя, победишь. После Боя все вернут на место. Ты меня понял? - Афанасий утвердительно кивнул головой. – Хорошо. Никаких фокусов. Просто дерись, получишь бабки. Тебе это ничем не грозит, выруби самого себя. Давай, вставай, иди на центр к рефери.
Афон поднялся с табуретки. Двигаться в чужом теле было очень непривычно. Другой рост, центр тяжести, да что там говорить он даже чувствовал запах его тела, как не чувствовал своего. Роман, в другом конце клетки, так же неуверенно шел к рефери.
« - Блядь! Вот это я встрял! И что теперь делать!? Я не могу бить себя! Пара ударов по голове и я труп. – Правила, которые говорил им обоим судья он даже не слушал, судорожно соображая.что ему делать дальше. – Но у меня нет другого выбора. Я уже подписался на это. Отступать некуда. Ва-банк, так ва-банк. Черт. Да пусть уже судьба или Бог, если он есть решают, что будет дальше. Просто буду рубиться. Еще не известно, что это тип может, что я могу я то знаю. Ладно, поехали! –»
Оба бойца соприкоснулись перчатками и бой начался. Афанасий, как обычно начал двигаться за бьющую руку противника, ожидая, когда тот начнет, он сам больше любил контратаковать и ловить соперников на ошибках. Видеть себя напротив было дико, и в какие-то моменты он еще сомневался в реальности происходящего. Вот Роман –в-его-теле выкинул первую серию ударов от которой он легко увернулся. « - А этот парень довольно шустрый, в его теле легко двигаться,» – подумал Афон, и для проверки сам выкинул два джеба. Оба удара попали в защиту, противник тоже был не так прост, а в скорости своего тела не сомневался. Задача у него была не из легких, в незнакомом теле противостоять своему, зная свою силу, реакцию, выносливость. Бой с самим собой.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№26 - Продолжение
Все его заготовки разобьются о его же собственные рефлексы. То, что он знал, знало и его тело, так что бой нужно вести по новому, нестандартно. Никакая стратегия и финты тут не помогут. Но одного противник не знал. Это его травма. Если нормальный боец выдержит довольно много ударов в голову, то его тело рухнет после первых же пропущенных ударов. И на этом он мог сыграть, но и это же могло его и убить. « - А выбора то у меня нет. К черту. Будь, что будет. Это мой единственный шанс, хуже уже точно не будет.»
Подняв руки выше к подбородку, Афон опустил голову вниз и пошел на противника. Роман-в- его-теле сначала пытался разорвать дистанцию, но потом решил принять вызов. Первая тройка ударов прошла в защиту. Увернуться от пары боковых, летящих в ответ получилось легко. Сместившись чуть в бок Афанасий выкинул еще одну серию, раскладывая ее по горизонтам голова-корпус- голова. Роман опять удачно защитился и огрызнулся в ответ парой прямых, оба которых пришли в защиту. Афона чуть тряхнуло от этих ударов. « - Вот это у меня кувалды. Как бы не лечь от них. Надо набирать темп!». Выкидывая удар за ударом, Афанасий начал теснить противника к сетке, принимая ответные на защиту. Даже удары, которые он принимал на плечи и перчатки, заставляли сжимать зубы от боли. И вот наконец он прижал соперника спиной к сетке. Накручивая градус боя, он начал осыпать Романа градом ударов с короткой дистанции, боковые, апперкоты, прямые. Но его тело все это читало на уровне спинномозговых рефлексов, и противник удачно защищался от всех его выпадов. Афон вкладывался почти в каждый удар и начал чувствовать, как чужое тело начало выдыхаться, а Роман-в- его-теле был свеж, как огурчик. Времени было все меньше, и надо было что-то предпринимать. И он решил рискнуть всем. Выкинув прямой левой, он сильно отвел правую руку для бокового удара, раскрывая защиту. Роман клюнул на эту удочку и решил пробить в открывшуюся челюсть. Афон видел, как его собственное тело выкидывает короткий боковой удар, как их кулаки летят друг другу в челюсть почти одновременно. Удар. В голове громыхнуло, как при ударе грома и он на мгновение потерял равновесие. Сделав пару шагов назад, Афон встал более менее ровно и посмотрел перед собой. Рефери согнулся над бессознательным Романом-в- его и показал судьям, что он в нокауте. В клетку вбежали два врача и бросились к нокаутиронному бойцу, вынули капу, поднесли нашатырь под нос, но Роман не приходил в себя.
Мужчина в белом халате снял нейрошлем с лежащего на высоком белом столе человека и начал по одному отключать датчики от его комбинезона.
- Валериан Игнатьевич, вы как, нормально? – спросил мужчина, отстегнув последний провод и подав полотенце человеку на столе.
- Я только что пережил чужую смерть. Скажу тебе это не одно из лучших ощущений в жизни! – Валериан Игнатьевич сел на край и вытер полотенцем вспотевшее лицо. – Вот тебе и погонялся за новыми впечатлениями. Клянусь богом, это был последний раз, когда я залез в голову бойца.
- Но вы же не хотите свернуть все дело?
- Конечно, нет. Пусть эти зажравшиеся дурни вместо кокса и тайскх проституток несут деньги нам. Каждый мечтает почувствовать себя бойцом на ринге, и мы им это дадим по полной мере. Но что бы я сам еще раз лег в эту машину. На хрен! – слова Валериана перемежались тяжелым вдохами. – Надо усилить жесткость медосмотра, что бы такого больше не повторилось.
- Хорошо, но что теперь делать с этими двумя? Вы сам не пострадали, так как были подключены только сенсорно. А вот тело бойца, и сознание другого которое находилось в нем в этот момент, погибли.
- Да… Задачка не из легких. Поговорите с тем, который остался. Опишите ему ситуацию. Предложите денег, что бы молчал. Другого даже придумать не могу. И в сумме не скупись, что бы у него даже не было мысли нас потом шантажировать. А так спишем все на несчастный случай, бумаги они оба подписывали, так что проблем не будет никаких. А так только пиар сильнее будет и больше клиентов. Так что это нам даже на руку. – Валериан Игнатьевич встал со стола и, сняв комбинезон, направился в душевую. – И вызови наш вертолет, мне сегодня надо расслабиться, я, как ни как, умер сегодня.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 479
Замечания : 0%
№27
Неразлучные
Как и прежде, кафе с не оригинальным названием, но с элегантным итальянским оттенком «Cappuccino», было тихим и уютным. Не так давно, хоть, кажется, что сто лет прошло с тех пор… мы с подругами вместе захаживали в кафе и наслаждались спокойной атмосферой. Под лиричное исполнение Эммы, Марко Ротелли, Вирджинио Симонелли, делились друг с другом переживаниями и чувствами. Сизый дым сигарет смешивался с ароматом свежесваренного кофе, окутывая, унося нас подальше из родного города в солнечную страну у моря. Теперь же, прихожу в это кафе одна.
На улице май. Греет весеннее солнышко и дует легкий, теплый ветерок. Я села за столик на летней площадке. Мои мысли вновь возвращаются к ней. В расцвете сил, в самую цветущую пору – она умерла. Каждый год май напоминает о ней россыпью снежных лепестков с фруктовых деревьев, сладким запахом сирени, печально склонившими головы ландышами и разноцветными тюльпанами на сырой могильной земле. Официантка принесла кофе. Я достала из пачки тонкую сигарету и жадно затянулась горьким дымом. Широкие темные очки скрывают опухшие от слез глаза. Наверное, очки придумали, чтобы прятать глаза не только от солнца, но и от любопытных прохожих. Я все еще вижу гранитный камень со словами: «Опустела без тебя земля, доченька. Помним. Любим. Скорбим». Год назад ее хоронили в красивом белом платье, которое, однажды, мечтает надеть каждая невеста. Вся могила была усыпана цветами. А сейчас, у серого камня лежат несколько скромных букетов. Даже после смерти, остаются лишь самые близкие люди. Они будут помнить каждую историю, особенно эту историю.
Нас было трое. Наши мамы познакомились в один из летних дней, во время прогулки с детскими колясками. Так и получилось, что с тех пор мы росли вместе. Мы стали неразлучными как родные сестры. Нас отдали в один садик, а за тем и в школу. Мы все с девчонками делали вместе: учили уроки, играли, ходили, друг к другу в гости. Родители записали нас в школу танцев. Им было удобно, один родитель забирал всю нашу компанию. А для нас танцы открыли новый мир. Как у героев из комиксов, в нас были скрыты сверхспособности. Хореография раскрывала индивидуальную особенность, укрепляя ее и отшлифовывая до совершенства. Мы становились пластичнее, артистичнее, грациознее, становились лучше с каждым днем. Как в сказке, гадкие утята превращались в прекрасных лебедей. Наши сверстники замечали перемены, они смотрели на нас с восхищением и завистью. Никто из них не задумывался, что все успехи нам достаются потом и кровью.
В нашей самой первой школе танцев, мы изучали основы. Нам с девчонками нравилось выступать в красивых платьях, слышать аплодисменты, видеть гордость в глазах родителей. Мы считали себя особенными. Но повзрослев, детские праздники перестали нас радовать. Нам захотелось серьезных состязаний, где бы наш талант был признан не только родителями. И мы пошли в школу, которая принимала участие в мировых чемпионатах. Увидев, на что мы способны, хореографы записали нас в худшие ученики. В этот момент наше детство кончилось. Нас обзывали бревнами, безмозглыми куклами, считали нас неспособными. Они ждали, когда мы бросим школу. Каждую тренировку превращали в пытку. Другие ученики видели в подругах и во мне неудачников. Но нас было трое. Мы не позволяли унынию завладеть нами. На тренировках отдавали себя без остатка. Приходили домой, продолжали растяжку и бесконечную отработку движений. Затем нас по очереди начали восхвалять. Одну приводили в пример остальным. Мол, смотрите, как нужно тянуть носок, у нее есть шанс, а вы бездари. Стиснув зубы, мы продолжали работу над собой. Благодаря усердию и дружбе мы выбились из ряда неудачников. Другие танцовщики сочли нас равными и приняли в свой круг. А потом для нас начались и выступления. Чтобы удержаться на паркете, ни в коем случае нельзя было понижать поставленную планку. Мы занимались до полного изнеможения, получали растяжения, приходилось даже соревноваться друг с другом.
Кроме танцев у нас была другая жизнь – школа. Тут одна без другой никак не могла обойтись. Мы большую часть времени страстно отдавали увлечению. Учеба тоже ревностно требовала отдачи. Тая подтягивала нас с Маринкой по гуманитарным предметам. Ей нравились литература, русский язык, английский, история. Меня же считали гением точных наук. Я помогала девчонкам сдавать химию, физику, математику. Маринка была душой компании. Она брала учителей обаянием, благодаря чему нашей компании часто делали поблажки. Не говоря уже о мальчишках, которые были в нее влюблены и давали списывать домашнее задание. Так мы с девчонками и окончили школу, они хорошистками, а я с золотой медалью. У меня и выбора другого не было. Родители поставили ультиматум, если я отстану в учебе, то и танцы для меня закончатся. Может быть, поэтому в танцах я была слабее Марины и Таи.
Несмотря на то, что мы были очень близки с подругами, мы были абсолютно разными. Маринка самая красивая среди нас. Длинные смоляные волосы до пояса. Выразительные серые глаза, подведенные кокетливыми стрелками. Пухлые губы красные или же ярко-розовые. Марина умеет эффектно выглядеть. Я бы никогда не осмелилась надеть то, что она обычно носит. Узкие, маленькие платья, выгодно подчеркивающие бюст и длинные, стройные ножки. Короткие шорты, высокие ботфорты, броская бижутерия, Марина гордилась своей красотой и не стеснялась привлекать к ней внимание.
Тая же напротив, скромная, романтичная натура. Она похожа на ангела: светлые, льняные волосы, большие голубые глаза, нежная улыбка, румяное личико. Тая любила погружаться в мир литературы. Она сочиняла стихи, которые зачитывала нам, вызывая волнение до слез. Подруга скромная во всем, из косметики предпочитает тушь для ресниц и легкие блески для губ. Редко она надевала платья выше колен. Они всегда милые, с бантиками, цветочками и прочими узорами. Мы любили Таю и всячески старались уберечь чистую душу от суровой реальности.
Я терялась на фоне подруг. У меня темно-каштановые волосы, карие глаза с шоколадным оттенком, легкая россыпь веснушек на носу. Косметикой вообще не пользуюсь, разве что прибегаю к ней ради выступлений. Маринка так и не смогла отбить мою привязанность к джинсам и футболкам. В них, я всегда чувствовала себя комфортней, чем в платьях и юбках. Невзирая на такое различие, мы были одним целым, дополняя друг друга.
После школы девчонки поступили в хореографический колледж. Родители Маринки рвали и метали. Они хотели, чтобы дочь поступила в университет на юридический факультет. Танцы – это ведь всего лишь увлечение. Но Маринка всегда добивалась поставленной цели, никто не мог ее остановить. Она закатывала скандалы, объявляла голодовку, уходила из дома. Подруга сломала настрой родителей и таки поступила в колледж. Таю, родные поддержали, они хотели, чтобы дочь жила по велению сердца. Поступление далось ей легко. Я тоже хотела последовать их примеру. Но родители были категорично против. Окончив школу с золотой медалью, растрачивать свои знания на танцы, было неприемлемо для моей семьи. Не осмелившись на бунт по примеру Маринки, я отправилась учиться на факультет иностранных языков.
Профессиональные танцы для меня закончились. Лишь в клубах, как и прежде мы танцевали втроем. Также в свободное время мы гуляли в парках, посещали выставки, ездили отдыхать за город на дачу. На личную жизнь у нас были разные взгляды. Марина из парней вила веревки. Ей не нужна была любовь. Со школы привыкла к тому, что представители мужского пола падают перед ней ниц. Стоит поманить наманикюренным пальчиком, как все бегут, ломая ноги. Марина научилась извлекать из мужчин пользу, ловко манипулируя ими. Она видела рядом с собой богатого мужчину потакающего ее капризам. Тая идеализировала мужчин, и каждый поклонник со временем разочаровывал ее. Тае верила в сказки, ей нужен был принц, благородный и прекрасный. Я же мечтала о друге. Хотела, чтобы рядом был человек, который любил бы меня и понимал. Я год прожила с парнем. Все закончилось его изменой и моим разбитым сердцем. Трудно было научиться вновь, верить в любовь.
* * *
Мы с девчонками сидели в «Cappuccino» за обедом. Тая рассказывала сюжет книги, которую недавно прочитала. Она умела оживлять героев из романов, она так эмоционально вела рассказ, меняя голос и жестикулируя, будто бы это все случилось на ее глазах. Мое внимание целиком было приковано к подруге, как вдруг, я услышала знакомый язык. За соседний столик подсел мужчина. Он заговорил с официанткой на беглом итальянском. Девушка растерянно смотрело на него. Немецкий и итальянский были моим профилем. Я решила помочь им разобраться с проблемой, и заодно попрактиковаться. Мужчина с моей помощью заказал себе обед, а я согласилась на чашечку кофе. Его звали Серджио. Он приехал из Сорренто, на несколько дней в наш город. Его привлекла вывеска на родном языке. В надежде, что тут владеют итальянским, он заглянул. Серджио не был красавцем, но что-то меня зацепило в иностранце. Мы продолжили общение, я показала ему город. Он попросил оставить свой номер телефона. Я думала из вежливости. Но он стал звонить ежедневно, а через полгода приехал и сделал мне предложение.
Дата свадьбы приближалась. Совсем скоро я оставлю все, что мне так дорого. Мы с подругами поехали на дачу. Чем меньше оставалось дней к моему отъезду, тем больше времени мы старались проводить втроем. Мы лежали в кругу, держась за руки. Смоляные волосы, разметавшиеся по траве сплетались со светлыми, с каштановыми, создавая причудливое полотно. Сквозь темные очки мы смотрели на безоблачное, чистое небо. Пусть это так по-детски, но всегда неразлучные мы стояли на пороге расставания. Хотелось напоследок почувствовать нашу близость.
– Я читала, что люди давшие клятву на крови никогда не потеряют друг друга. Сколько бы километров не разделяло их, какие бы преграды не становились перед ними, их будет притягивать непреодолимая сила. И они всегда будут вместе, – поведала нам Тая.
Она как фея лежала в изумрудной зелени, в складках легкого персикового платья. На лице играла загадочная улыбка.
– Значит, если мы дадим такую клятву, то Наташка, нежась под солнышком на берегу моря, будет сгорать от желания поскорее к нам приехать? – задумчиво спросила Марина.
Она перевернулась на живот и хитро прищурила глаза.
– По идее, именно так и должно быть, – согласилась Тая.
Вечером, мы провели ритуал. На ладонях левой руки сделали надрезы и соединили их, смешивая кровь, размазывая ее по рукам. Мы клялись никогда не забывать друг о друге, приходить по первому зову и до самого конца оставаться друзьями, быть неразлучными. Ничто, никогда не станет сильнее нашей любви. Мы торжественно запили нашу клятву текилой. И хмельные, босиком плясали языческие танцы, пока на небе не зародился рассвет.
После свадьбы, у нас троих глаза были на мокром месте. Расставаться было страшно, горько и больно, но мы с этим справились.
После долгой разлуки я приехала навестить родителей и подруг. Раньше никак не получалось. У нас с Сержио родился сын. Я могла оставить Джино с отцом и бабушкой, только когда ему исполнится два годика. Девчонок звала в гости. У них не получалось приехать, концерты, кастинги и прочее. Но этим летом они обещали посетить солнечное Сорренто. И вот, наконец, я имею счастье видеть эти родные лица.
Как обычно мы встретились в нашем любимом итальянском кафе. Напротив меня сидела Тая. Тонкий колосок обручем оплетал голову, переходя в ниспадающие на спину светлые волны. Лицо чуть тронутое косметикой сияло от счастья. Рядом сидела Марина. Она по-хозяйски возлагала на плечи подруги руку, то целовала ее в щеку. Тая лишь расцветала улыбкой. Прикосновения Марины не были какими-то «нетрадиционными», между ними будто было острая необходимость чувствовать друг друга. Они выглядели такими радостными, глаза блестят, наперебой рассказывают о своих успехах. Я тогда и подумать не могла, что вижу их такими счастливыми в последний раз. Если бы я могла хотя бы допустить одну мысль…
Девчонки прошли кастинг в один именитый шоу-балет. Теперь они выступают на сцене вместе со знаменитостями, под песни которых мы зажигали в юности. Их мечта сбылась. И как сказала Маринка: « До славы остался один шаг». Мне нравилось на них смотреть. Они выглядели как самые близкие люди. Я поняла, что у них все хорошо. Я уезжала со светлой грустью и спокойной душой.
После отъезда наше общение участилось. Я разговаривала по скайпу, по телефону, то с Таей, то с Мариной. В их труппе, главная танцовщица собирается уходить в декрет. Намечается новая постановка, с которой они будут гастролировать по Европе. Между танцовщицами проводили конкурс на место солистки нового шоу. Из пятнадцати девушек отобрали пять, из которых одна и получит главную роль. В эту пятерку попали Тая и Марина.
– Я получу ведущую роль, чего бы мне это не стоило! – заявила Марина.
Она просила Таю отказаться от кастинга. Ведь для нее очень важно получить это место. Ради него она шла по головам других танцовщиц, таща за собой подругу. Пусть не честно, но она его заслужила. Ей не хочется переступать через самого близкого человека, но Тая непреклонна.
– Получить ведущую роль – моя мечта тоже. Не хочу плясать на втором плане. Если я могу получить лучшее место, почему должна отказываться от такого шанса? Пусть Марина делает что хочет. Я ее не боюсь, – показала свою позицию Тая.
С этих пор между ними будто черная кошка пробежала. Две родные души стали чужими. Так бывает, что родные люди ссорятся. Но потом им все равно приходится искать точки соприкосновения. Я пыталась решить их конфликт. Девчонки не собирались уступать друг другу.
– Марин, ну с чего ты взяла, что конкуренция только составляете только вы с Таей? С вами соревнуются еще три девушки, – спрашивала я подругу.
– Две из них откажутся от кастинга в последний день.
– Как так? – удивилась я.
– Так. Муж первой узнает, что она спит с директором. Вторая лечится в венерологии. Ей грозит вылет из шоу-балета.
– Шантаж?
– Я же сказала! Добьюсь своего любой ценой!
– А как же третья танцовщица?
– Она не в счет. Попасть в пятерку ее предел. Если вдруг она станет первой – удавлю собственным чулком, – сквозь зубы процедила Марина.
Слова подруги напугали меня. Она настроена более чем серьезно. Надо спасать Тайку. Не знаю, что Марина с ней сделает, но рука ее не дрогнет.
– Тай, ну брось ты эту затею. Сама знаешь, если Марина получит то, что хочет, поможет и тебе. Зачем пятнать столько лет дружбы? – пыталась найти подход к Тае.
– Нат, а ты не задумывалась, что я попала в пятерку не потому, что Марина всюду так старается, а потому, что я хорошо танцую?
Я будто бы в стену уперлась и продолжаю идти, борясь с сопротивлением. Каждый день я разговаривала с подругами, но ни одна из них не собиралась отступать. День кастинга приближался, и мне становилось жутко. Я хотела бы, чтобы они обе провалились.
Тая не выходила из зала, отрабатывая свое соло перед кастингом. Марина же отправилась к директору. Она зашла в кабинет и заперла за собой дверь.
– Ты чего? – спросил плотный, коренастый мужчина, сидевший за столом, упершись взглядом в монитор.
– Поговорить хочу, – Марина села напротив директора, выложив стройные ноги перед ним на стол.
Мужчина жеста не оценил, продолжая, пялится в компьютер.
– И о чем же?
Они раньше были любовниками. Благодаря чему Марина смогла заполучить место в труппе для себя и Таи. А потом она его подчинила себе также как и остальных мужчин.
– Толь, мне нужна главная роль, – лениво проговорила Марина.
– Ты же знаешь, это не от меня зависит.
– Скажи от кого.
– От нашего нового спонсора Алексея Викторовича.
Наверное, он надеялся, что после такого ответа Марина отстанет. Но весь ее вид говорил о решительности.
– Устрой мне с ним встречу.
Мужчина отвел взгляд от монитора, и начал сверлить им собеседницу. Он долго думал, что ответить. И наконец, сказал:
– Хорошо.
Марина стояла у двери в приватную комнату. На ней был откровенный наряд, подчеркивающий все ее достоинства. Ей не впервые приходилось соблазнять незнакомца. Самое главное, что открыв дверь, она навсегда изменит свое будущее, эта мысль вызывала в ней волнение. Марина вошла в комнату. На диване сидел молодой красивый мужчина. Она удивилась, обычно влиятельные люди толстые, лысые и старые. Тем лучше для нее, встреча пройдет приятней, чем ожидалось.
– Вы искали со мной встречи? – спросил молодой человек.
– Да, искала, – томным голосом ответила Марина.
– По какому вопросу?
Марина присела рядом с ним, чтобы он лучше ее рассмотрел.
– По вопросу главной роли в новой постановке.
– Ах, вот в чем дело, – притворно удивился Алексей Викторович. – Тогда, вы ее получите.
– Правда?
Мужчина внимательно рассматривал Марину, останавливаясь на откровенных деталях.
– Даю слово!
Марина вышла из комнаты довольной, но немного раздосадованной из-за того, что все прошло не совсем так, как она представляла.
Пришло время кастинга. Три девушки исполнили свое соло. И теперь ждали, когда же хореограф Елена Васильевна вынесет свой вердикт. Женщина смотрела на танцовщиц так, будто и вправду она принимает решения.
– Главную роль получает Тая. Ее дублер Марина. Всех поздравляю. Девочки не расслабляемся, скоро репетиции.
Марина не верила своим ушам. Как такое могло произойти? Она же все продумала. Марина со жгучей ненавистью смотрела на неподдельную радость подруги.
– Как тебе это удалось? – уже в гримерке прошипела Марина.
– Может быть потому, что я лучше тебя? – самодовольно ответила подруга.
Вечером я слушала злые рыдания в телефоне, которые постепенно переходили в отчаянье.
– Наташка, как она могла так со мной поступить? Я стольким пожертвовала ради работы, ради того, чтобы однажды стать лучшей! Я же и ее всюду за собой тянула. А она вон как, змея подколодная!
– Марин, ну может, хватит тебе уже? Мы никогда не завидовали победам друг друга. А тут вдруг, ты готова смешать с грязью близкую подругу. Тебе должно быть стыдно!
– Сты-ы-ыдно? – задыхалась всхлипами подруга. – Нат, чтобы остаться в шоу-балете я сделала аборт. На приличном сроке. Я же не знала, что беременна. Нат, эта змея держала меня за руку. Только она и знала, что для меня танцы. Я теперь бесплодна. Кому я теперь такая нужна? И танцевать долго не смогу! Молоденькие и так уже на пятки наступают.
Марина разревелась в телефон с новой силой. Я была глубоко-поражена признанием подруги, но и поверить не могла, что Тайка способна на такое предательство. Я решила поздравить вторую подругу с победой.
– Ты молодец Тай! Я рада, что твоя мечта осуществилась.
– Спасибо, Наташенька, хоть ты меня поддержала, – в голосе Таи неслышно было и толики сожаления.
– Но все же скажи, как тебе удалось так поступить с Мариной, после того, что она пережила?
В телефоне воцарилось долгое молчание, после чего Тая заговорила другим голосом уставшим, лишенным радости.
– Наташ, я горевала вместе с ней. Я будто бы тоже потеряла ребенка. Ты знаешь, что она делала ради достижения своей цели? – не дождавшись моего ответа, она продолжила. – Она подсыпала немного порошка в утренний кофе нашей соперницы, после чего объявила, что та принимает наркотики. Другой, как ни банально, подставила подножку на лестнице. Так мы и попали в пятерку, устраняя лучших. Когда я стала ее конкуренткой и отказалась уступить, Марина пообещала сделать и меня инвалидом-наркоманкой. Наташ, я должна ее остановить. Я тоже сочувствую ее утрате, но остальные девушки имели право на честную борьбу. Кем станет наша Марина, если в таком же духе будет топтаться по головам не только соперников, но и лучших друзей?
Я долго думала над словами Таи и в итоге приняла ее сторону. Но понимала, что Марина не отступиться пока не получит своего.
На следующий день, после бессонной ночи, Марина влетела в кабинет директора без предупредительного стука.
– Ты знал! – обвинительно ткнула пальцем в директора.
Мужчина выставил, перед собой руки, будто защищаясь.
– Мариш, это не я решаю!
– Сделай что-нибудь! Ты же руководитель.
– А он спонсор. И он заказывает музыку. Я не могу тебе помочь.
– Хорошо, – лед звучал в ее голосе. – Как мне с ним связаться?
– Нет.
– Толик…
– Нет, Марин, и не проси.
– Толь, а твоя жена знает имя последней любовницы? Может быть, все знают, какие маленькие, крохотные суммы не доходят до счета шоу-балета?
Мужчина смерил ее тяжелым взглядом и что-то быстро начал писать на блокнотном листе. И протянул Марине. Она увидела написанный размашистым почерком адрес.
– Спасибо, пупсик, – Марина послала ему воздушный поцелуй. От чего он скривился как от лимона.
Марина сидела в своей машине и наблюдала за входом в ресторан. К восьми часам должен приехать Алексей Викторович. Он обычно ужинает в этом ресторане, и всегда приезжает к восьми часам. Что она будет делать, Марина пока не знала. Если он явиться один, то это ей на руку. А если будет не сам, придется рисковать и выглядеть дурой. Марина знала точно, что просто так отсюда не уйдет.
У ресторана остановился черный джип. Из него вышел Алексей Викторович и остановился. На его ладонь опустилась белоснежная рука. А затем вышла Тая.
– Тая! Твою ж мать! Теперь понятно, откуда-то ноги растут, – ругалась Марина. – Ну, подруга! Ну, красава! Тварь такая…
Марина лихорадочно обдумывала план действий. Заходить в ресторан, смысла никакого нет. Но как теперь повлиять на этого чертового спонсора? Сначала надо ликвидировать подружку. Марина отправила Тае сообщение на телефон: «Выходи на улицу. Жду тебя».
Подруга не выходила. Рядом с таким кавалером ей было не до завистниц. Наверное, решила проигнорировать сообщение, дабы не портить себе вечер. Марина начала обдумывать новую тактику, как из ресторана появилась Тая и направилась к машине подруги.
– Зачем ты приехала? Решила разборки мне устроить? – сразу накинулась на нее Тая.
– Какие разборки? Мы же подруги. Я приехала поздравить тебя.
– Ага. Спасибо. За твоим шипением в гримерке, я особой радости не услышала.
– Я просто удивилась, как тебе удалось меня обойти, ведь все было продумано. Ну, теперь-то понятно. Ученик превзошел своего учителя.
– Ты думаешь, я такая же, как ты? Нет. Однажды Леша подошел ко мне после концерта и пригласил на ужин. Я еще не знала кто он. Мы встречались несколько раз, а потом он сказал, что я могу стать солисткой в постановке. Я не стала отказываться от предложения. Тем более ты так яростно начала вести со мной войну.
– Интересный фрукт, твой Леша. Значит, не спала ты с ним?
– Нет.
– А он со мной спал.
– Что?
– Да-да, спал. Не раз и не два. Он так страстно меня имел, будто у него три года секса не было.
– Врешь ты все!
– Не вру, он мне главную роль обещал. Не зря же я твои движения буду разучивать. Я заменю тебя, как только ты надоешь. Недотрога. Поэтому, готовься подарить ему особенный вечер. Будешь отрабатывать свою роль. Бесплатно никто ничего не дает. Такова жизнь, детка. Пора взрослеть. Надеюсь, с тобой он будет не так груб, как был со мной в прошлый раз.
– Да пошла ты!
Таю очень задел разговор с бывшей подругой. Она села в ближайшее такси у ресторана, и со злостью захлопнула за собой дверь. Облокотившись на свой автомобиль, Марина ехидно рассмеялась.
Через некоторое время, вооружившись наглостью, она заняла место подруги в ресторане. На ее удивление, Алексей отвечал на все ее вопросы, после того как она его убедила, что Тая решила уехать домой и уступить ненадолго свое место за столиком подруге. Получив такие желанные ответы, Марине захотелось напиться до степени, чтобы забыть все то, что она натворила.
– Марин, мне давно нравится твоя подруга. Она начала отвечать мне взаимностью. Ее симпатия ко мне, подарила надежду, что однажды она согласиться на роль супруги. А ты согласишься на ее роль в шоу. Поэтому я дал тебе обещание, которое намеревался сдержать.
* * *
Утренний звонок разбудил меня. Дыхание сжалось комком в горле, от тревожного, всхлипывающего женского голоса. Тая погибла в автокатастрофе. Я не верила. Такого не могло с ней случиться. В груди душила жгучая боль. Время остановило свой бег. Тая умерла. Ее больше нет. Машина врезалась в такси с пассажирской стороны. Оба водителя живы, а Тая умерла до приезда скорой.
На похоронах было много людей. Они плакали и несли цветы. Таю хоронили в открытом гробу. Это было жуткое, болезненное зрелище. Всегда улыбчивая, милая, застенчивая девушка, так похожая на ангела, неподвижно лежала. Прекрасное лицо обезображено уродливыми, бурыми кровоподтеками. Льняные волосы шелковым одеялом расстилались под хрупкой фигурой, в белоснежным платье. Она не выглядела умиротворенной. Скорее безучастной и печальной. Стенания Таиной матери резали ножом по сердцу резали. В тон ей кричала Марина. Всклоченные волосы собраны в хвост. Без макияжа и лоска, сломленная, похожая на сумасшедшую, она бросалась к гробу и просила прощения.
– Прости меня, Таечка! Прости!
Когда Марина более-менее пришла в себя, то и поведала всю историю, что произошла между ними. В той комнате Марина не соблазнила Алексея. Он сказал, что у него есть отношения, которые он не хочет портить. Раз Марина так отчаялась, что готова на все, он поможет ей, ничего не требуя взамен. «Наташ, это был ее принц!», говорила Марина, начиная всхлипывать.
Через довольно таки короткое время, Марине позвонил директор и предложил занять место Таи. В труппе судачили, что она подсидела лучшую подругу. Марина не обращала внимания на сплетни. Она получила главную роль, к которой прошла по головам всех, кто мог ей помешать. Но после выступления в Мюнхене, покинула шоу-балет. Вернулась домой и устроилась стриптизершей в клуб. Нет, она танцевала не в каком-нибудь притоне, а в элитном заведении. Смерть Таи остановила ее. Она перестала искать заоблачные цели. Марина считает, что стриптиз и похотливые мужики – это все, чего она по-настоящему достойна. У нее появилось новое увлечение. В свободное время перечитывает все те книги, про которые рассказывала нам Тая.
Официантка принесла счет за две чашечки кофе. Я расплатилась и вышла на улицу, вдыхая весенний городской воздух. Корю себя за то, что в момент зарождения конфликта, не села на самолет и не прилетела. Может быть, мое вмешательство изменило бы их судьбы.
Я забираю родителей в Сорренто. Мой сын должен знать своих дедушку и бабушку, а они должны понянчить внука и прожить достойную старость. Но через год я вновь вернусь, чтобы положить майские цветы на ее могилу, прочесть печальный эпитафий и вновь в любимом кафе вспомнить эту историю. Я скучаю за ней. В моей памяти она остается живой, милой и такой романтичной. Марину приглашаю к себе в гости. Она обязательно приедет. Я единственный близкий человек, который остался с ней, не смотря на прошлые поступки. Может быть, она не заслуживает прощения, но я ее люблю, и верю, что она станет лучше.
|
|
|
